- Ты помощник архивариуса? – одновременно со мной спросил он.

- Какая стремянка?

- Какой помощник?

И снова вместе – какой синхрон!

Он внимательно осматривался, пробегая взглядом по разложенным на столе и полу бумагам, по цветным наклейкам с надписями на полках, пока не остановился на мне, изучая маску, перчатки и халат. Вот, честное слово, я почувствовал себя раздетым на осмотре врача в поликлинике.

- Так что со стремянкой? – спросил я.

- Вот именно, и я о том же, - сказал он.

- Чего?

- Что?

Я не чувствовал себя таким дебилом даже в обществе Флорентия.

Он почесал переносицу и взлохматил светлые волосы, настороженно глядя на меня темно-серыми глазами.

- А где архивариус?

- Так что со стремянкой?

Опять одновременно произнесли мы. Он поднял руку, показывая, что будет говорить первым, я кивнул, но сначала решил уточнить, кто он, что-то меня разбирало сомнение, что это Максим, да и одет по-другому: охранники все были в черных футболках и черных штанах, а этот в стильных голубых джинсах и тонкой, до прозрачности, белой рубашке с короткими рукавами.

- Ты кто? – спросил он в тот же момент, когда я задал этот же вопрос.

Он возмущенно посмотрел на меня и показал поднятую руку, мол, мы же договорились, что я спрашиваю первым. Я закатил глаза, но, возможно, он не заметил за пылью, покрывающей стекла, и махнул рукой.

- Где архивариус?

- Здесь, - лаконично ответил я.

- Где именно?

Боже! Мне кажется, что конкистадоры, завоевывавшие Америку, и то смогли бы быстрее найти общий язык с местными аборигенами, чем я с ним.

- Перед тобой. Ты стремянку принес?

- Зачем? Хотя сейчас.

Он вышел и вернулся буквально через пару минут с шикарной складной лестницей, деревянной, покрытой лаком, с площадкой наверху и перильцами. Наверное, стащил из библиотеки, а я ее там и не заметил.

- Нужно только разобраться, как ей пользоваться.

- Разберусь.

- Да? – усомнился он. – А она тебе прям сейчас нужна?

Я поднял руку и показал на злосчастную коробку.

- Ага, сейчас.

Мы начали крутить довольно тяжелую лестницу, пытаясь ее собрать, как положено; когда нам это удалось, парень проворно взобрался на лестницу, снял коробку и передал ее мне. Я опасался, что стремянка развалится, но она оказалась в отличнейшем состоянии не только с виду. Поставив коробку на пол, я снял крышку и увидел стопку старых толстых тетрадей, просмотрев их, я благоговейно произнес:

- Дневники Шенборнов, несколько поколений. Кстати, тебя как зовут?

Он присоединился ко мне, с интересом разглядывая вышитую обложку верхнего дневника, и сказал:

- Яр.

Он уселся на ступеньку лестницы, я – на стул, и в четыре руки мы разложили дневники по хронологии. Я взял самый первый и начал листать его: все записи на французском языке, как было тогда модно. Французский я знал очень хорошо на школьном и университетском уровне, но не более, а учитывая почерк…

- Похоже, это того, кто построил усадьбу, - сказал я, вчитываясь в текст. – Французский знаешь?

Яр помотал головой:

- Только английский нормально и немецкий через пень-колоду, а ты?

- Относительно, - пожал я плечами.

- Читай, - велел он.

Мне было самому интересно, и я согласился, снимая маску:

- Ладно.

Примечание к части Скутигера или мухоловка обыкновенная http://s003.radikal.ru/i204/1407/18/1fb01720ee0f.jpg

Она же, открывать осторожно! Только людям с крепким нервами, я вас предупредила! http://s50.radikal.ru/i130/1407/fb/ccfff5357145.jpg

Глава 4

Пока я снова перелистывал пожелтевшие страницы, ну как перелистывал, скорее, аккуратно переворачивал в поисках попавшейся мне фразы про строительство усадьбы под Киевом, Яр смотрел на меня каким-то странным взглядом, малость нервирующим. И что ему не так?

- Вот, - сказал я и начал читать.

Яр склонил голову к плечу и не сводил с меня глаз, внимательно слушая. Когда я закончил, он резюмировал:

- Красиво как журчание ручейка, может, теперь по-русски?

Черт! Я читал на французском, даже не заметив этого. Недовольно посмотрев на Яра, я стал переводить:

17.06.1821

Я никогда не чувствовал такого подъема и вдохновения, как при постройке этой уединенной усадьбы, ведь я строил дом для своего возлюбленного Сашеньки. Прислуга разобрала последние подводы с мебелью, все расставлено, даже всякие его излюбленные мелочи: фарфоровые безделушки, серебряные вазочки; повешены портьеры и картины. Все готово к его приезду. Жду не дождусь, когда смогу его обнять. Николаша тоже с нетерпением ожидает Сашеньку, он очень к нему привязался. Даже не ожидал, что мой сын и мой любимый подружатся.

Я с недоумением глянул на Яра, он сидел, нахмурив брови и сосредоточенно о чем-то думая. Я продолжил:

22.06.1821

Самый несчастливый день моей жизни. Привезли письмо, что мой Сашенька убит на дуэли. Мне незачем больше жить, прости, Николаша, и прощай. Сашенька, я иду к тебе, душа моя.

Дальше записей не было, и я закрыл тетрадь и застегнул ремешочки, погладив кожаную обложку.

- И? – вскинул брови Яр.

- И ничего, - спокойно ответил я, хотя почему-то хотелось плакать: никогда в своей жизни я так не окунался в историю. Странно. – Дневник больше не велся, надо полагать, он отправился на встречу к Сашеньке.