Первая остановка автобуса была в Консепьоне, небольшом запыленном городке. В автобус вошел офицер вооруженных сил Панамы. Он нашел Спадафору и снял с полки его сумку.

«Пройдемте», – сказал офицер.

Спадафора поднялся, по пути на выход показав водителю свои документы.

«Теперь вы знаете, кто я, – произнес он. – Доктор Уго Спадафора. Меня задержал представитель вооруженных сил».

Водитель потребовал оплатить проезд – один доллар двадцать центов – и пронаблюдал, как офицер и Спадафора пересекли городскую площадь. К ним присоединился еще один офицер. Они прошли три квартала до местного военного поста и исчезли за воротами.

На следующий день коста-риканский фермер, живший неподалеку от панамской границы, собирал разбежавшихся куриц и случайно заметил торчащие из грязного пруда ноги. Фермер приблизился и увидел тело в мешке, обозначенном как собственность Почтовой службы США. Прибывшая полиция обнаружила, что у тела нет головы. На следующий день погибшего опознали как Уго Спадафору. На теле виднелись следы пыток, желудок был заполнен кровью, которой Спадафора наглотался, пока его голову постепенно отделяли от туловища.

«Они казнили Спадафору!» – кричал заголовок оппозиционной газеты «La Prensa». Далее в ней содержалось заявление отца жертвы, уважаемого человека, которое заложило основу для конфликта, что будет зреть еще четыре года, прежде чем вспыхнет мировой кризис.

«Жуткое убийство доктора Уго Спадафоры спланировал и хладнокровно привел в действие глава G-2 полковник Хулио Янг, выполнявший приказы главнокомандующего вооруженными силами генерала Мануэля Норьеги. Мы располагаем доподлинными доказательствами данных фактов».

Еще со времен испанского колониального правления Панаму ценили как краткий низколежащий путь между Атлантическим и Тихим океанами. В девятнадцатом веке чиновники Вашингтона мечтали о морском пути через Центрально-Американский перешеек. Их решение построить канал через Панаму, вместо Никарагуа, заставило провести бескровный переворот, который привел к созданию Республики Панама. Канал, открытый в 1914 году, дал Штатам власть над окрестными территориями. Он также поспособствовал росту патриотических настроений, неотвратимо принявших антиамериканский характер. Спустя много лет на этой почве стали происходить вспышки конфликтов.

Самая кровавая случилась в 1964 году, когда несколько сотен панамских студентов прошли к каналу с флагом и баннером, на котором значилось: «В Зоне канала правит Панама!» Завязались стычки, и панамский флаг оказался порван. Это спровоцировало еще три дня бунтов, в ходе которых были убиты двадцать два панамца и четверо американских солдат. Сотни были ранены. Также был нанесен убыток собственности в два миллиона долларов США.

Восстание 1964 года послужило началом нового вида панамского патриотизма. Он сосредоточился на конкретной цели: вернуть Зону и сам канал, важнейший ресурс страны, под власть Панамы. В рамках этого движения бедное цветное большинство страны надеялось вырвать родину из рук проамериканских олигархов, rabiblancos – «белохвостых». Военный переворот 1968-го, в результате которого власть захватил Торрихос, стал триумфом этого движения.

«Я не хочу войти в историю, – заявил Торрихос в одной из первых речей после переворота. – Я хочу войти в Зону канала».

Заняв пост президента США в январе 1977-го, Джимми Картер совершил мужественный и прозорливый поступок: он запустил серию совещаний по поводу будущего Панамского канала. Позже в том же году американские и панамские дипломаты пришли к согласию и заключили два договора, которые в корне изменили длительные взаимоотношения между этими двумя государствами. США согласились полностью покинуть Зону канала к 2000 году и передать контроль над каналом Панаме. Взамен Панама гарантировала «полный нейтралитет» канала. Хотя договоры стали причиной многих споров, обе страны их подписали.

Таким образом, Панама вполне могла прийти к стабильности. Все осложнилось после смерти Торрихоса в 1981 году. Его преемники разделяли плохо скрываемое презрение к традиционной демократии, но не стремление к социальной справедливости. К 1983 году самый продажный из них, генерал Норьега, стал командиром Национальной гвардии (которую стал называть Вооруженными силами Панамы) и главой государства. Первым его власть оспорил Уго Спадафора – и поплатился за свою дерзость жизнью.

Во время убийства Спадафоры Норьега находился в дерматологической клинике Женевы. Он проходил лечение в надежде поправить изрытое оспинами лицо. Там он принял срочный звонок от майора Луиса Кордобы, главы подразделения, которое захватило Спадафору. Очевидно, никто из собеседников не осознавал, что телефонную линию прослушивают американские разведчики.

«Бешеный пес у нас», – сообщил своему командиру майор Кордоба.

«И как поступают с бешеными псами?» – поинтересовался в ответ Норьега.

Именно этих слов ждали солдаты, чтобы начать долгую ночь пыток, которая окончилась обезглавливанием Спадафоры.

Годом ранее Норьега сфальсифицировал выборы, благодаря чему президентом Панамы стал ничем не примечательный экономист Николас Ардито Барлетта. Теперь Норьега потребовал, чтобы президент публично объявил о его непричастности к убийству. Барлетта отказался, и уже двадцать седьмого сентября, спустя две недели после смерти Спадафоры, Норьега вынудил его подать в отставку. Барлетта покинул правительство, но сделал пророческое предупреждение. «Послушай меня, – сказал он Норьеге. – Придет день, когда ты пожалеешь о том, что творишь сейчас. Попомни мои слова».

Норьега собрал необычайно разнообразных и влиятельных друзей. Среди них были диктаторы, партизаны, контрабандисты и высокопоставленные американские чиновники.

ЦРУ завербовало Норьегу еще юным кадетом в Перуанской военной академии. Его заработок все рос, пока он продвигался вверх по карьерной лестнице. Когда Норьега достиг поста главы военной разведки, его зарплата составляла сто десять тысяч долларов в год. Он стал одним из ценнейших «объектов» ЦРУ в Латинской Америке и даже встретился с главой ЦРУ, Джорджем Бушем, в Вашингтоне в 1976 году.

В начале восьмидесятых Норьега стал партнером наркокартеля в Медельине, Колумбия, и предоставил ему свободный доступ к секретным аэродромам Панамы. Оттуда в США попадало огромное количество кокаина. За подобные услуги картель выплачивал Норьеге около ста тысяч долларов за вылет. Однако Норьега, что характерно, в то же время являлся главным осведомителем Управления по борьбе с наркотиками. Он выдавал Управлению ценную информацию, благодаря которой под арест попадали сотни представителей картелей-соперников, а тонны кокаина оказывались изъяты. Старшие чиновники США давали Норьеге хвалебные рекомендации.

В тот же период Норьега особенно внушил к себе доверие администрации Рейгана: он согласился помочь никарагуанским «контрас». Публично он сыпал дежурными фразами о необходимости восстановить мир, о сотрудничестве стран Центральной Америки, но тайно оказывал необходимую поддержку «контрас». Он принимал их лидеров в Панаме, разрешил Штатам обучать бойцов на секретных панамских базах и закрывал глаза на то, что американцы начали использовать авиабазу «Говард» в Зоне Панамского канала, с которой отправляли оружие на собственные базы вдоль границы Никарагуа с Гондурасом.

После того как Норьега сместил президента Барлетту, американский посол в Панаме Эверетт Бриггс решил усилить влияние США. Этому воспротивился его начальник, заместитель Госсекретаря Эллиот Абрамс, яростный сторонник «контрас». Два месяца спустя Норьега отправился в Вашингтон на встречу с главой ЦРУ, Уильямом Кейси, желая узнать из первых уст, что же о нем думают Штаты. Кейси был одним из создателей проекта «контрас», и вместо того, чтобы отчитать Норьегу или потребовать иного отношения, он повел себя крайне дружелюбно.

«Он позволил Норьеге сорваться с крючка, – позже сообщил комиссии конгресса старший чиновник Госдепартамента Френсис Макнил. – Он отчитал Норьегу лишь за то, что тот позволил кубинцам использовать Панаму, чтобы избежать торгового эмбарго, но ни словом не упомянул наркотики или, если я правильно помню, демократию».