«Тела лежат за зданием штаба. Желаете на них посмотреть?»

«Нет».

«Почему же?»

«Если по счастливой случайности, а шанс тут один на миллион, вам поверят, что они покончили с собой в церкви, а я лично увижу их и пойму, что это не так, будут проблемы».

Конейн поступил мудро. Он чуял неладное и знал, что если взглянет на трупы, то ему придется иметь дело с суровой правдой. Теперь же он мог искренне заявлять, что не располагает никакой информацией, кроме той, что ему сообщили генералы. Так он и написал в телеграмме Кеннеди.

Президент как раз проводил совещание в Белом доме, когда в кабинет ворвался Майкл Форрестол с докладом о смерти Зьема и Ню. Кеннеди был потрясен. Очевидно, он даже не подозревал, что переворот может завершиться так. Глава государства, верный союзник, человек, которого Кеннеди лично знал и поддерживал, причем католик, погиб в результате переворота, инициированного США.

«Кеннеди вскочил и бросился прочь из кабинета с таким ужасом на лице, какого я никогда не видел, – вспоминал позже генерал Тейлор. – Прежде он настаивал, что Зьем максимум должен отправиться в ссылку. Его заставили поверить, или же он сам себя убедил, что смена власти может пройти бескровно».

ЦРУ вскоре получило фотографии изуродованных тел Зьема и его брата с по-прежнему связанными руками. На служебном совещании в Белом доме утром четвертого ноября советник президента по национальной безопасности Макджордж Банди предупредил, что через пару дней снимки наверняка окажутся на первых полосах мировых изданий. Люди придут к очевидному выводу.

«Не лучший способ покончить с собой», – сухо заметил Банди.

Кеннеди пребывал в отчаянии. Убийства в Сайгоне, как позже сказал Форрестол, «глубоко его потрясли по моральным и религиозным соображениям; они пошатнули его уверенность в советах, которые он получал с вьетнамской стороны». По словам историка Эллен Хаммер, Кеннеди «был ошеломлен и удручен», осознав, что «первый католик, ставший главой Вьетнама, погиб в результате политики, которую одобрил первый американский президент-католик». Помощник даже попытался утешить президента: напомнил, что Зьем и Ню были тиранами.

«Нет, – ответил Кеннеди. – Они просто попали в сложное положение. Они делали все возможное для своей страны».

Начав за завтраком и окончив перед обедом пятнадцатого сентября 1970 года, горстка руководителей и чиновников в Вашингтоне сделали то, чем никогда еще американцы не занимались. В серии безостановочных и быстрых встреч, полных мрачных предостережений об угрозах национальной безопасности, они решили свергнуть правительство, даже не пришедшее к власти. Своей жертвой они избрали Сальвадора Альенде Госсенса, будущего президента Чили.

Казалось бы, Чили – не то место, чтобы США планировали там рискованный и жестокий заговор. Маленькая страна, лежащая далеко от американских берегов, никогда не представляла собой военную угрозу Штатам. Генри Киссинджер однажды сказал ставшую известной фразу: «Чили – это кинжал, направленный в сердце Антарктики». И все же, когда Альенде победил на президентских выборах четвертого сентября 1970 года, он посеял панику в кулуарах американского правительства. Альенде, всю жизнь бывший антиимпериалистом и почитателем Фиделя Кастро, поклялся национализировать американские компании, державшие в руках экономику его страны.

Так как Альенде не получил значительного большинства голосов, победителя должен был утвердить чилийский конгресс. В прошлом он просто выбирал кандидата, занявшего первое место, и, очевидно, намеревался поступить так же на этот раз.

Агустин Эдвардс, один из богатейших жителей Чили и владелец местной крупнейшей газеты «El Mecurio», не мог мириться с такой перспективой. Он отправился в американское посольство в Сантьяго, столице Чили, и задал послу Эдварду Корри прямой вопрос:

«США намереваются пустить в ход военных тайно или открыто?»

«Нет», – коротко отозвался Корри.

Такой ответ Эдвардса не устроил. Он решил, минуя посла, обратиться к более влиятельным чиновникам Вашингтона. Уж они-то, чувствовал Эдвардс, отнесутся к проблеме не без интереса.

Эдвардс был лично, профессионально и идеологически связан со многими ведущими американскими руководителями, владеющими собственностью в Чили. Благодаря им он получил доступ к высшим кругам администрации Никсона. Сам президент постоянно заявлял о твердом намерении защищать интересы американского бизнеса за рубежом, бороться с коммунизмом и подавлять попытки сопротивления гегемонии США в Западном полушарии. Эдвардс вылетел в Вашингтон, дабы сообщить президенту, что может сделать все это в Чили.

Девятого сентября, пока Эдвардс собирал вещи в Сантьяго, директора «International Telephone & Telegraph Corporation» собрались в Нью-Йорке на ежемесячное совещание. «ITT» была крупнейшим мировым конгломератом. Корпорация владела обширными земельными участками в Чили, и теперь ей грозила та же опасность, что и бизнес-империи Эдвардса. Ценный объект – чилийская телефонная система – стоял в самом начале списка на национализацию.

Во время этого заседания совета директоров Гарольд Дженин, главный исполнительный директор корпорации и известнейший предприниматель, отвел в сторону одного из членов совета и сделал дерзкое предложение.

«Дженин мне сказал, – свидетельствовал тот позже, – что готов вложить не меньше миллиона долларов ради создания оппозиции Альенде».

Тем членом совета оказался не кто иной, как Джон Маккоун, бывший глава ЦРУ. Маккоун присоединился к «ITT» менее чем через год после того, как оставил ЦРУ, однако все еще числился в штате агентства как консультант. Это уникальное положение сделало его идеальным звеном между корпорацией и высшими чиновниками США.

Маккоун сумел тут же встретиться с Киссинджером, советником президента по национальной безопасности, которому передал предложение Дженина. Киссинджер отказал, однако был впечатлен, насколько серьезно корпорация подходит к чилийской проблеме. Позже Маккоун также рассказал о предложении своему преемнику и бывшему заместителю в ЦРУ Ричарду Хелмсу.

Тайная операция в Чили не могла начаться без распоряжения президента. Эдвардс занялся этим вопросом. В качестве посредника он выбрал давнего друга и бизнес-партнера Дональда Кендалла, председателя совета директоров и главного исполнительного директора компании «Pepsi Cola». Эдвардс приехал в дом Кендалла в Коннектикуте и сообщил, что Чили вот-вот окажется в руках коммунистов.

«Pepsi Cola» связывала их всех. Кендалл нанял Никсона в качестве юрисконсульта в середине шестидесятых, когда тот пребывал в политической опале, а затем стал его крупнейшим спонсором во время предвыборной кампании. Эдвардс, занимавшийся многими предприятиями, в том числе был основным сбытчиком «Pepsi» в Чили. Все трое процветали там, где международный бизнес пересекался с геополитикой.

Четырнадцатого сентября Кендалл привел своего отца в Белый дом на встречу с президентом Никсоном. Во время паузы он отвел Никсона в сторону и рассказал о предложении Эдвардса по поводу Чили. Президент серьезно задумался. С того момента он, не колеблясь, вознамерился свергнуть Альенде.

«Рассказ заставил его действовать», – писал позже Киссинджер.

Выслушав Кендалла, Никсон отправил его к Киссинджеру и министру юстиции Джону Митчеллу. Кендалл убедил сановников выслушать Эдвардса. Встречу назначили на следующее утро. Их беседа за завтраком окажется самой чреватой последствиями в истории отношений США и Латинской Америки. Эдвардс обрисовал мрачную картину происходящего на своей родине и предсказал, что, если Альенде придет к власти, он национализирует чилийскую экономику, выдавит американские предприятия и направит страну по советско-кубинскому пути.

Киссинджер внимательно слушал, а когда встреча подошла к концу, по телефону попросил Хелмса побеседовать с Эдвардсом и выяснить способы, которыми возможно остановить Альенде. Тем же утром Киссинджер встретился с другим влиятельным человеком, жаждавшим защитить обширную собственность на территории Чили, со своим другом и покровителем Дэвидом Рокфеллером из банка «Чейз Манхэттен».