Однако многие жители островов довольны тем, как сложилась история их родины. Они наслаждаются благополучием и свободой, которые приходят вместе с американским гражданством, и уж тем более со статусом штата. Этот опыт доказывает, что если США берут на себя ответственность за захваченные территории, то они могут привести страны к стабильности и процветанию. В случае с Гавайями Штаты делали это медленно и зачастую неохотно. Революция 1893 года и последовавшая за ней аннексия подорвали культуру и уничтожили целую нацию. Впрочем, по сравнению с последствиями последовавших кампаний в других странах для Гавайев все закончилось хорошо.
Несмотря на ожесточенные споры по поводу аннексии Гавайев в США, в конечном счете она произошла – благодаря росчерку ручки. Никто на Гавайях даже не надеялся этому воспрепятствовать. На Кубе дела обстояли совершенно иначе.
Республика Куба появилась на свет двадцатого мая 1902 года. В первые годы ее существования постоянно вспыхивали восстания, люди нападали на американскую собственность. После митинга против фальсификации на выборах в 1906-м американские войска взяли Кубу под свой контроль. Когда через три года солдаты покинули страну, президент Уильям Говард Тафт предупредил кубинцев, что США не желают аннексировать их земли, однако «о независимости не может быть и речи», если жители острова не бросят свои «повстанческие замашки».
Оппозиционные движения созрели при Херардо Мачадо, в 1920-х и 1930-х. Всю Латинскую Америку охватила волна стремления к национальной независимости и антиамериканских настроений. Особенно сильны они были на Кубе с ее крепкими профсоюзами, радикальными писателями и мыслителями, а также многолетним опытом борьбы с иностранной властью. Больше всех удача сопутствовала коммунистической партии. После основания в 1925 году она быстро оказалась под запретом Мачадо и воспользовалась своим положением в качестве объявленного вне закона врага диктатора. К 1930-му партия стала основной силой в рабочем движении Кубы. Во время этого периода коммунисты умудрились убедить кубинцев, что именно они – истинные патриоты родины.
Став в 1933 году президентом США, Франклин Рузвельт счел диктатуру Мачадо позором и решил, что она подталкивает кубинских повстанцев к мятежу. Так и произошло, а из последовавших беспорядков на первый план вдруг вышел сержант по имени Фульхенсио Батиста. К середине тридцатых годов он стал господином Кубы и обозначил дальнейшую судьбу страны на следующую четверть века.
Батиста разорвал дипломатические отношения с Советским Союзом, принял крутые меры против коммунистической партии и пригласил американских военных инструкторов, которые обучали его армию. Позже он способствовал тому, что американские инвесторы, включая известных мафиози, наладили в стране туризм, основанный на проституции и игорном бизнесе. Однако его самым огромным влиянием на будущее Кубы, возможно, стала отмена выборов в сенат, которые должны были пройти в 1952 году. Среди кандидатов числился Фидель Кастро, харизматичный молодой юрист и бывший лидер студенческого движения. Он мог бы продолжить карьеру в политике, однако из-за переворота Батисты это стало невозможно, и Кастро поднял восстание.
Руководство США поразительно долгое время тешило себя мыслями, что на Кубе все спокойно. В 1957 году Совет национальной безопасности доложил, что в кубинско-американских отношениях «нет существенных проблем или сложностей». Через год Аллен Даллес, глава Центрального разведывательного управления, сообщил на съезде конгресса, что в Латинской Америке не обнаружено следов советского влияния.
Судя по подобным беспечным заявлениям, для многих американцев, особенно в Вашингтоне, побег Батисты из страны первого января 1959-го стал потрясением. Он лишь на несколько шагов опередил повстанцев.
На следующий день Кастро спустился из опорного пункта в горах в город Сантьяго, куда американцы не впустили генерала Каликсто Гарсию в конце Испано-американской войны. На площади имени Карлоса Мануэля де Сеспедеса, предводителя мятежников девятнадцатого века, Кастро произнес свою первую речь в качестве лидера победоносной революции. О политике он не говорил, зато принес торжественную клятву. Американцы нашли бы ее странной, однако кубинцы возликовали.
«На этот раз ничто не омрачит нашу революцию! На этот раз, к счастью для Кубы, мы добьемся своей истинной цели. А не как в 1898-м, когда пришли американцы и объявили себя хозяевами страны».
Кубинская революция, и особенно резкий и категорический поворот Кастро «против янки», привели в замешательство большинство американцев. Мало кто из них сознавал, как Штаты поступили с Кубой в прошлом, поэтому они, естественно, не могли понять, отчего кубинцы так рьяно желают вырваться из орбиты США. Многие были поражены, как и их предки в 1898-м, когда узнали, что «освобожденные» кубинцы отнюдь не благодарны Америке. Президент Дуайт Эйзенхауэр оказался в рядах изумленных:
«Перед нами страна, которая, если судить из истории, должна быть поистине дружественной. Трудно понять, почему кубинцы и кубинское правительство так расстроены, ведь их главный, самый прибыльный рынок находится здесь. Вроде бы они должны желать благоприятных отношений. Не представляю, в чем сложность».
Правительство под руководством Кастро конфисковало имущество зарубежных компаний, запретило капиталистические предприятия и взяло курс на сближение с Советским Союзом. В 1961 году изгнанники, нанятые ЦРУ, наводнили Кубу, однако их попытка свергнуть Кастро с треском провалилась. Полтора года спустя СССР разместил на Кубе ракеты, и в самый разгар «холодной войны» советские и американские власти привели страны на грань боев с применением ядерного оружия. Последовавшие президенты США клялись разделаться с Кастро, а ЦРУ даже пыталось его убить. Кастро не только выжил – большую часть жизни он посвятил активным действиям против американских интересов в странах от Никарагуа до Анголы. Таким образом, он стал иконой антиамериканизма и героем миллионов по всему миру.
Кастро был чистым результатом американской политики в отношении Кубы. Если бы США не задушили стремление Кубы к независимости в начале двадцатого века, если бы они не поддерживали диктаторов и не промолчали, когда Батиста отменил выборы 1952 года, такой человек, как Кастро, не появился бы. Его режим по своей сути – результат плохо сработанной кампании по «смене власти».
На Пуэрто-Рико, в четырехстах пятидесяти милях восточнее Кубы, американские оккупационные войска объявили вторую годовщину переворота национальным праздником. В тот день, двадцать пятого июля 1900-го, планировались банкеты, речи, оркестровые концерты и военный парад. Американцы, по-прежнему охваченные волной радости от внезапного взлета к мировой власти, нашли отличный повод для праздника. В конце концов, они практически бесплатно приобрели прекрасный островок, идеальный для охраны важнейших карибских торговых путей.
Пуэрториканцы были настроены куда мрачнее. Накануне празднества Луис Муньос Ривера, самый выдающийся политик острова, раздосадованно сел за обзор ситуации, которая сложилась после вторжения американцев.
«Североамериканское правительство обнаружило у Пуэрто-Рико большую степень автономии, чем у Канады. Следовало уважать эту позицию и укреплять, однако ее желали лишь сломить, что и последовало… Поэтому, а также учитывая многие причины, о которых мы умолчим, мы не станем праздновать двадцать пятое июля. Так как мы считали, что перед нами рассвет эры свободы, а стали свидетелями ужасного поглощения страны… потому что ни одно обещание не было выполнено и потому что теперь мы превратились в рабов, прикрепленных к захваченной территории».
Первые десятилетия колониального господства Америки над Пуэрто-Рико были несчастным временем. Началось все с так называемого «Акта Форэйкера», согласно которому определялись условия управления островом. Абсолютная власть сосредотачивалась в руках губернатора. Его назначал президент США. Также существовала палата депутатов; тридцать пять членов избирали голосованием, однако губернатор или конгресс могли наложить вето на ее решения. Единственным пуэрториканцем, кто выступал на слушании данного акта, был Хулио Хенна, опытный борец за права граждан. «Никакой свободы, защиты, прав, – кратко изложил он положения документа. – Мы – господа Никто из Ниоткуда».