Лидия по-прежнему ничего не говорит. Она ограничивается тем, что смотрит на этого симпатичного убийцу с глубоким отвращением.

— Или же ты всю эту историю просто выдумала… Ты сумасшедшая! Этой Орелии никогда не было на свете! Я, правда, помню, что лет пятнадцать назад действительно исчезла какая-то девочка, но я не знаю, как ее звали. В общем, все это — не более чем плод твоего больного воображения! Тебе нужно обратиться к психиатру, Лидия.

Он набирается смелости и смотрит ей прямо в глаза — красивые золотисто-янтарные глаза, похожие на глаза дикой кошки. Или львицы. В них сейчас, похоже, разгорается неукротимый огонь.

Лидия вдруг начинает вопить, причем самым жутким образом, Бенуа невольно сжимается: от ее истерических воплей у него перехватывает дыхание и стынет в жилах кровь… Затем Лидия, все еще продолжая вопить, бьет ногами и ладонями по решетке. Она бьет по ней с удивительной для такой хрупкой женщины силой. Бенуа поспешно поднимается на ноги и отходит подальше от этого извергающегося вулкана.

Истерика Лидии длится две или три минуты. После этого Лидия, запыхавшись, отходит к лестнице и прислоняется к перилам.

В подвале воцаряется зловещая тишина. Приоткрывший от удивления рот Бенуа сидит, прижимаясь спиной к стене.

— Ты мне за это заплатишь! — истошно кричит Лидия. — Очень дорого заплатишь!

— Лидия… Я никак не ожидал, что мои слова вызовут у тебя такую реакцию, клянусь тебе… Я просто хотел, чтобы ты рассказала мне… рассказала о том, какие у тебя бывают ощущения…

— Ты только что видел, какие у меня бывают ощущения! Ты доволен?

— Хорошо, хорошо, успокойся… Успокойся, прошу тебя…

Лидия вдруг резко поворачивается и уходит.

— Если даже это и его рук дело, он все равно не признается, — вздыхает Джамиля. — Он не из тех, кого можно легко расколоть…

— Однако он также и не из тех, кто решился бы укокошить полицейского, — возражает Фабр. — Так, во всяком случае, подсказывает моя интуиция…

— Но у нас на данный момент больше нет никаких зацепок! — напоминает Джамиля. Ее голос звучит чересчур резко.

Этот парижанин вызывает у нее явную антипатию. Комиссар Моретти, не скрывая досады, поднимает глаза к потолку: ему уже осточертели эти словесные перепалки, достойные питомцев детского сада.

— Я знаю, что у нас пока нет других зацепок, — говорит Фабр. — Но…

— Он угрожал прикончить майора Лорана, разве не так? — вмешивается Моретти. — И он вышел из тюрьмы за неделю до исчезновения Бенуа. Поэтому у нас вполне достаточно оснований для того, чтобы прорабатывать данную версию. Вы провели обыск у него дома?

— Разумеется, — отвечает Джамиля. — Но ничего не нашли…

— Займитесь его подружкой! — приказывает комиссар. — Если этот тип и в самом деле убил Лорана, он наверняка успел ей похвастался. Из его подружки, возможно, удастся что-нибудь выдавить!

— Хорошо, шеф, — кивает Джамиля, — я займусь этой женщиной сегодня после обеда. — Она поворачивается к Фабру: — А вам я передаю Дюпра.

— Как прикажете, капитан!

Джамиля, прежде чем выйти из кабинета комиссара, бросает на Фабра испепеляющий взгляд. Она до сих пор не может примириться с мыслью, что этой залетной птице поручили руководить расследованием. Впрочем, парижанин, надо признать, совсем не кичится этим и не пытается ею, Джамилей, понукать.

Она выходит из комиссариата на улицу: сейчас обеденный перерыв, и ей после нескольких часов пребывания в душной комнате для допросов хочется подышать свежим воздухом.

«Терпеть не могу подобных помещений!» — думает Джамиля.

Она идет по улице быстрым уверенным шагом, так что это трудно назвать прогулкой. Она всегда шагает по улицам стремительным шагом, если ей нужно собраться с мыслями. Она может пройти, размышляя на ходу, несколько километров и даже не заметить этого. Вот такая она, Джамиля, великая спортсменка.

Она уже миновала проспект Гар-д’О и сейчас идет все время прямо, засунув руки глубоко в карманы. Справа от нее спокойно течет река Ду — как она текла здесь, наверное, и сто тысяч лет назад. У женщины возникает забавное ощущение, что она, Джамиля, шагает быстрее, чем течет река. Она бросает взгляд на остров Гран-Буэ и сворачивает к мостику, по которому можно попасть на этот остров.

Ей совсем не хочется есть, и она решает отправиться в Мазагран по другому берегу реки, мимо строений Фор-де-Шодан, которые защитят ее от ветра. Именно по этому маршруту она, приходя вечером с работы, совершает свою ежедневную пробежку. Ей очень нравится этот клочок природы, находящийся в самом центре города, — города, который она очень любит, хотя и родилась не здесь. Она, возможно, любит его потому, что именно в нем ей довелось пережить самые сильные в ее жизни чувства.

Джамиля хорошо помнит тот день, когда она приехала сюда да свою новую капитанскую должность. Да, в тот самый день ее судьба пересеклась с судьбой Бенуа Лорана…

Джамиля, почувствовав, что немного устала, садится на скамейку. Глядя на спокойное течение реки, она не может удержаться от того, чтобы не предаться воспоминаниям.

Слабое зимнее солнце на миг выглядывает в промежутке между облаками, и Джамиле кажется, что небесное светило улыбается ей. Улыбается так, как когда-то улыбался ей Бенуа.

Она прекрасно помнит о том, как тогда все было.

Поначалу он даже не пытался к ней подступиться. Вел себя как довольно любезный и предупредительный коллега и старший по званию полицейский. А еще — как самый обычный человек, не женоненавистник, не мачо, не расист.

Да, именно так. Поначалу он не предпринимал никаких попыток подступиться к ней. Не делал ничего такого, что могло бы заставить влюбиться в него. Он просто был самим собой. Но этого вполне хватило для того, чтобы она…

Лишь по прошествии года он начал смотреть на нее как-то иначе.

Лоран, казалось, отдал этот год на то, чтобы она постепенно сама потеряла голову.

Из-за него.

Он как будто дал фрукту созреть, чтобы позже сорвать его без малейших усилий.

Он медленно изводил свою жертву, чтобы затем разделаться с ней, совершив один-единственный решительный натиск.

Они провели вместе ночь. Потом еще одну. И еще одну. Это были очень бурные ночи.

У нее до сих пор не погас зажженный тогда огонь — и в теле, и в душе.

Иллюзорные надежды, расплывчатые обещания…

И вдруг — неожиданный разрыв.

Для нее это был сильный удар. Сильный и очень болезненный.

Джамиля осознала, что допустила слабость, что эта безумная страсть ослепила ее.

Она умоляла Лорана не бросать ее, просила о том, чтобы они продолжали встречаться.

Она хорошо помнит это.

Но он над ней посмеялся. Бесстыдно посмеялся над ее любовью, которую она предложила ему — предложила так, как протягивают ценный дар на серебряном блюде. Он безжалостно отпихнул ее ногой — ее, вставшую перед ним на колени.

Джамиля сжимает кулаки. Проходящий мимо пожилой мужчина бросает на нее изумленный взгляд — наверное, потому что она сидит на скамейке и плачет.

Она поспешным движением вытирает слезы.

Рана, нанесенная ее душе и телу, все еще не зажила.

И она кровоточит.

Она всегда будет кровоточить.

Она будет кровоточить, хотя Джамиля уже не любит этого человека. Она ненавидит его. Она еще никогда не испытывала к кому бы то ни было такой ненависти, как к Лорану.

Джамиля встает со скамейки, подходит к реке и, облокотившись на перила, следит взглядом за проплывающим мимо проворным речным трамваем, а потом — за медлительной баржей. Несколько слезинок вытекают из ее глаз и, скользнув вниз по щекам, падают в речную воду…

Джамиля резко поворачивается и отправляется в обратный путь.

Когда-то она дала себе клятву, что отомстит…

Лидия ласково гладит висок Бенуа. Затем ее пальцы медленно скользят по его шее, плечу, руке…

Она испытывает удовольствие, чувствуя через ткань, как он дрожит. Дрожит, словно загнанный зверь. Она запускает ладонь ему под рубашку и ощущает биение его сердца. Оно бьется намного быстрее, чем обычно.