— Или… Или, может, посоревнуемся, кто из нас двоих быстрее съест пиццу? Я наверняка у тебя выиграю!

Улыбка на губах его мучительницы постепенно увядает. Шутки, похоже, закончились. Теперь очередь серьезных дел.

— А может, мы посоревнуемся, кто громче закричит от боли? — спрашивает Лидия.

Бенуа, немного помолчав, набирается смелости и отвечает:

— И в этом я тоже у тебя выиграю!

— Да, ты выиграешь. Наверняка…

У Бенуа вдруг исчезает чувство голода. Остается только страх.

— Ну что же ты замолчал, Бен?

Лидия встает, и теперь перед глазами Бенуа находятся ее колени.

Он охотно бы сейчас помолился — если бы знал хоть одну молитву.

Лидия выходит из «клетки», стуча высокими каблуками по бетонному полу. Бенуа закрывает глаза, пытаясь отыскать в своей душе хотя бы капельку мужества, которого у него с каждым прошедшим днем становится все меньше и меньше…

Снова раздается стук каблуков по бетонному полу. Все ближе и ближе.

Бенуа открывает глаза, но вместо красивой молодой женщины видит садистку, вооруженную длинным и острым ножом.

Бенуа инстинктивно сжимается в комок. Лидия медленно подходит к нему. В его память на всю оставшуюся жизнь врезается звук ее шагов: каблуки по бетону.

Она садится рядом с ним на одеяло. Уже не тело к телу, как вчера…

Затем она распахивает лезвием ножа его расстегнутую рубашку. Бенуа неотрывно следит за движениями руки, держащей нож. Острие ножа скользит по его торсу, доходит до нижней части живота.

— Лидия!

— Что, Бен?

— Лидия, пожалуйста, не делай этого…

Лезвие ножа устремляется вверх и останавливается на шее. Лидия, еще больше распахнув рубашку Бенуа, обнажает его плечи.

— Тебе нравится смотреть на кровь, Бен?

— Нет… Совсем не нравится!

— А мне нравится. Кровь — это символ жизни…

Лезвие ножа легонько вонзается в кожу.

Затем Лидия начинает давить сильнее.

Она слегка надрезает кожу, ведя нож по прямой линии от правой ключицы до грудной кости. Она делает это медленно, вонзая лезвие в кожу ровно настолько, сколько нужно для того, чтобы потекла кровь.

Бенуа сжимает челюсти. У него вырывается стон.

Лидия с удовольствием разглядывает сделанный ею ровный надрез.

— Прекрати, мерзавка! — стонет Бенуа.

Красные капельки крови вытекают из надреза и устремляются по холодной коже вниз.

— Это выглядит еще красивее оттого, что у тебя на груди почти нет волос! — восклицает Лидия.

— Послушай, Лидия… Мы можем поговорить или нет? Почему ты не хочешь рассказать мне, что такого произошло в твоей жизни? Почему ты не говоришь мне, чем я, по-твоему, перед тобой провинился?

— Тсс!.. Молчи, а не то я отрежу тебе язык… Или яйца…

После такого заявления Бенуа, конечно же, не произносит больше ни слова.

Лидия приставляет лезвие к левой ключице и надрезает кожу, ведя нож в сторону грудной кости, пока две кровавые линии не пересекаются.

Бенуа громко стонет. Ему больно. Даже очень больно. Ему кажется, что по его груди чиркает язычок пламени. Он невольно откидывает голову и ударяется затылком о прутья решетки.

— Не переживай, Бен. Я дезинфицировала лезвие… Я не хочу, чтобы ты умер раньше, чем нужно!

«Замечательно! Огромное спасибо!..» — с горечью думает Бенуа.

Его дыхание становится все более и более быстрым. Он все еще пытается подавить в себе страх.

Лезвие ножа теперь ползет к пупку. Инстинкт самосохранения заставляет Бенуа втянуть живот.

— Какой красивый у тебя брюшной пресс! — говорит Лидия, хихикая.

— Прекрати! — не выдержав, молит ее Бенуа.

Лидия уже не режет кожу. Она довольствуется тем, что сует ему под нос нож, чтобы он посмотрел на свою собственную кровь. Уж лучше бы он сейчас потерял сознание…

— А может, мне заняться твоим лицом?.. Вот возьму и изуродую тебя… И ты тогда никого больше не соблазнишь…

Но она все-таки не трогает его лицо и, опустив нож до уровня груди, проводит кровавую линию от одного плеча до другого. Бенуа кричит от боли, дергая ногами.

— Перестань, Лидия, прошу тебя…

Женщина подносит лезвие ножа к своему рту и вытирает его о губы, словно бы пробуя на вкус кровь несчастной жертвы.

— Хочешь попробовать, Бен?

Он поворачивает голову в сторону.

— Ну и дурак. Это ведь очень вкусно…

Она кладет нож на одеяло и заставляет Бенуа посмотреть на нее — посмотреть своей мучительнице прямо в глаза.

— Я займусь твоей симпатичной мордашкой как-нибудь потом…

— Зачем ты это делаешь? — шепчет Бенуа. — За что мне все это?

Его голос дрожит. Очень сильно дрожит.

— Я тебе уже сказала, Бен…

— Нет! Ничего ты мне не говорила!

— Значит, хотела сказать, но забыла. Однако теперь ты и сам обо всем догадаешься. Спокойной ночи, Бенуа. Завтра продолжим.

Бенуа снова слышит звук удаляющихся шагов — каблуки по бетону.

Этот звук отдается долгим эхом. Он звучит у него в ушах даже после того, как Лидия выходит из подвала.

— Вы вся сияете, Лидия… Вы сегодня, похоже, прекрасно себя чувствуете!

— Это верно, доктор. Сегодня я чувствую себя очень хорошо…

Нина Вальдек играет своей авторучкой: она очень быстро вращает ее пальцами, умудряясь при этом ни разу ее не выронить.

— Тогда мы могли бы увеличить интервалы между нашими сеансами, да? Могли бы снова встречаться только один раз в неделю, как раньше… Или даже раз в две недели. Как вы считаете?

— Может, вы и правы…

— Ладно, вернемся к этой теме… уже в новом году! О чем бы вам хотелось мне сегодня рассказать?

— О своем сне… Мне приснилось, что я его нашла…

Психиатр, ерзая в кресле, располагается поудобнее. Ее пальцы слегка сдавливают мягкий подлокотник.

— Но это, насколько мне известно, не в первый раз! — напоминает она своей пациентке.

— Да, не в первый. Но на этот раз все было так реалистично! Гораздо реалистичнее, чем обычно…

— A-а… Хотите прилечь на диван?

— Нет.

— Говорите, я вас слушаю, Лидия…

— Этот сон снится мне каждую ночь, начиная с понедельника.

— С понедельника? — переспрашивает психиатр. — А почему вы тогда ничего не сказали о нем в среду?

— Не знаю… Просто не захотела.

— Продолжайте…

— Я его нашла, я знаю, что это — он… И я… и я ему мщу.

— Каким образом?

— Я… я держу его взаперти, он — полностью в моей власти… Я над ним издеваюсь, я его мучаю… Я хочу заставить его сознаться в совершении преступления, а затем попросить у меня прощения… Но я растягиваю удовольствие. Мне хочется, чтобы он мучился долго-долго.

— А как он выглядит?

— Он красивый.

— Красивый?!

— Да, молодой и красивый… Он — уважаемый человек, которого все окружающие считают нормальным… Никто его ни в чем не подозревает. Никто не знает, на что он способен… А я знаю! Я заперла его в уединенном месте, он мучается там от холода и голода… Я терзаю его, пускаю ему кровь…

Лидия сосредоточенно смотрит на литографию, висящую на стене за спиной Вальдек. Ее глаза свирепо поблескивают.

— Я буду мучить его до тех пор, пока он не расскажет мне… не расскажет о преступлении, которое совершил.

— А откуда вы знаете, что это преступление совершил именно он?

— Дело в том, что… кое-кто сообщил мне об этом. Кое-кто выдал его…

— А-а… И кто это?

— Я не знаю. По-моему, я получила письмо… Я уже и сама толком не помню…

— А когда он сознается, вы сдадите его в полицию?

— Нет! Вы что, шутите?! Он ведь полицейский!..

— В самом деле? Он полицейский?

— Да… И что толку сдавать его в полицию? В нашей стране все равно нет никакого правосудия!.. Как только он признается и станет ненужным, я убью его. Я заморю его голодом… Я буду смотреть, как он подыхает… Даже если он будет ползать передо мной на коленях и умолять о прощении, его это не спасет. Он должен поплатиться за то, что совершил…