— И вы верите, что эту воду вызывает богиня Артемида, ваша покровительница? — спросил Ахилл.
— Я не знаю, откуда берется вода, — амазонка серьезно смотрела ему в глаза. — Это чудо мы держим в тайне, ибо если о нем узнают, из–за острова разгорится война пострашнее Троянской. Сам понимаешь.
— А если эту воду брать с собой? — спросил герой. — Она будет действовать вдали от Ламеса?
— Мы проверяли. Она и в двух шагах от храма уже не действует. Думаю, дело не в самой воде, а в чем–то, что выходит вместе с нею из недр земли. Или это такое место… Нам не узнать этого. Обряд искупления в нашем законе самый страшный. Я прошла через него, через смерть. А были и такие, кто не проходил.
— Вода уходила?
— Да. Такое случалось два раза. И сегодня могло случиться — ты же видел. Поэтому я и позвала тебя со мною — я знала, что ты будешь молиться за меня.
— Я молился. Второй раз я видел тебя мертвой. Но в первый раз ты не была мертва…
— И в этот раз не была. Я упала в воду в момент агонии, я не успела умереть и почти все чувствовала. Нарана сделала все настолько быстро, насколько было возможно, предельно уменьшив опасность. Она тоже любит меня.
Ахилл задумался.
— Я не зря спросил, действует ли вода вне этой впадины… Когда я отправлялся на войну, мой учитель, мудрейший Хирон, дал мне с собою чудодейственное средство — мазь, которая заживляет даже смертельные раны. Я убедился, что это так. Откуда она, Хирон не сказал. Сейчас я думаю — ее могли сделать из чего–то, подобного живой воде.
— Возможно, — Пентесилея с интересом посмотрела на базилевса. — И даже наверное. А эта мазь еще осталась у тебя?
— Ни капли. Именно с ее помощью я спас Гектора. Да если б и была, разве мы могли бы сами разобраться в ее составе? Думаю, и Хирон его не знал, не то сказал бы мне, наверное, как ее изготовить.
Вода в бухте прибывала. Пентесилея с тревогой глянула на своего спутника:
— Мы поплывем днем, будет теплее. Но все равно по дороге остановимся на одном островке — я не хочу, чтобы ты опять так закоченел.
— Ничего страшного, — после всего увиденного Ахиллу уже не казалось тяжелым обратное путешествие. — Думаю, к этому можно привыкнуть.
Они приплыли к берегу Троады, точно к тому месту, откуда начинали путь, когда уже стемнело. На берегу пылал костер, мирно бродили их кони, а у костра сидели юные амазонки, привествовавшие свою царицу (для них она все равно оставалась царицей) радостными криками.
— Они тоже знали, что тебе предстоит? — не без дрожи спросил Ахилл.
— Все амазонки это знают. Правда, Авлона не прошла посвящения и ей могли не рассказывать о храме Артемиды Ламесской, но она — наша лучшая разведчица, по сути она — уже воин, и для нее я сделала исключение. Пойдем греться.
Они сидели, закутавшись в плащи, и пили то самое жгучее, как огонь, вино, закусывая нежным мясом лани и хлебом. Девочки пили воду, не без зависти поглядывая на взрослых — им очень хотелось попробовать вина.
— Вот, Авлона, — сказала Пентесилея, с непривычной для амазонки нежностью проводя рукою по рыжей головке разведчицы, — завтра ты с Ахиллом поедешь в Трою. Мне кажется, мы нашли твою сестру, ту, которую ты все время вспоминала.
— Мою сестричку? — голос девочки зазвенел, она привстала, вся вытянулась, задрожав от волнения. — Мою милую сестричку?! Она жива? Да?!
— Если только я не ошибаюсь. Но и Ахиллу кажется, что вы с ней очень похожи. Вот вы и проверите. Ты ведь хочешь увидеть Трою?
— Очень, очень хочу! — Авлона захлопала в ладоши, совершенно забыв, что амазонке не пристало вести себя так легкомысленно. — А ты, царица… Ты не поедешь с нами?
— Ты же знаешь, — тут голос Пентесилеи вновь стал низким и жестким, — ты знаешь, что я должна вернуться на Ламес и провести в храме не менее пятидесяти дней. Это полагается делать после обряда искупления.
— О, боги! — воскликнул Ахилл. — Так ты что же, вернулась только из–за меня?!
— Мне не хотелось, чтобы ты плыл один. А вдруг не доплыл бы? — она чуть–чуть усмехнулась. — И Крита с Авлоной не узнали бы, что обряд уже совершен и я жива. Закон разрешает уехать на один–два дня, а после возвратиться в храм. Мы переночуем здесь, и утром ты отправишься с Авлоной и Критой в Трою. Ты ведь можешь прийти туда, когда захочешь, я правильно поняла?
— Могу. И что дальше?
— Если мы ошибаемся, мои амазонки уедут в Темискиру.
— Они поедут вдвоем так далеко?
Обе девочки рассмеялись, а Пентесилея лишь пожала плечами.
— Крита ездила уже не раз — это она привозила Приаму мое письмо с предложением помощи и привезла мне его ответ. Она прошла обряд посвящения, она — взрослая амазонка. Авлона будет с нею. Но я надеюсь, что она и в самом деле найдет свою сестру и тогда останется в Трое, во всяком случае, до моего возвращения.
— А потом? — вскричала девочка, — если моя сестричка жива, то тогда… Неужели мы не возьмем ее с собой в Темискиру?
— Не возьмем, — Пентесилея отвернулась и смотрела на пламя костра, тихонько отхлебывая вино из кожаной чашки. — Она замужем, Авлона, и у нее есть ребенок. Она ведь уже взрослая. Но ты сможешь остаться с нею или бывать у нее часто, живя в Темискире, или жить то там, то здесь, пока не решишь окончательно. Чего бы ты больше хотела?
— Я не знаю. Я подумаю и придумаю что–нибудь. Только бы она нашлась!
Пентесилея усмехнулась.
— Малышка, видно — очень хороший человек, раз спустя четыре с половиной года Авлона все еще помнит ее и так любит. И это забыв дом, отца, братьев…
— Андромаха — удивительная женщина, — сказал Ахилл и, забыв о крепости напитка, залпом допил его и едва не поперхнулся.
— Андромаха! — закричала Авлона и вскочила на ноги, уронив лепешку и кусочек мяса. — Ан–дро–ма-ха! Да–да, ее так зовут, да! Это она! Моя сестричка! У нее тоже рыжие волосы и зеленые глаза, и она — самая добрая на свете!
— Ну вот — и имя она вспомнила, — Пентесилея улыбнулась и странно посмотрела на Ахилла. — «Удивительная женщина»! Скажи, что и ты в нее влюбился! Ну?
Он даже не смутился, услыхав этот вопрос.
— Жена друга священна. Или ты не знаешь этого, царица? Ведь теперь тебя снова можно называть царицей, ты сохраняешь свои права?
— Сохраняю. Но когда ты увидел ее впервые, вы с Гектором еще не были друзьями.
— Тогда она была женой моего врага, а у меня в душе была одна лишь боль после смерти Патрокла. Нет, Пентесилея, женщину я полюбил только раз в жизни. И эта женщина — ты.
— Ты полюбил нашу царицу? — в восторге маленькая Авлона забыла обо всех правилах и о всякой сдержанности. — Так приезжай в Темискиру, победи десять амазонок и женись на ней! Можно я тоже буду с тобой состязаться?
— Почту за честь, — серьезно ответил Ахилл.
— Он победил уже столько амазонок, что может взять в жены половину города, — отрезала Пентесилея, гневно взглянув на лазутчицу, сразу смущенно нырнувшую за спину хохочущей Криты. — Хватит болтовни, не то ахейцы будут заявлять, что все амазонки — пустоголовые дурочки и не говорят умных вещей, а только трещат, как тетерки! Расстилайте свои мешки и плащи, и чтоб до рождения звезд вы спали, слышите?! А мы еще немного выпьем вина и поговорим.
Они проговорили до самой утренней звезды. Сзади к Ахиллу подошел Рей и ткнулся в плечо теплой шелковистой мордой. Герой потерся об нее щекой.
— Я его укротила и объездила, а он все равно выбирает тебя, — сказала задумчиво амазонка. — Все выбирают победителей.
Он даже вздрогнул: она почти повторила мысль Гектора и его слова, о которых не могла ничего знать.
— Ты после Ламеса вернешься сюда? — почти робко спросил базилевс. — Я тебя еще увижу? Если скажешь «да», я задержу отплытие мирмидонских кораблей.
— А когда оно назначено? Когда уплывают ахейцы?
— Возможно, вскоре после праздника Аполлона. Но я буду тебя ждать.
Она молчала, задумчиво и печально глядя на море. Потом проговорила:
— После обряда искупления исчез шрам от раны на бедре, той, что нанесло твое копье. Он был совсем свежий, и живая вода стерла его. А старые остались. Если бы все раны могли исчезнуть… Я вернусь, Ахилл. Дождись. Только ничего обещать не стану.
