Прошли полный круг по зелёной туристической линии, встречая неподписанные никем исторические памятники. Посетили два довольно захолустных парка: Железнодорожный и «На Орешкова». К местной особенности я бы отнёс практически полное пренебрежение всеми садовыми традициями, пыль и вездесущий бытовой мусор. Напоследок пообедали буузами в кафе при гостинице «Бурятия» с довольно низкими ценами (чай 10 руб., витаминный салат 35 руб.), на выходе из которой яркие девушки отлавливали клиентов.

Ностальгия по Бурятии была удовлетворена. Надолго, – не знаю. Здесь прошла часть моей жизни, моё становление, как врача и сюда будет постоянно тянуть.

Конечно, город существенно изменился за последние шестнадцать лет, и оставляет смешанные чувства. Пыль, грязь, убогие деревянные кварталы, слабая транспортная инфраструктура с некоторым налётом криминогенности, с другой стороны – относительная доброта и приветливость населения, национальный колорит и доступность вкусного общепита.

На вокзал прибыли за десять минут до прибытия поезда. Электронные табло отсутствуют, вся текущая информация только по громкоговорящей связи.

– Молодой человек, стойте! Туда нельзя! – внезапно передо мной выросла фигура дамы в серой форменной одежде, которая ещё и присвистнула.

– Вы мне поможете чемоданы с коляской поднять на ваш переход? – сказал я в ответ, так как планировал перейти два пути.

– Давайте мне малыша, а сами переходите.

Мы спокойно перенесли детей, багаж, детскую коляску и были в этом своеобразном административном нарушении далеко не последними. Уже под свист машиниста приходящего поезда женщина обзывала свою дочь-подростка «тормознутой дурой», так как та боялась идти по шпалам.

Он едет из Челябинска. В этом поезде мы проведём двенадцать часов. Нам повезло, так как из всех плацкартных вагонов этот – единственный, оборудованный кондиционером. В остальных народ открыл форточки и жадно впитывал кажущуюся изнутри прохладу. Ждём, пока из него вынырнут в одинаковых оранжевых футболках сорок школьников, приехавших на фестиваль. Проводница внимательно сверяет наши паспорта и лишь затем впускает в вагон. Внутри пахнет по́том и вяленой рыбой. На полу липкая грязь и мелкий мусор. Зато здесь имеются индивидуальные светильники над каждой полкой и возможность самостоятельно регулировать освещение в отсеке. По радио доносилось «радостное» известие, что мы едем в современном поезде, оборудованном кондиционерами и биотуалетами, в которые запрещается бросать посторонние предметы… Второй аспект удобств наш вагон не касался.

– Ну что, сосед, давай знакомиться?! – протягивает мне руку коренастый бурят лет сорока пяти с полки боковушки, – меня зовут Талдын, а моего друга Баярдо.

Я ответил вежливой и сухой взаимностью. Мужчины возвращаются с праздника в Бурят-Агинский АО. Их приготовления к ужину настораживают. Как только поезд трогается, к ним присоединяются ещё двое, которые садятся на наши кровати и начинается пир. Разбираем лишь русские матерные выражения вперемешку с бурятскими фразами. Присутствие детей их не смущает, как и последних их речь, так как дочь думает, что это нерусские слова.

Всё же, чтобы нам было «интересно», они иногда переходят полностью на русский, и мы заочно знакомимся с ними и узнаем, что ездят на подработки в Южную Корею, что у одного брат – писатель, у другого – пенсионер лётчик-испытатель, осевший в Латвии. Салфеток и стаканов у них нет, и они пьют из горла, а рыбные тушки достают из соуса пальцами. Когда водка закончилась, двое легли спать на голые матрацы, а оставшиеся перешли на щёлканье семечек под чай со сгущёнкой и громкое матерное обсуждение неведомых нам вопросов. Раздобревшие и раскрасневшиеся попутчики предложили детям семечек, но те вежливо отказались. Нам весело и необычно от такого колоритного присутствия.

Попросил у проводницы стаканы под чай, но она рыкнула: «Некогда мне», – и увлеклась своими делами. На вопрос об одеялах она поинтересовалось: «Холодно, что ли?» и добавила после паузы: «Будете сдавать вместе с бельём».

Прошёл обход начальника поезда. Приветливый интеллигентный мужчина средних лет, выгодно отличающийся от своих двух располневших помощниц. Поинтересовался жалобами и предложениями у пассажиров. Всех всё устраивало. Он не замечал грязи под ногами, малопросветные окна в вагоне, трёх сабантуев, сломанной двери в тамбуре санузла.

После него нас стала развлекать торговля. Сначала девушка с сумкой-челночницей предложила махровые изделия, на втором заходе – москитные сетки, шторки для ванн, зубочистки, на третьем – домашние пирожки с мясом.

Остановки между станциями здесь короткие – одна-две минуты, лишь на станции Петровск-Забайкальский поезд стоит десять минут, но в связи с опозданием «стоянка была сокращена до трёх минут» и всех высыпавших на перрон пассажиров строгие проводницы зазвали в вагон. Спорить не хотелось, так как были свидетелями того, как в только отправляющийся поезд «Хабаровск-Москва» не впустили маму с сыном, сходивших за лимонадом. По новым правилам РЖД «Пользоваться стоп-краном возможно только при угрозе безопасности поезду» – так как нас просветили ещё в поезде «Енисей».

– Чита, сдаём бельё! – прозвучала громкая команда проводницы. Мне это напомнило «Рота, подъём!», когда я служил срочную службу. Там также команда сопровождалось включением яркого света. На часах четыре утра, до прибытия поезда два часа десять минут. Мы не реагируем, выключаем тумблер освещения, так как вчерашние соседи вечером разбудили сына, и он заснул лишь три часа назад. Но проводница, закалённая в поездках, повторяет включение освещения с комментариями: «Дома будете спать!». Собственно, это касалось всех.

Наши соседи, смачно матерясь, накрывают завтрак. Сон уходит, так как они без спроса занимают и наши две нижние полки. Вино, рыбные пресервы, чай с молоком с присёрбыванием и – на перекур в тамбур.

Но на душе радостно. Как, когда подъезжали к Екатеринбургу, где друг Дмитрий принёс нам к перрону уральскую молочку, плюшки и мы постояли тридцать минут – выпив пива с чипсами и поговорив за жизнь.

В Чите у нас пересадка на другой поезд и запланирована дневная шестичасовая прогулка. Это последняя остановка перед Владивостоком. И мне приятно оттого, что есть друг Тимур, с которым мы не общались восемь лет, но вчера списались по электронной почте и вайберу и он предложил погостить у них и поинтересовался, что мы предпочитаем на завтрак.

Я часто бывал в этом городе. Привозил больных в окружной госпиталь, выступал на первенстве Забайкалья, приезжал в командировки. Здесь нет такого национального колорита, как в столице Бурятии. В конце девяностых годов город был более дорогим, пыльным и криминальным. Климат здесь резко континентальный, и разницы дневных температур могут достигать двадцати градусов. Вот и сегодняшним утром мы поёживались от непривычных четырнадцати и лёгкого ветерка.

Тимур предложил вызвать такси, хотя до дома пара километров. Прождав его минут пятнадцать, мы пошли пеше. Время на город в обрез, и дорога каждая минута. Через четыре с половиной часа прибывает «Россия», на которой мы должны попасть во Владивосток.

С первых шагов видна относительная чистота и сравнительная ухоженность городской архитектуры. На привокзальной площади отстроили громадный Храм «Во славу Казанской иконы Божией матери», в который мы зашли на утреннюю службу, когда освободились от вещей.

Я заметил, что в городе мало машин, мало пешеходных переходов, как и самих горожан. Может быть, в это воскресенье все уехали на природу. На центральной площади красно-гранитный Ильич с поднятой рукой и концертная сцена по случаю праздника. «В Чите каждый выходной – праздник» – отвечает Тимур на вопрос дочери. В сквере целинников – памятник железному плугу и отважным хлеборобам.

В парке на улице Бабушкина довольно комфортно и ухожено в отличие от западных соседей. Как и в небольшом дендрарии при Краеведческом музее. Нам нравятся такие заведения, которые знакомят с регионом и его историей. Можно заказать экскурсию за тысячу рублей на группу, а можно самостоятельно побродить по его двум этажам и полюбоваться экспонатами и фотографиями. Здесь и чучела птиц-животных, и национальные одежды эвенков-бурят-казаков с юртами и стойбищами, доспехи и оружие, костюм и атрибуты шамана, и многое другое. Как сказала смотрительница: «Антон Чехов любил Забайкалье и считал, что здесь представлены все части Земли, где ему приходилось бывать…»