Чпокс подняла руку: – У меня.
– Давай, Ксюша, – улыбнулся Ярославцев. Он Чпоксовы стихи очень любил и приготовился к чему-то приятному, потирая руки.
Чпокс запрокинула голову и стала читать:
Тут лоно зла, и лоно тьмы, и лоно пустоты.
И здесь никто не наделен частицей доброты.
Здесь ненависть и лесть проводят век.
Здесь жизнь не в счет, и здесь живет –
презренный человек.
После каждого нового стиха Ярославцев обычно обводил хитрыми глазами всю нашу компанию, следя за реакцией. Нравится? Не нравится? Потом несколько секунд молчал, как бы давая уложиться в голове услышанному. И только потом говорил что-нибудь вроде:
– Ве-ли-ко-леп-но!
А после похвал делал критические замечания.
Но на этот раз он не стал ловить наши взгляды, опустил глаза и над чем-то как будто размышлял. Пауза росла.
– Неплохо, – как-то снисходительно проговорил Ярославцев. – Только кому же, Ксюша, они посвящены, твои стихи?
Чпокс встала и приготовилась говорить. Белка ущипнула ее за локоть. Я сделала какое-то нечаянное движение. Нельзя допустить!
– Коваленке! – сказала Чпокс.
Ярославцев сделал шаг назад и еще какое-то время помолчал, на этот раз уже водя своими темными глазами туда-сюда, пытаясь понять, что тут у нас происходит.
– Но… почему? – тихо и с какой-то грустью спросил он.
– Потому что он дурак! – выпалила Чпокс.
И в этот момент прозвенел звонок, и мы сорвались со своих мест.
– Ребята, не забудьте! – крикнул нам вслед Ярославцев. – В следующий раз – встреча с Лемешевым!
На улице Белка забежала вперед нас с Чпоксом и заговорила:
– Девчи, девчи! А чего он Таньке-то привет передал, а не Ксюхе?
– Да он просто спутал всех нас, он же алкаш, – спокойненько так объяснила Чпокс. Как будто это дело решенное. – Не помнит ни фига, с бодуна отшибло, – добавила она.
– Точняк! – согласилась Белка.
Я угрюмо молчала.
– А ты чего, Танька, набычилась?
– Да ничего.
– Чего, не рада, что тебе Коваль привет передал?
– Да уговор же был, – вскрикнула я. – Чё ты, Чпокс, зачем так сказала? Что Ярославцев теперь о нас думать будет?
Чпокс заволновалась и приготовилась защищаться. Но ее опередила Белка:
– Ну и что, что сказала! И правильно! Пусть знает, какой у него лучший друг!
– Да нормальный друг!
Белка потрогала мне лоб, сунув ладонь под челку, и спросила саркастически:
– У тебя температура не повысилась, а?
– Тебе что, Коваль нравится? – ядовито добавила Чпокс.
– Сама ты нравишься! – с досадой крикнула я, развернулась и зашагала в другую сторону. Даже не в сторону дома.
– Танька, стой! – окликнула Чпокс.
– Да не трогай ее, – осадила Белка и запела мне вслед:
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Танька любит Коваля!
Чпокс подхватила.
Через неделю мы шли в кружок с пустыми руками, без «новенького». Ждали Лемешева. Если уж придет, то сам будет выступать, а мы послушаем. Лемешев руководил местным театром, где ставил пьесы по романам Ярославцева. Сам он тоже что-то писал. Однажды Ярославцев отправил нас с Чпоксом к нему в театр, чтобы тот научил нас декламировать. Перед каким-то фестивалем детского творчества. Сочинять-то мы сочиняли, но на публике обычно терялись и мямлили, а то и вообще забывали строчки от волнения.
Лемешев загнал нас тогда на сцену и заставил читать одно и то же раз двадцать. Чпоксу он говорил:
– Ну нет, матушка моя, это никуда не годится. Ну-ка погромче и без каши во рту.
В конце концов Чпокс разревелась прямо на сцене.
…Встречу решили проводить не в актовом зале, а в кабинете русского языка.
Мы спускались по лестнице, стуча себе по ногам мешками со сменной обувью. Внизу нас встречала Наталка.
– Ну что, пришел Лемешев? – спросила Белка.
– Пришел! – отозвалась Наталка. – Сидит там с Ярославцевым. На машине приехал.
– А ты его вообще видела – Лемешева-то? – уточнила я.
– Неа! – сказала Наталка.
Мы сгруппировались у двери. Белка заглянула в замочную скважину:
– Девчи! Это не Лемешев! Это Кова-а-аль!
Чпокс отпрянула.
– Да ладно вам, какая разница! – удивилась Наталка и рванула дверь на себя.
Коваленко с Ярославцевым сидели за учительским столом, как преподаватели на экзамене. Мы на цыпочках пробрались на задний ряд.
Ярославцев проверил, всели в сборе, и объявил:
– Вот, ребята, Лемешев, к сожалению, сегодня прийти не смог, и я пригласил Алексея Коваленко. Замечательный поэт, с которым я вас давно хотел познакомить… Хотя многие, кажется, уже знакомы…
Чпокс хмыкнула.
Ярославцев вытянул руку в сторону Коваленки, предоставляя ему слово.
Тот не смотрел ни на кого из нас и листал бумаги в розовой пластиковой папке. Рядом с ним лежал сотовый телефон, на который он то и дело поглядывал. И вообще вид у него был деловой и суровый, как будто он думал: «Не до вас мне, малыши. Но раз уж друг просит…»
Коваленко читал по бумаге, многие стихи я уже знала, но незнакомые не запомнились, потому что все это время я лихорадочно придумывала вопрос. В конце выступления ведь можно задать вопрос! Например, такой: «Кому вы посвящаете свои стихи?» Или так: «А у ваших героинь есть прототипы?» Нет, лучше так: «А у ваших героинь один прототип или несколько?» И главное – не покраснеть. Ну черт, если уж подумала, так покраснею теперь наверняка, это уж как пить дать…
После стихов Коваленко откашлялся и наконец поднял глаза на аудиторию. Но все глядел куда-то в дальнюю стенку, на портрет Пушкина работы Кипренского.
– Надо, наверное, рассказать немного о себе. Вырос я в небольшом городке Прокопьевске. В старших классах начал писать стихи, публиковался в местной многотиражке. Хотел заняться журналистикой, но… в общем, неважно, – сбился он и начал с другой ноты: – Закончил томский мехмат, преподавал. Кандидат наук, доцент…
– А сейчас? – выкрикнул паренек из первого ряда.
Коваленко уставился на него, как на блоху, с брезгливым недоумением.
– А сейчас бизнесом занимаюсь… но это к делу не относится. Готовлю новую книгу к публикации.
Коваленко взял со стола телефон и стал его вертеть в руках.
– Ишь, Коваль, понтуется! – шептала мне на ухо Белка. – Выложил на стол, чтобы все видели! Вертит-вертит, а никто ему не звонит. Подумаешь тоже! – фыркнула она.
Сотового телефона я никогда в жизни не видела. Он у меня появился лет через шесть, наверное. Тогда телефоны были редкостью и среди взрослых, не то что среди нас, школьников.
– Ну что, ребята, есть у вас какие-нибудь вопросы? – подвел итог Ярославцев.
Я затрепетала, привстала, но села обратно, дернула руку и опустила.
Ярославцев всего этого не заметил и хлопнул в ладоши:
– Ну раз вопросов ни у кого нет, на этом наша встреча заканчивается.
Коваленко, запинаясь о ножку стула и торопливо кидая бумаги в папку, направился к выходу. Ярославцев за ним еле поспевал.
Мы шли по школьному коридору, как будто не торопясь. Но я была уверена, что всем чертовски интересно подглядеть напоследок за Ярославцевым и Ковалем. Как они там, курят на крыльце? А может, подслушать, о чем они говорят?
Но девчонки подчеркнуто медленно переобувались, натягивали куртки, поправляли лямки рюкзаков… На улице стояла ослепительно-белая машина.
– Японская, – отметила Белка. – Уж не ковальская ли?
И правда, из окна нам махал Ярославцев, а Коваленко крутанул рулем, глядя в другую сторону, и вскоре машина скрылась за поворотом.
До дома часть пути мы проделывали все вчетвером, потом откалывалась Чпокс, затем Белка.
Когда мы остались с Наталкой вдвоем, она спросила:
