До наступления Великой депрессии Самуэль был по-настоящему богатым человеком, однако ему хватило прозорливости в начале 1930-х покинуть Венгрию и пуститься со своими домашними в странствия, которые в 1940 году привели их в Международную зону Танжер; там история Райхманна несколько затуманивается. Уже имея опыт ведения международных валютных сделок, Самуэль стал менялой и так азартно играл на рынке, что, по слухам, за девять лет нажил 20 миллионов долларов. Его имя засветилось в ряде предварительных отчетов Управления стратегических служб[152], его подозревали в торговых сделках с немцами, но это были непроверенные данные. Антони Бьянко сомневается в достоверности этих обвинений, но допускает, что Самуэль вел кое-какие дела с пресловутым Альбертом Греблером, которого союзники внесли в «черный список» пособников нацистской Германии. «Нечестивый союз Райхманна с Альбертом Греблером продолжался почти до конца 1950-х, — пишет он, — хотя финансовое благополучие его рода давно уже было прочно и стабильно».
Внутрисемейными делами Райхманнов в Танжере заправляла Рене, глава рода; с помощью дочери Евы она подкупала франкистских чинуш и добывала охранные визы для евреев из оккупированного Будапешта, сумев спасти, таким образом, несколько тысяч жизней. Еще Рене, под эгидой испанского Красного Креста, десятками тысяч посылала продуктовые посылки узникам Освенцима и других концлагерей. Эти цифры не укладываются в голове. Не упомню, чтобы Примо Леви или Эли Визель[153] хоть где-то написали: «Ура, сегодня четверг, и, значит, сегодня милашки из СС будут раздавать посылки с едой от Рене Райхманн». Однажды, когда паковались посылки, в перерыве, один молодой сефард удрученно спросил у миссис Райхманн:
— Зачем все это? Вы правда думаете, что немцы передадут ваши посылки евреям?
Миссис Райхманн ответила:
— Если хотя бы один еврей ест шоколад, мне и то радость.
И вот почти полвека спустя Исаак Клейн[154], проведший последние месяцы войны в трудовом лагере в Кауферинге, припомнил, что им действительно пришла продуктовая посылка и, возможно, она была из Танжера. А другие посылки, сказал он, были розданы в лагере женщинам.
Пол неусыпно стоял на страже материнской чести — помнится, он даже подал иск за клевету на журнал «Торонто лайф», который опубликовал статью о Райхманнах, содержавшую инсинуации касательно их жизни в Танжере (журнал принес извинения, и примирение было достигнуто без суда). Однако в другом случае он позволил себе довольно неоднозначно высказаться о властной натуре матери, неожиданно выказав при этом чувство юмора. Когда Самуэля не стало, «Олимпию энд Йорк» возглавила Рене. Через несколько лет после ее смерти в 1990 году Пол рассказал, как однажды в лондонский офис «Олимпии энд Йорк» заглянул принц Чарльз, посмотреть макет Кэнэри-Уорф.
— Насколько я понимаю, компанией руководит ваша мать, — сказал он. — Как вам вместе работается?
Пол не сказал, что он ответил принцу, вместо этого он обронил:
— Согласитесь, у него такая же проблема.
В середине 1950-х годов Райхманны, отягощенные якобы 30 миллионами наличности, променяли сладкую танжерскую негу на канадскую тундру и осели в Монреале и в Торонто, где они основали компании по производству напольной и настенной керамической плитки. («Олимпия энд Йорк» будет создана лишь в 1964 году.) Эдуард, старший из братьев, самый из них колоритный и наименее успешный, выбрал Монреаль, но так и не сумел понять belle province[155]. Купив в 1961 году у лорда Пилкингтона канадское подразделение «Пилкингтон гласс», он, чтобы не дразнить франко-канадских сепаратистов, которые с каждым днем все громче заявляли о себе, решил его переименовать. И нарек его «Мэпл лиф керамик»[156] не подумав о том, что теперь тычет в лицо этим самым сепаратистам символом, который красуется на флаге ненавистных им завоевателей.
(Не берусь судить о том, насколько точна райхманнская летопись м-ра Бьянко касательно танжерского, нью-йоркского и лондонского периодов, но мне всегда импонировали его непредубежденность и похвальная осведомленность в нюансах еврейской религии. Однако страницы, посвященные Канаде, пестрят ляпами, как мелкими, так и серьезными. Монреаль отнюдь не «сепаратистская столица Канады»; в действительности на референдуме 1995 года город проголосовал против независимости, и это, кажется, грозит войти у него в привычку. В середине 1950-х монреальские евреи не проживали «по обе стороны» бульвара Сан-Лоран (а не Сент-Лоренс, как написал Бьянко), а перебрались в пригороды Кот-Сан-Люк, Хэмпстед и Вилль-Сан-Лоран. Фамилия нашего бывшего посла в Вашингтоне Аллана Э. Готлиба пишется не с двумя, а с одним «т». Монреальские евреи не только не поддерживали «максимально деликатно» устремления французских канадцев, но и опасались нового приступа национализма, поскольку всегда были связаны с англоговорящей частью населения. Они тысячами покидали город, а те из них, которые не уехали, оставались стойкими приверженцами федерализма. И в Канаде нет «национал-социалистической партии», это название навсегда и страшно связано с Германией. У наших социал-демократов — Новая демократическая партия [НДП].)
Щедрость Райхманнов в отношении собратьев-ультраортодоксов не знала границ. Они выделяли сотни миллионов на ешивы в Израиле, Канаде, Соединенных Штатах. Однако, когда в 1985 году при покупке «Галф Канэда»[157] за 2,8 миллиарда долларов им удалось воспользоваться хитрой лазейкой в налоговом законодательстве (которую в честь одной чикагской стриптизерши прозвали «Египетской пышечкой»), канадцы в массе своей не нашли в себе сил ими восхититься. Налоговая льгота, сохранившая Райхманнам 500 миллионов долларов, стала предметом парламентских прений. Заместитель министра финансов в правительстве тори Маршалл «Микки» Коэн, который провел эту «полюбовную сделку», через два месяца поступил к Райхманнам на работу. Вопрос, являлись ли эти временные совпадения, пишет м-р Бьянко, «примером простодушия или макиавеллиевским расчетом, остается открытым. …Коэн и Райхманн не потрудились хотя бы сделать вид, что выступают в этом конфликте по разные стороны баррикад».
Антони Бьянко — ведущий автор «Бизнес уик», посвятил работе над книгой «Райхманны» четыре года. Известный нелюдим Пол Райхманн дал ему пять обстоятельных интервью, помогали и другие члены фамилии, однако в итоге вышло отнюдь не житие святых, на которое, возможно, надеялась эта ранимая семейка. Если некогда слово Райхманнов считалось крепче стали, пишет м-р Бьянко, то, когда их империя рухнула, перестала котироваться даже подпись Пола. «Отчаянно пытаясь спасти „Олимпию энд Йорк“ от банкротства и одновременно сохранить лидирующую позицию в компании, Райхманн так беззастенчиво вилял и выкручивался, что это оскорбило многих, включая ценнейших сотрудников „Олимпии энд Йорк“».
«Райхманны» — ладно скроенное исследование, которое расскажет вам все, что пожелаете, и еще немного, об этой семье и ее многоходовых комбинациях с недвижимостью, однако Пол Райхманн, человек контрастов, останется для вас загадкой. В 1993 году он потерял Кэнэри-Уорф и крупнейшие семейные холдинги по добыче природных ресурсов; это банкротство стало самым масштабным в истории Канады. Затем, в 1995 году, он сумел вернуться в свой проект, — правда, на этот раз ему удалось урвать всего пять процентов. Заканчивает м-р Бьянко на довольно приподнятой ноте. У Пола Райхманна, говорит он, «кажется, есть изрядный шанс войти в историю не как Человек, профукавший 10 миллиардов долларов, а как Человек, профукавший 10 миллиардов долларов и изменивший облик Лондона».
