Помещение местного кафе было выполнено в бордовых и темно-коричневых тонах, а большие картины со всевозможными пейзажами висели вдоль стен, чуть прикрываемые слоем светло-бежевого шифона. Также тут присутствовали чучела двух животных – медведя и лося.

На окнах висели такого же типа занавески, а столики, рассчитанные на четверых, располагались исключительно около тех самых стен, застланные белыми скатертями с красно-желтой вышивкой.

За последние пять лет кафе очень сильно изменилось, но мне даже так нравилось.

Мы заказали по картошке «фри», гамбургеру и большой коле, а на десерт по клубничному мороженому с шоколадным наполнителем. Самая стандартная еда любого среднестатистического подростка, которыми мы, по сути, и не являлись.

С заработком наших родителей мы спокойно могли пойти в какой-нибудь ресторан, но я не любила всю эту вычурность, да и Рома, выходит, тоже. После этого я зауважала этого парня еще больше.

– В общем, – начал он, закидывая в рот картошку, – я тебе все расскажу, только, пожалуйста, не перебивай, хорошо?

– Хорошо, – пробормотала я, усаживаясь поудобнее на мягком, бархатном стуле и потягивая из стеклянного стакана сильногазированный напиток.

– Вот и славно, – парень сложил руки «замочком» и положил на них свой подбородок, в один момент став серьёзным. Меня аж передернуло. – Начнём с того, что, да, спор на то, что Антон с тобой переспит, был, Лика, но ещё в начале учебного года, – после этих слов моё и так плохое настроение стало просто ужаснее некуда. Мне захотелось прямо сейчас убежать и расплакаться, но я дала себе слово, еще в начале пути, что я выдержу, какой бы ни была эта правда.

– Дальше, – всхлипнув, но довольно холодно бросила я, оторвавшись от колы и внимательно изучая его лицо.

Он не врал. Я видела это.

– В общем, мы любили обсуждать новеньких девушек так же, как и спать с ними, а потом бросать. Это являлось своеобразным увлечением «элиты». Это было весело, но до одного момента, – с каждым его словом становилось всё больнее и больнее, а по сердцу будто ножи резали. Я снова всхлипнула, едва сдерживая слёзы. – Этим моментом стала ты, Алика.

Мои глаза еще больше округлились, наполняясь предательскими слезами. Роман назвал меня полным именем.

– Что ты хочешь этим сказать? – выдавила из себя с усилием я, помешивая трубочкой коричневатую жидкость в стакане. Есть совершенно не хотелось.

– Ты ещё не поняла этого? – проговорил Стрельцов, взяв меня за руку без какого-либо намёка. Просто. По-дружески. – Антон влюбился в тебя, и все то, что произошло между вами в ту ночь, вовсе не является спором. Он сделал это потому, что хотел тебя. Именно тебя. Он любит тебя, черт возьми, а ты этого не понимаешь! – парень уже перешёл на крик. – Сколько я знаю Прокопова – а я знаю его с трёх лет, – он никогда не любил никого. Он был эгоистом всю свою жизнь и только всеми пользовался, пока не появилась ты!

– Что? – моё сердце ухнуло куда-то далеко. Очень далеко, а по телу пробежала сладостная истома и… облегчение? Нет! Я не могла этому верить после того, как я застукала его с этой стервой Чеховой. – Да? Так почему же он сейчас трётся с этой сучкой, а? Скажи, что он меня любит и без меня не может. Ага, конечно, Рома. И к тому же я слышала его разговор. С тобой!

– Стой, – прервал меня Стрельцов, уже схватив за руку, потому что я собиралась уйти. Сейчас же и немедленно. – Ты обещала, что дослушаешь до конца, помнишь?

– Отстань от меня! Мне больно, понимаешь? Здесь… – я указала рукой туда, где находилось человеческое сердце. Мне действительно было очень больно после его слов.

– Я знаю, но ты должна принять эту правду, Розанова. Должна!

– Ничего я не должна тебе. Отпусти, – я попыталась снова вывернуться, но парень усадил меня обратно.

Нашу сцену никто не мог наблюдать, так как мы расположились в уединенной кабинке, рассчитанной на двоих. Это поспособствовало разговору. Не хотелось лишних ушей, а теперь я поняла, что это было не более чем ошибкой.

– А теперь, насчёт Юли, – Стрельцов продолжал удерживать меня, и я сдалась. – Она больна. Психически, – это его заявление ошеломило меня.

– Что ты имеешь в виду? И вообще, какое отношение это имеет к нашему разговору? – В моём голосе послышались сомнительные нотки.

– Имеет. Потому что её отец попросил меня за ней приглядывать, а я делаю вид, что принимаю её сторону и делаю все то, что она попросит, – отрепетированная речь лилась из его уст, а мне становилось интересно. Не буду врать. – И вот сейчас она попросила меня разобраться с тобой, понимаешь?

– В каком смысле? – я подалась вперёд и внимательно уставилась в его изумрудные глаза.

– Сломать тебя как морально, так и физически, – холодно ответил брюнет. – Но я этого не сделаю, понимаешь? Ты мне очень нравишься. Ты искренняя, добрая и лёгкая. Теперь я понимаю, почему Прокопов в тебя влюбился, – его лицо затронула нежная улыбка, а на щеках появились ямочки. – Ты поможешь как мне, так и себе. Пойдешь со мной на бал и сделаешь вид, что ничего не знаешь.

– Но почему она меня так ненавидит, а? – из глаз уже полились слёзы отчаяния. Я не хотела плакать, но видимо, мои нервы не могли больше не могли выдерживать постоянного напряжения.

– Потому что Антон выбрал тебя, девушку, которая, сама того не зная, заставляет его меняться, – шепнул парень, откинувшись на спинку стула, а я продолжала жаться рядом. Уже. – А Чехова любит Прокопова и сделает все, что ей заблагорассудится. Она опасна, Лика. Прошу тебя, будь осторожна с ней.

– Хорошо. Но почему Антон вернулся к ней? Он целовал её! Я видела все собственными глазами. Ты же был там, помнишь?

– Ну, не плачь, – Стрельцов провел тыльной стороной ладони по моей щеке, заставив покраснеть ещё больше. – Этого я пока не знаю, но постараюсь узнать всё для тебя, обещаю… Это и для меня невероятная новость.

Глава 17. Столкновение двух душ.

Перед глазами проносился уже поредевший, практически спящий лес, совершенно не блещущий былой красотой минувших весенних и летних дней, за исключением, конечно, могучих темно-изумрудных елей с пушистыми ветвями и колючими иголками.