Рассказывая об отказе гордых польских панов взять золото, которым они были осыпаны во время торжественной церемонии, Марина Мнишек явно кривила душой, желая подчеркнуть бескорыстие соотечественников. Алчность польской знати, а также самой Марины и ее отца осталась в памяти современников.

На приданое невесте Дмитрий обещал послать 50 тысяч рублей, послал же только часть, компенсировав, правда, недостающее драгоценностями. Марина получила шубу с царского плеча, вороного коня в золотом уборе, драгоценное оружие, ковры, меха, перстни и кольца с камнями, огромные жемчужины, золотого слона с часами, ворох парчи и кружев, шкатулку в виде золотого вола, полную алмазов, жемчужный корабль, несущийся по серебряным волнам, и к этому 200 тысяч злотых и 6 тысяч золотых дублонов. Драгоценности, меха и одежду Дмитрий взял из царской сокровищницы, где десятилетиями скапливались несчетные богатства московских царей. Что же касается денег, то «золотыми дублонами» были, по всей видимости, золотые иноземные монеты, которые скупала царская казна и хранила в сокровищнице. Поскольку золото в русском денежном обращении не участвовало, золотые иноземные монеты выступали в роли сокровища в чистом виде. 200 тысяч злотых соответствовали примерно 30 тысячам рублей («злотый» в XVI–XVII веках счетная единица польской денежной системы, по которой считали польские, литовские и западноевропейские деньги. Известно, что в середине XVII века один злотый соответствовал русским 20 копейкам. В описываемое время, когда ценность копейки была выше, злотый равнялся приблизительно 15 копейкам).

Щедрость царя простиралась не только на будущих родственников. Секретарь самозванца и его доверенное лицо Ян Бучинский в январе 1606 года обращался к царю со следующими словами: «Ваша царская милость роздал, как сел на царство, полосма милеона, а милеон один по-русски тысеча тысеч рублей». Семь с половиной миллионов рублей — сумма вполне реальная, если учесть, что самозванец велел заплатить все денежные долги, которые были сделаны еще со времен Ивана Грозного, удвоил жалованье служилым людям, а в июле 1605 года щедро рассчитал наемное войско и одновременно наградил отряды вольных казаков, с чьей помощью он смог добраться до Москвы. Во Львов были посланы 300 рублей для сооружения там церкви.

Обещания денежных наград самозванец сыпал направо и налево. Вместо Смоленских и Северских земель, обещанных польским благодетелям, он обязался выплатить денежную компенсацию. Во время свадебного пира Лжедмитрий неожиданно для бояр посулил каждому из польских гостей по сто рублей.

Видя его нерасчетливую щедрость, польские наемники требовали от него новых выплат, не довольствуясь деньгами, полученными в июле 1605 года. Сигизмунд III в августе того же года через Гонсевского потребовал от самозванца уплаты жалованья ратным польским людям, проделавшим с ним путь от границ Польши до Москвы. Не следует также забывать о требованиях Сигизмунда III на разрешение свободного прохода польских войск (на случай войны Польши за шведскую корону) через русскую территорию до Финляндии с тем, что русское правительство снабжало их деньгами на прокорм и обмундирование.

На заседании Боярской думы боярин М. И. Татищев объявил, что после самозванца в казне оставалось всего 200 тысяч рублей, да текущие поступления дали 150 тысяч рублей. Лжедмитрий заимствовал у монастырей около 40 тысяч рублей (3 тысячи рублей у Иосифо-Волоколамского, 5 тысяч — у Кирилло-Белозерского, 30 тысяч — у Троице-Сергиевского). Всего же в казне к началу правления самозванца было около 500 тысяч рублей, и «все это, черт его знает, куда он раскидал за один год», жаловались бояре. Сумма в 500 тысяч рублей, возможно, была занижена и к тому же не учитывала тех драгоценностей, которые, не церемонясь, царь брал из казны.

И тем не менее нельзя сказать, что при самозванце русская экономика находилась в упадке. Оживилась внешняя торговля, приносившая в страну серебро. Поступая на денежные дворы, серебро превращалось в русские деньги. От недолгого правления «Дмитрия Ивановича» в наших музеях собралось большое количество копеек с его именем, что свидетельствует о широком размахе чеканки на денежных дворах, — верном показателе благополучия экономической жизни страны. Видимо, Лжедмитрий понимал значение внешней торговли для русской экономики. Он разрешил свободно торговать в Смоленске польско-литовским торговым людям и «пущати из Смоленска во все государства и городы». Известно, что с Мариной Мнишек в Москву прибыл целый караван купцов.

В записках англичанина Томаса Смита (1605 г.) приводится текст грамоты Лжедмитрия, направленной представителю Московской английской компании Дж. Мерику, где самозванец выражает готовность «благоприятствовать английским купцам и всем его (английского короля. — А. М.) подданным больше, чем кто-либо из наших предшественников». Грамота дана 8 июня 1605 года, когда Лжедмитрий находился еще в Туле. Самозванец намеревался «вслед за нашим коронованием отправить нашего посланника к его знатнейшему величеству». Короткий срок пребывания Лжедмитрия на престоле не дал развернуться всем планам «благоприятствовать английским купцам», и история сохранила только свидетельство о сделке царя с англичанами — о покупке у них драгоценных камней.

Следует также учитывать, что после заключения в 1595 году Тявзинского мира, расширившего возможности русской торговли на Балтике, после основания в 1584 году Архангельска на Белом море русская торговля начала активно выходить на западноевропейский рынок.

Если обратиться к топографии кладов с монетами, несущими имя Дмитрия Ивановича и зарытыми во времена правления самозванца, можно заметить, что основная масса их относится к юго-западным районам европейской части СССР. 5 кладов найдены в Смоленской области, 1 — в Польше, 2 — на Рязанщине, 2 — на Орловщине, 2 — на Брянщине, 4 клада — в Тверской области и по одному — в Новгородской и Псковской. Такое расположение кладов весьма красноречиво. Щедро награжденные самозванцем отряды вольных казаков и южных помещиков, участвовавших в походе на Москву, разнесли новые денежные знаки по брянским, рязанским и орловским землям. Путь польских наемников лежал через Смоленщину, и, надо думать, смоленские клады были зарыты местными жителями, с которыми расплачивались польские отряды полученными в Москве деньгами. Клады из Тверской земли, Новгородской и Псковской областей, а также из Подмосковья — это скорее всего клады, свидетельствующие об оживлении внутренней торговли на торговых путях страны.

Социальная политика самозванца до сих пор вызывает много споров у историков. Наиболее распространена тенденция рассматривать самозванца как легкомысленного авантюриста, попавшего на русский трон в результате цепи случайных обстоятельств, целиком зависевшего от польских покровителей, готового раздать Русские земли и богатства иноземцам, не желавшего считаться с русскими порядками и поплатившегося поэтому за свое легкомыслие. Но, видимо, Лжедмитрий был фигурой далеко не однозначной. Немногие сохранившиеся документы позволяют предположить, что он имел свою социальную программу. Впрочем, неизвестно, сам ли самозванец был инициатором ряда прогрессивных начинаний или же им руководили мудрые и осторожные иезуиты, которые сумели увидеть в России рубежа XVI и XVII столетий социальные противоречия, политическую неустойчивость.

Действия самозванца были направлены в первую очередь на ослабление внутриполитической напряженности. В своих манифестах он обещал собирать у населения все жалобы на прежних воевод, чтобы «безволокитно» судить неправых чиновников. По средам и субботам царь принимал жалобы от москвичей на Красном крыльце в Кремле. Он собирался провести генеральный смотр дворян, чтобы наделить их по справедливости жалованьем и поместьями. При самозванце началась работа по составлению сводного Судебника — кодекса государственных законов, нуждавшихся в корректировании со времени принятия первого Судебника в 1550 году. В новый Судебник попали законы Бориса Годунова, где говорилось о частичном восстановлении права крестьян уходить от помещиков. 1 февраля 1606 года был принят закон о крестьянах, по которому разрешалось не возвращать старым владельцам крестьян, бежавших в голодные 1601–1603 годы. Помещики, приютившие их, оставляли крестьян у себя. Так как голодающие бежали в первую очередь на юг страны, менее задетый неурожаем и голодовками, закон этот был выгоден южным помещикам, которые являлись главной опорой самозванца на первых порах его борьбы за власть. Населению Путивля, бывшего много месяцев столицей Лжедмитрия, царь дал освобождение от всех налогов на 10 лет. 7 января 1606 года был принят закон о холопах. По этому «приговору» холоп писал кабалу на себя только с одним владельцем, исключая его наследников, что давало право свободы кабальному холопу после смерти господина, и никакие родственники не могли больше, ссылаясь на кабальные записи, его задерживать.