В тумане мордой поводя…

Мы шли тропой. Тяжелой стала

Земля от долгого дождя.

Как мутное пятно, спускалось

С вершины стадо в мгле сырой

И, очевидно, удивлялось,

Что раньше времени — домой.

Внезапно вышел, рассердившись,

Из берегов своих ручей,

И вот он, в реку превратившись,

Гремит все злее и звончей.

Все, кажется, полно тревоги,

Что кто-то с правильной дороги

В природе сбился; кто-то… Кто?

Все мутью серой залито.

И очертания ущелья,

И все цвета из-за того

Смешались, стерлись, потускнели.

За шаг — не видно ничего.

Но кони наши — терпеливы,

Добры, умны — находят путь

Над самой кромкою обрыва

И не хотят с него свернуть.

И только слышится, как в пропасть

Каменья катятся подчас.

И каждый звук вселяет робость

И очаровывает нас.

Но мой отец отлично знает

Лукавость гор, их все пройдя.

С немой усмешкой он внимает

Унылой песенке дождя.

И говорит: — Покуда выйдем

Мы из ущелья!.. — И молчит.

И что-то важное таит.

А что? Не знаем и не видим.

Но раздвигаются теснины.

И красный шар из-за вершины

Встает, гоня остатки тьмы.

И снова полон мир веселья…

Дождем обрызганные, мы

Выходим к солнцу из ущелья.

1956

Где тополя стоят, как стражи,

И низко-низко над сухой

Землею пшатовый кустарник

Колючей тянется каймой,

Где, в солнечных лучах рыжея,

На крыше тыквы в ряд лежат,

В листве зеленой грозди пряча,

Льнет долу спелый виноград,

Где, если все окину взором,

Иль просто погулять пойду,

Иль даже выгляну в окошко,

Мне кажется, что я в саду,

И солнце настигает всюду,

Томит луга недвижный зной,

Но вдруг по листьям шелковицы

Промчится ветер озорной…

Там, где звенит в тени оливы

Ручей, рожденный горным льдом,

Там неприметный, молчаливый

Мой дом родной, мой милый дом.

И если я, живя далеко,

Его забуду, не ценя,

Вы от меня не ждите проку,

Добра не ждите от меня!

1954

Лоза винограда, лоза винограда,

Зеленая молодость нашего сада,

Упрямо внедряешься в камень, в песок

И тянешь и тянешь тугими корнями

Сладчайшую влагу, живительный сок.

Будь вечно зеленой, лоза винограда!

В ветвях твоих тонких — вино молодое.

Ты входишь в мой дом и приносишь

                                                   с собою

Веселье и праздник, любовь и отраду,

Ты людям, как песнь, окрыляешь сердца.

Будь вечно зеленой, лоза винограда!

Хочу, чтоб твое увидали цветенье

В каком-нибудь северном, дальнем селенье,

Чтоб ты — уроженка горячего юга —

С годами дошла до Полярного круга,

Искристым вином наполняя стаканы,

Лоза винограда, дитя Еревана.

Хочу, чтоб твои золотистые гроздья,

Пройдя сквозь снегов нерушимый заслон,

Я вились бы к чукчам когда-нибудь в гости

Как зримая явь, а не сказочный сон.

Чтоб там, где металось крыло снегопада,

В краю, где суровые высились льды,

Росли бы деревья, шумели сады.

Будь вечно зеленой, лоза винограда!

Лоза винограда! Да будет вовеки,

Как сок в твоих ветках, добро — в

                                                    человеке.

Наполни карасы, наполни бокалы

Вином молодым, чтобы кровь заиграла,

Чтоб пели мы песни душою влюбленной,

Чтоб жизни мы были до старости рады.

Цвети, наливайся, будь вечно зеленой,

Дитя Еревана — лоза винограда!

1950

Если бы мне снова стало

Восемнадцать, двадцать лет

И друзей бы я искала,—

Обошла бы целый свет

И нашла бы вас опять я,

Беспокойные мои.

Разделили б мы, как братья,

Все волненья, все бои,

Все заботы и тревоги,

Все тропинки, все дороги.

Снова быстрыми шагами

Мы отправились бы в путь.

Уж поспорила б я с вами,

Да всерьез, не как-нибудь!

Началось бы все сначала,

Шутки с гневом пополам,

Как бы я на вас кричала,

Не давая спуску вам:

— Ох, беда мне с вами всеми,

Зря на вас я трачу время!

Если бы мне снова стало

Восемнадцать, двадцать лет

И друзей я б выбирала,—

Не нашла других бы. Нет!

Только вас, моих строптивых,

Неуступчивых друзей,

Близких мне во всех порывах

Милой юности моей!

1952

Лирические стихи всегда можно с полным на то правом приложить к «личному делу» поэта, ибо они и есть его автобиография, рассказ о себе, искренний и доверительный. Но главное здесь не факты, не те или иные подробности жизни (это была бы просто анкета), а отношение к ним, художественное их осмысление (и это — уже поэзия). И когда поэт вспоминает детство, когда делится своей мечтой, когда радостно, а подчас смятенно говорит о захватившей его любви, когда восхищается мужеством соотечественников, когда воспевает красоту родной природы, когда пишет о своих раздумьях, — все это помогает нам представить автора стихов, понять его характер. Именно таково, отмеченное самораскрытием, творчество армянской поэтессы Маро Маркарян.

На русском языке книга ее стихотворений впервые вышла в 1952 году. И с того времени поэзия Маркарян привлекла внимание читателей. Сборник назывался «Голос матери». Со страниц его прозвучал исполненный теплоты и волненья голос советской женщины, которая любит родину и трудится на благо народа, воспитывает детей и беспокоится за их судьбу.

«Родина и сын» — вот одна из основных тем этого сборника, пронизывающая и все творчество Маркарян, тот воздух, что постоянно придает силы ее поэтическому дыханию. И все же, видит ли она, как «тонкою нитью скользит между скал неугомонный кипучий Араз» или любуется сыном, который «во сне одеяло ручонками скинул, головою кудрявой уткнулся в подушку», одна мысль тревожит ее: на земле неспокойно, «поднять оружье хочет враг над детскою судьбой». И она обращается со страстным призывом ко всем женщинам мира бороться против ужаса новой войны.

Чувства, владевшие Маркарян, были близки всем матерям, простым труженицам. Так стихи становились не только отражением личной жизни поэтессы, но своего рода биографией многих женщин, — поколения, к которому она, Маркарян, принадлежит.

Родилась Маро Егишевна Маркарян 19 декабря 1915 года на Кавказе в деревне Шулавери (теперь Шаумян).