— Как ты это видишь?

— Ты изменилась. Стала сильнее… и слабее одновременно. Словно какая-то ниточка порвалась в ткани твоего бытия — не смертельно, но тебя это мучает.

— Мне удалось освободиться, — коротко ответила я.

— Это я как раз тоже вижу. И вижу, что это не принесло тебе ожидаемого облегчения и радости.

— Радости? Возможно, я еще не до конца осознала. А кроме того, свобода дорого обошлась мне, и я пока еще не готова смириться с ценой, которую заплатила.

— Расскажи мне, — попросил Ритэниор.

Мы уселись на скамеечке, Филька расположилась у меня на коленях, и я принялась рассказывать — о том, как меня награждал император, о появлении герцога, о разбирательстве, о сканировании и частичной потере памяти, о том, как я собиралась умереть, но не умерла, о своем предательстве. О Дэйнише. О знакомстве с чудо-зверем гайрефом — вскользь, не вдаваясь в запретные подробности. О похищении и замужестве. О вдовстве.

Я впервые озвучила это свое состояние — «вдова». Странное и чужое. Вот все остальное могло со мной произойти, включая это нелепое замужество, изнасилование и избиение, а слово — не про меня. Просто еще одним чудовищем в моей жизни стало меньше. И я украдкой взглянула на свое запястье: серебристый крабик выглядел бледновато, но все еще был отчетливо виден.

Эльф слушал меня очень внимательно и с искренним сочувствием. Даже позволил выплакаться на своем плече. И вопросы задавал правильные — те, на которые я должна была ответить хотя бы самой себе. А лишних — не задавал. И мне почему-то подумалось, что я за все время в этом мире ни к кому из своих друзей не отнеслась с подобным вниманием. Все эти годы была зациклена не себе и своих личных проблемах. Нет, конечно, в помощи не отказывала — и Ритэниора исцелила, и Леха поддержала и… что там еще было? Или не было?..

Но что, например, я знаю о своем друге Наттиоре? Только то, что он полукровка. Ну и род его занятий. Словом, то, что можно узнать, не проявляя любопытства. А ведь у него есть какая-то своя жизнь и, возможно, какие-то сложности, о которых он мне не рассказывает. Может, бережет просто. А может, навязываться не хочет.

И о Лехе мне известно только то, что он поведал мне во время своей исповеди в первый вечер нашего знакомства. С Рейяной мы три года в одной комнате живем. И что я знаю о своей соседке? Ингор? Вернулся — и хорошо, все в порядке. Я пользовалась благодарностью его отца, но ни разу с возвращения парня в школу не подошла к нему, не поинтересовалась, как он и что. Спасла один раз — и будьте довольны.

То же и с эльфом. Да, спасла, когда нуждался в спасении. Да, проявляла интерес к его делу — минимальный, покуда с него не сняли обвинения. Но потом-то?! Да даже элементарное любопытство — где оно? Почему мне не было интересно, чем закончилось дело? И с чего вообще оно началось?

Оказывается, с тех пор как я однажды ранней весной очнулась в замке герцога Алейского, мир вращался исключительно вокруг моей персоны и интересовал меня лишь в той степени, в какой касался моего бытия. Была ли я такой и в прежней жизни? Вот не помню. Но мне кажется, что все-таки нет. Я всегда была любознательной и открытой миру. И внимательной к тем, кто меня окружал.

А в новом мире я дружу с людьми, к жизни которых не проявляю должного интереса. И соприкасаюсь с событиями, которые по идее должны были оставить след в моей жизни… или вызвать любопытство — у той меня, которой я была прежде. Вот, например, кто покушался на императора? Кого и почему его величество решил спрятать от мира столь радикальным способом в крепости Дэйх? Хотя это все имперские тайны, в них здравомыслящему человеку лучше не соваться. А вот другой вопрос: зачем родственнику Ритэниора понадобилось разрушать ценный артефакт?

Этот вопрос я и задала эльфу.

— Вообще-то, он не собирался разрушать, хотел лишь отломить один желудь с ветви — не думал, что при этом все сокровище рассыплется прахом.

— И зачем ему был нужен этот желудь?

— Он хотел отомстить — любимой, которая ему изменила, и другу, который стал ее мужем. Вычитал в какой-то старинной книге про один ритуал, для активации которого нужен желудь серебряного дуба. Поскольку дуба самого давно уже нет… а может, и не было никогда… то он решил похитить плод с ветви, которая хранилась в храме жизни. Таких разрушительных последствий он не предвидел, поэтому моим следом прикрылся на тот случай, если желудя вдруг хватятся…

— И что с ним сталось теперь, с этим твоим родственником?

— Его казнили, — просто ответил эльф, — он умер так, как должен был умереть я, если бы не твое вмешательство, — и Ритэниор притянул меня к себе и положил свою ушастую голову мне на макушку. Филька муркнула и перебралась к нему на колени.

— Тебе его жалко, Рит? — спросила я неожиданно для себя самой.

— Сложно сказать, Лари. Наверное, узнай я обо всем тогда, когда все только-только произошло, когда была сильна моя обида, я бы только сказал, что он получил по заслугам. Но я не задавал вопросов родителям, а они не хотели тревожить меня новостями, о которых я не спрашивал. Поэтому я узнал только сейчас, летом. И мне было грустно из-за всей этой нелепой истории. Он мог бы жить, мог достигнуть чего-нибудь — он вообще был сильным, умным и очень талантливым эльфом. И все эти таланты проросли травой, просыпались прахом…

— А что с его сообщниками? С братом и сестрой?

— Брат лишен кланового имени и изгнан. С Амиэрой должны были поступить так же, но за нее поручился супруг, мой брат. Она… просила у меня прощения. Плакала. Правда, не знаю, о чем больше — о своей вине или о том, что случилось с ее братьями. Мне ее в любом случае жалко. Она была такая… гордая красавица, а теперь — потерянная. Смотрит брату в глаза с щенячьей преданностью. А ему это не нужно. Он ее просто любит. Ведь бывает же такое?..

— Бывает, — отозвалась я.

…А потом мы долго-долго сидели в обнимку на той лавочке, вместе и по очереди почесывали пушистую Филькину шкурку, заставляя животинку млеть от блаженства. И проходившие мимо студенты — а их уже было немало, летние каникулы подходили к концу — смотрели на нас многозначительно и наверняка думали… думали что-то не то. А ничего такого не было.

Еще пару дней спустя я получила приглашение на аудиенцию к его императорскому величеству «для обсуждения вопросов, связанных с наследством покойного герцога Алейского». В письме меня называли герцогиней эс Демирад. Звучало странно и непривычно, даже неловко было от такого наименования, словно примазалась или украла что-то чужое.

— Что, снова приглашение на казнь? — полюбопытствовала Рейяна, заскочившая в комнату и увидевшая меня на кровати с приметным конвертом в руках.

— Угу, что-то в этом роде.

— Да ну-у-у! — восхитилась соседка. — неужели снова во дворец приглашают?! Чур, я тебе прическу опять делаю!

— Ой, Рей, умоляю тебя, никаких причесок, никаких нарядов. Это будет не бал и не прием, а деловая встреча.

— Ну и что? — возмутилась Рейяна. — Кто мешает тебе на деловой встрече хорошо выглядеть?

Да ничего не мешало, если честно. Просто дурные ассоциации — не могла я забыть, как появилась во дворце при полном параде, а потом с утра влезала в нарядное вчерашнее платье, насквозь пропитанное моими страхами, чтобы отправиться в нем на процедуру глубинного сканирования сознания…

К императору я все-таки отправилась с шикарной прической — Рейяна настояла на своем и целый час мучила меня у зеркала, покуда не сочла результат достойным. Однако от платья отказалась — никто в этот раз не предлагал мне проехаться в своем экипаже, так что отправилась я верхом и, соответственно, в брючном костюме. Правда, нарядном — оскорблять императорский взор видом походной одежды я не решилась.

Во дворце меня привели в императорскую приемную, где уже ожидал младший брат моего покойного мужа, как бы странно это ни звучало, а через пару минут нас обоих пригласили в кабинет.