— Не захочу, — помотала головой я.
— Но одно я точно знаю — боль пройдет. Это я тебе как целитель говорю. Но ей нужно позволить выйти из тебя, выпустить словами или поступками. Как это сделать, тебе придется самой решать.
— Гхм… Рейн, не могу сказать, что услышала сейчас от тебя что-то абсолютно новое, о чем прежде сама не догадывалась, но все равно — спасибо тебе за эти слова. Я еще не готова выпустить боль — но буду думать об этом.
Я и в самом деле была не готова — самоедство, как ни странно, приносило мне какое-то моральное удовлетворение, муки совести воспринимались как справедливое наказание. Непродуктивно и бессмысленно, но вынырнуть из этого тупикового состояния мне покуда не удавалось.
Кстати, и тренировкам оно очень мешало. Я это осознала вечером, когда вновь попробовала работать с потоками. Вдруг как-то со всей ясностью пришло понимание, что для успешной работы надо себя любить, а наказывать и без того найдется кому.
Любила меня Филька — изо всех своих звериных сил сигнализируя мне о своем чувстве. Малышка с утра отказалась остаться в комнате или вернуться в питомник. Пришлось оставить там записку магистру Кробах, чтобы она не волновалась о потере животного, а филшу взять с собой в лечебницу. Там она и провела весь день у меня на плече, развлекая больных, и только во время беседы с Рьеном перебралась на колени.
…Я почесала шерстяную шейку. Филху прогнулась и закатила глаза в удовольствии, а потом вжалась в меня, для надежности обхватив хвостом, насколько хватило его длины.
Рьен был прав во всем. И я попробовала последовать его совету — для начала поговорить с тем, кто точно меня выслушает и, вероятно, найдет нужные слова для утешения. Я позвала саа-тши. И мать-змея действительно слушала меня, пока я делилась своими переживаниями, а потом сказала то, что надо было сказать:
«Девочка моя, не ешь себя. Кто из нас проживет и за всю жизнь не причинит никому ни зла, ни боли? Возможно, человек, которого ты обидела, когда-нибудь найдет в себе силы простить тебя и вернется в твою жизнь. А если нет, то ты сможешь вспоминать о нем то хорошее, что видела от него. И будешь благодарна богам уже за то, что он в твоей жизни был».
«Я и впрямь благодарна. Просто пока не смирилась с этим «был». Он был первым моим другом в Лербине и очень помог мне на первых порах».
«Вот видишь! Просто думай о том, что вас связывало — и продолжает связывать, а не о том, что вас разъединило».
Эта беседа с саа-тши и в самом деле принесла мне облегчение. Нельзя сказать, что я перестала терзаться виной, но эти терзания больше не отнимали у меня жизненных сил, не вмешивались в каждую мысль и каждое действие. Я всегда могла, как советовала мать-змея, вспомнить светлые моменты, и боль сменялась грустью, а с грустью уже можно было как-то жить.
Во всяком случае, я смогла начать серьезные тренировки. Дело было знакомым и шло гораздо быстрее, чем три года назад. Уже спустя декаду я вполне уверенно обращалась со своими потоками. Конечно, я пока не рисковала применять магию на новом уровне, но сила подчинялась мне — и я решила, что уже можно исполнить свою задумку…
Ректора я застала в его кабинете, и при виде меня он с облегчением отодвинул в сторону бумаги, которые пытался читать.
— Что скажете, студентка… Май-Рок? — улыбнулся магистр.
— Я к вам с просьбой, магистр. Проверьте меня на сфере Левория.
— Что за ерунда? Вас же проверяли при поступлении!
— Магистр Хольрин, пожалуйста! Это же не трудно, правда?
Магистр вздохнул — «мол, что вы со мной делаете, иду на поводу у девчоночьих прихотей» — однако поднялся со своего места и нырнул в неприметную дверцу, полускрытую за массивным шкафом. Появился он спустя минуту и водрузил на стол ту самую сферу.
— Давайте! — скомандовал ректор.
Я сбросила свою неизменную теперь спутницу филшу с плеча на кресло и положила руку на артефакт. Магистр всмотрелся в сверкающие узоры, потом полез в шкаф и извлек оттуда мое личное дело.
— Ну что там? — поторопила я его.
— Между восьмым и девятым с потенциалом к росту. Но как такое может быть — пятерка же была?!
— Чудеса случаются, господин ректор, — усмехнулась я.
— И что вы планируете делать, — осведомился магистр Хольрин, — в связи с этими… м-м-м… чудесами?
— Я бы хотела изменить вторую специальность на боевку.
— Вы уверены, что вам это нужно? Магистр Кробах так ценит вас.
— Я питомник не брошу, магистр Кробах без моей помощи не останется. Но я хочу проявить себя там, где прежде у меня не было никаких шансов. Мне всегда было тесно в тех рамках, которые навязывало ограничение дара, хочется наконец развернуться…
— Развернуться ей хочется… — проворчал ректор. — А мне расписание перекраивать. Вы ж одна такая — чтобы целительство, а второй специальностью — боевая. Но в любом случае надо сперва побеседовать с магистром Стайрогом — согласен ли он вас взять.
— Я думала, он на практике с первокурсниками.
— Нет, он в этом году никуда не поехал, — с этими словами ректор взялся за амулет связи.
Стайрог появился в кабинете уже через пять минут. Магистр Хольрин кратко изложил ему ситуацию.
— Ну что, — ответил боевик, — я против вас ничего не имею, Май. Вы по складу настоящий боец. Но настаиваю, чтобы до начала учебного года вы регулярно являлись ко мне на тренировки. Вы же понимаете, что изменившийся уровень не сделал вас сразу сильным магом.
— Конечно, понимаю, магистр, — отозвалась я покладисто.
— Так вот, надо учиться с этим уровнем работать, чтобы потом иметь возможность участвовать в практических занятиях наравне с однокурсниками.
Мы договорились с Стайрогом о месте и времени проведения тренировок и хотели уже было покинуть кабинет ректора, когда дверь вновь отворилась и на пороге появился магистр Самарэн.
— У меня условие! — заявил он, едва войдя в комнату.
Что у него за условие, нетрудно было догадаться. Но откуда он узнал?.. Филька, вернувшаяся на мое плечо, рассерженно зашипела и замахала крыльями, недовольная новым вторжением.
— Итак, перевод — переводом, — продолжил некромант, — но с осени вы посещаете мои занятия, и никакие возражения не принимаются!
— Да я уж поняла, что легкой жизни у меня не будет, — угу, если еще магистр Релинэр на меня права заявит, да магистр Челлах по моим талантам плачет, да еще и с Марисой как-то объясняться — ее ведь тоже так просто не оставишь… словом, четвертый курс обещает быть ничуть не легче третьего.
Да что там, я от счастья и не на такое готова была согласиться.
К Марисе я, повздыхав, отправилась сразу из кабинета ректора. Магистр была потрясена до глубины души.
— Как же так, Лари?! Мы такие планы строили!
— Мари-и-иса, какие планы, о чем ты?
— Ну… программа же!
— Так ведь я и не отказываюсь. Будем и дальше вместе работать. И питомник я не брошу. Сложновато, конечно, будет, но ведь зверям-то нет дела до моих трудностей.
— Все равно, — обиженно пробубнила Мариса, — как-то я себе иначе все это представляла. Зачем тебе это? Ты же девушка! С твоими умениями и возросшей силой ты и без того сможешь защитить себя и своих близких, если понадобится. Но делать войну своей профессией?!.
К слову, боевые маги далеко не всегда становились военными. Зачастую подвизались в охране грузов и людей — это было мне куда ближе. Да я и не собиралась делать боевку своей основной профессией. Именно об этом я и сообщила Марисе:
— Ты пойми, я все равно буду целителем, а то, что я сейчас делаю — я делаю для себя. Просто я дорвалась до того, что было мне долгое время недоступно, — я объясняла даже не столько Марисе, сколько себе, — и мне надо теперь использовать новые возможности на полную катушку, развивать их, получать удовлетворение от работы в полную силу, чтобы позабыть о собственной былой ущербности. Потом, когда я сживусь с новой силой, это перестанет быть для меня столь важным, и жизнь потихоньку войдет в колею, а я вернусь к более спокойным занятиям. Мне просто надо этим переболеть, понимаешь?
