Литмир - Электронная Библиотека

Питер Абрахамс

Тропою грома

От издательства

Миновало почти четыре десятка лет после опубликования хорошо у нас известного, популяризировавшегося и в кино и на балетной сцене романа южноафриканского писателя Питера Абрахамса «Тропою грома» (1948). За это длительное, богатое событиями время многое изменилось у него на родине, начиная с самого названия страны, которая именуется уже не Южно-Африканским Союзом, а Южно-Африканской Республикой. Поднялся могучий, грозно нарастающий вал борьбы против расистских властей, которые оказались вынужденными маневрировать, сочетать репрессии с уступками, стараясь подмалевать вызывавшие возмущение всех честных людей пятна на фасаде расистского режима. И однако, его внутренняя сущность осталась неизменной. Именно поэтому роман «Тропою грома», сыгравший столь важную роль в становлении и развитии литературы протеста, которая впоследствии объединила наиболее талантливых писателей ЮАР — и тех, кто остался в стране, и тех, кого принудили эмигрировать, — до сих пор не утратил своей актуальности.

Центральное место в романе занимает история любви «цветного» (по официальной терминологии расистских властей) Ленни Сварца и белой Сари Вильер. В стране, где человеконенавистническая идеология подкрепляется целой системой таких же законов, любовь людей «разной расовой принадлежности» обречена на трагический конец. Непреложно гибнут и главные герои романа. Их гибель призвана подчеркнуть основную мысль автора, выраженную им в патетическом призыве: «О земля! Научи своих неразумных детей любить! Научи их, потому что это им нужно. Самые простые чувства нужны им. Сострадание и помощь и братская преданность. И любовь, которая сильнее и больше, чем нация или раса, любовь, которая объемлет все нации и все расы, высшая любовь человека к человеку». Жизнь показала, что одних гуманистических призывов, как ни ценны они своим благородством, недостаточно, чтобы эффективно бороться с воинствующим расизмом. Понимают это Ленни Сварц и Сари Вильер, отстаивающие с оружием в руках свое право на свободу, на любовь. Эху выстрелов, звучащих в финале романа, суждено отдаваться все снова и снова, будя ответный отклик в человеческих сердцах. Призыв к активной борьбе против расизма будет подхвачен впоследствии южноафриканскими патриотами, готовыми пожертвовать своей жизнью во имя торжества правого дела.

Роман «Тропою грома» останется в истории южноафриканской литературы как одно из первых произведений, призывающих дать решительный отпор бесчеловечной расистской политике, проводимой режимом Претории. Этим же объясняется и его поистине международный резонанс. Вполне закономерно, что с этого романа начинается выпуск типологизированной библиотечки лучших произведений африканских писателей, которая должна вобрать в себя все, что прошло испытание временем, сохранило живой интерес для наших читателей.

Часть I

Дома

I

Он вышел из вокзала и спрятал квитанцию в бумажник. Ну, это сделано. Чемоданы сданы в багаж. Отступление отрезано. Не то чтобы он собирался отступать. Но так, по крайней мере, все ясно. Решено. Он едет домой.

Не так-то легко было решиться. Селия уговаривала его не уезжать. И остальные тоже. Селия, наверно, и сейчас еще будет спорить. Насчет этой работы — преподавания в школе для цветных — она права. Это хорошее предложение. Но принять его нельзя. Он должен ехать домой. Вот этого Селия не хочет понять.

Ленни свернул на Аддерли-стрит. Он постоял на тротуаре, пропуская машину, потом перешел улицу.

Жаль, что Селия не понимает; хотелось бы, чтобы она поняла. Они так давно дружны; он ее любит. Вместе учились в университете, все эти годы были вместе. Он будет по ней скучать. А все-таки он должен ехать, — и теперь, когда чемоданы сданы в багаж, это решено и подписано. Он, положим, и без того уже решил. Но этак крепче.

Досадно, что вечером придет вся компания. Хорошо бы побыть одному, подумать, постараться вспомнить, каково там, дома. Семь лет — долгий срок, а письма приходили редко, каких-нибудь десять писем за все эти годы.

Как хочется пить. Он посмотрел на часы. Как раз время выпить чашку чаю. Он пересек площадь и зашел в кофейню Фатти, на краю Шестого Квартала[1].

В последний раз он пьет чай у Фатти. Он меланхолически улыбнулся. И об этом тоже он будет скучать. Обычно после танцев или театра, часа в два ночи, они с Селией и с ребятами забегали к Фатти съесть порцию его знаменитых сосисок с картофельным пюре. Иногда он приходил вдвоем с Селией. А иногда один. За эти семь лет Фатти стал неотъемлемой частью его жизни. А теперь этому конец. Да, многому теперь пришел конец.

Конец всей этой кейптаунской жизни, шумной и веселой. Конец африканским шоу, и танцам, и вечеринкам, и оживлению, царившему в Шестом Квартале в субботние вечера. И конец его университетской жизни — дружбе с товарищами, зубрежке и всей этой атмосфере учености и мудрости; конец жарким политическим спорам и яростной борьбе фракций; конец многолюдным демонстрациям по поводу событий, затрагивавших судьбу цветных. Всему этому конец, и по всему этому он будет скучать.

Но больше всего он будет скучать по Селии. Ведь они все делали вместе — и труд и веселье делили пополам. Селия такая хорошенькая и такой славный товарищ! Хотелось ли ему совершить прогулку, взобраться на Столовую гору, поплавать в море, Селия всегда была тут как тут — стройная, ловкая, неутомимая, со смехом в глазах и на устах. Всегда она была ласкова с ним. И ее родные тоже. Они так хорошо относились к нему. Да, без всего этого будет скучновато.

Фатти подошел к его столику. Толстый, добродушный грек с улыбчивыми морщинками в углах глаз.

— Что-то вы сегодня в одиночестве, — сказал Фатти.

Ленни кивнул и закурил папиросу.

— Уезжаю, Фатти. Сегодня вечером.

— Уезжаете?

— Да, Фатти. Домой, в Кару[2].

— Совсем уезжаете? Или еще вернетесь?

Ленни пожал плечами.

— А ваша подружка?

— Она остается.

— Невесело ей будет, бедненькой.

— Мне самому невесело.

Фатти сочувственно поцокал языком.

Ленни встал и расплатился. У выхода он крепко пожал руку Фатти.

— Жаль терять такого хорошего клиента, — сказал грек.

Ленни ухмыльнулся:

— И мне жаль вас покидать, Фатти. Где найдешь такие сосиски с картофельным пюре, да еще в любое время дня и ночи!

Он вскочил в проходивший автобус и поднялся на империал. Сидя там, он проехал в другой конец Шестого Квартала, в чинные, нарядные улицы, где обитали сливки цветного общества.

Погруженный в задумчивость, он прошел по переулку к дому, в котором жил. Еще два часа — и уже пора будет ехать на вокзал, и Кейптаун останется позади. Странное ощущение! Он плохо помнил свою прежнюю жизнь — жизнь до Кейптауна. Это было так давно! Одно только четко вставало в его воспоминаниях — лицо матери. Сестренку Мейбл он помнил уже не так ясно. А все остальное сливалось в бесформенное бледное пятно. Все, кроме Большого дома на холме над его родной деревушкой. Этого-то не забудешь! Все рассказы, какие он слышал в детстве, так или иначе были связаны с Большим домом и его обитателями. Если дети капризничали, им грозили карами, которые обрушатся на них из Большого дома. Им говорили: вот придет большой баас[3], волосы у него рыжие, борода рыжая, он тебя схватит и посадит в пустую комнату, будешь сидеть там целый день, а то и неделю, и есть он тебе ничего не даст. Да. И это было страшнее всякой порки. Но это было так давно! Интересно, как они теперь живут там, дома?.. Ну да ладно, скоро он сам узнает. Но хорошо бы иметь хоть какое-нибудь представление о том, что его там ждет. Семь лет — долгий срок!

вернуться

1

Шестой Квартал — район Кейптауна, отведенный для так называемых «цветных», к которым южноафриканские расисты причисляют индийцев, людей смешанной крови.

вернуться

2

Кару — засушливая гористая местность в ЮАР

вернуться

3

Баас — господин (африкаанс).

1
{"b":"554375","o":1}