– Прежде всего, возражу, что Кристин Мэтерс не из тех девушек, которые способны влюбиться в столь отъявленного негодяя. А во‑вторых, версия кажется мне до отвращения неправдоподобной. Это сумасшествие какое-то.

– Тогда что скажете о слухах, будто Линдсей специально задержал свое бегство, чтобы в отместку за какое-то древнее злодеяние против своей семьи отрубить трупу несколько пальцев?

Гилби уставился на меня в изумлении.

– Скажу, что такое могло присниться только умалишенному в кошмарном сне.

– Точнее не скажешь! Кошмарный сон умалишенного. А вспомните, какое впечатление с первых минут произвел на вас Гатри. Вы сразу поняли, что перед вами сумасшедший.

– Боже милостивый!

– Ваше искреннее восклицание вполне уместно! Картина ведь и в самом деле вырисовывается отвратительная и ужасная. Рэналд Гатри покончил с собой, но одновременно совершил весьма хитроумное и омерзительное преступление. Поняв это, мы сразу оказываемся у решения загадки. Остается лишь прояснить некоторые подробности.

Гатри просто не мог позволить Линдсею взять в жены племянницу. Думаю, нам следует принять его патологическую ненависть к молодому человеку как неоспоримый факт. Причем в своей ненависти он дошел до крайности. Когда все остальные способы помешать молодым людям потерпели крах, у него остался единственный путь предотвратить осуществление их планов – погибнуть самому и утянуть за собой в могилу Линдсея. Не стоит упускать из виду глубочайшую меланхолию, в которой он пребывал в последнее время, постоянные разговоры о смерти, а они, уж поверьте, послужили прелюдиями к множеству внешне ничем не мотивированных самоубийств. Если на то пошло, он однажды уже пытался наложить на себя руки. Вчера по чистой случайности я сумел получить свидетельские показания об этом. И он, как мы можем теперь вообразить, был движим тем же импульсом к саморазрушению, но только на сей раз смерть грозила не ему одному. Он добивался одним ударом двух целей. Линдсей не мог стать супругом его племянницы, обреченный на позорную казнь по приговору суда, а сам Гатри удовлетворял свое темное и необъяснимое стремление добровольно покончить счеты с жизнью. Становится понятно, почему он постоянно цитировал стихи Данбара, а страх смерти читался на его лице: он уже знал, что скоро умрет. Причем он все-таки боролся с собой, не мог, как выразилась мисс Мэтерс, выбрать одно из двух. Ибо никому не под силу обдумывать подобный план, не испытывая порой ужаса и отвращения к самому себе.

Все обставлялось как преступление. И у преступления должен был наличествовать свидетель. А кто может лучше сыграть такую роль, чем медик?

– Доктор, которого ожидал Хардкасл!

– Думаю, именно так все и обстояло. Но здесь-то и случилась первая незадача. Доктор – кого бы ни выбрали для такого случая, – не сумел добраться до замка. Вместо него явились вы и мисс Гатри. И тогда Гатри решил, что ему подойдете и вы. Отсюда его пристальные изучающие взгляды. Поэтому он обрадовался, что вы сумели найти дорогу к его жилищу.

Еще одним отголоском первоначального плана явилось мнимое недомогание Гатри на следующий день. Это стало бы предлогом все же позвать врача, чтобы он оказался в нужное время в нужном месте. По какой-то причине он упорно не желал отказываться от этой части своего замысла, даже когда убедился, что доктор не явится, задержанный, по всей вероятности, бураном, и вам придется заменить его.

А теперь разберем сам план. В сущности он очень прост. Они договорились, что Линдсей придет в замок в канун Рождества, чтобы забрать мисс Мэтерс, и затем тихо, почти втайне скрыться. Причины именно такого их поведения ясны: эксцентричность и непредсказуемость Гатри, его непреодоленная убежденность, что брак становился позором для семьи. Вот почему Линдсей согласился все проделать без особой огласки. Они с мисс Мэтерс понимали, что подобным образом Гатри желает их унизить, но не подозревали худшего. Как и мы с вами ни о чем бы не догадывались, не ведали о предварительной договоренности, если бы мисс Мэтерс не удалось передать письмо своему старому приятелю в Кинкейге. Гатри ничего о письме не знал, а ведь только оно могло подтвердить слова беглецов, что хозяин Эркани согласился отпустить их и даже обещал снабдить Кристин определенной суммой в золоте.

Линдсея должны были препроводить в башню для прощальной беседы с Гатри, чтобы в какой-то момент избавиться от него. Причем прогнать прочь, вызвав ярость – Гатри, несомненно, знал о взрывном темпераменте Линдсея и умело, как выразилась мисс Гатри, «отхлестал оскорблениями», и тот вышел от него, буквально пламенея от гнева.

– Этот Гатри был настоящим исчадием ада, мистер Уэддерберн!

– Едва ли в вашем определении содержится значительное преувеличение. Но вернемся к происшедшим событиям. Вызванный Хардкаслом, вы поднялись по лестнице как раз в тот момент, когда должны были столкнуться лицом к лицу с очень злым молодым человеком. Он протиснулся мимо вас, и, если помните, Хардкасл лишь имитировал попытку задержать его. Таким образом сразу вы ничего не заподозрили. Линдсей затем забрал мисс Мэтерс, и они вдвоем навсегда, как им казалось, отряхнули прах замка Эркани со своих ног. А тем временем, едва Линдсей успел покинуть кабинет, Гатри через маленькую спальню выбрался на балкон и прыгнул навстречу смерти.

Гилби поднялся и принялся расхаживать туда и обратно вдоль галереи. Затем остановился, и его лицо отражало охватившее его глубокое волнение.

– Все сходится! Да, мистер Уэддерберн, все сходится! До единой детали. Я лишь не вижу, как можно сопоставить время…

– О, это очень важный вопрос. Надеюсь, уже скоро с помощью секундомера нам удастся доказать, что Линдсей никак не мог убить Гатри, и между тем моментом, когда вы услышали крик, заметив тень падавшего тела Гатри, и появлением Линдсея на лестнице прошло слишком мало времени, чтобы он успел выбраться с балкона и предстать перед вами. Гатри просчитался. Он не мог предположить, что какие-то полминуты сыграют в деле решающую роль. Ему и в голову не пришло, что свидетель на лестнице увидит его падающее тело. И он переоценил собственное самообладание, а потому не ожидал от себя предсмертного вскрика. По его плану, должно было хватить появления разъяренного Линдсея на лестнице, а потом обнаружения трупа лорда у подножия башни, чтобы Линдсея обвинили в жестоком убийстве.

Но к проблеме времени мы еще вернемся. А сейчас важно еще раз отметить, что хладнокровие изменило Гатри не только в тот момент, когда он падал с башни. Он не сумел осуществить куда более важную часть своего коварного замысла. Не решился отрубить себе пару пальцев на руке перед тем, как совершить самоубийство.

– Ушам своим не верю, мистер Уэддерберн. Это уму непостижимо. Ничего страшнее в жизни не слышал.

– Но факт остается фактом. Гатри собственноручно наточил тесак, заявив миссис Хардкасл, что хочет с его помощью разделаться с огромной крысой. У меня нет сомнений, что подразумевал он Линдсея, а тесак понадобился, чтобы окончательно доказать его причастность к убийству. Вспомните, как стремился Хардкасл первым добраться до трупа. А когда парень, пришедший сюда вместе с констеблем, вернулся в Кинкейг, по городу тут же пополз слух, что тело изуродовали. Только Хардкасл мог распустить подобную сплетню. Он был уверен, что так и случилось, поскольку Гатри посвятил его в детали своего плана, и был несказанно удивлен и даже не знал, как себя вести, когда его слух не подтвердился. Но если бы Гатри хватило духа, улики против Линдсея стали бы неопровержимыми. По крайней мере в глазах местного населения. А мнение общественности не следует недооценивать, если разбирается уголовное дело, особенно в провинции. Гатри разработал схему, от которой кровь стынет в жилах, но нельзя не признать, насколько тонко и тщательно он все продумал.

Гилби достал носовой платок и промокнул взмокший лоб.

– Мне остается только поражаться, мистер Уэддерберн, вашему невозмутимому спокойствию. Гатри, несомненно, был крайне опасным и кровожадным сумасшедшим.