Лицо капитана закаменело.

– Я же сказал, он тверд, как скала. Я больше ничего не могу сделать. Предлагаю положить конец этому безобразию. Я возьму этот пистолет.

– Держи. – Хосеп ударил его стволом по шее, мушка оставила кровавую царапину. – Ваши люди, похоже, ничему не учатся. Возьмите двоих и пойдем со мной… шевелитесь!

Они шевелились. Никто не сомневался, что Хосеп не шутит, что ему не составит труда нажать на спусковой крючок. Хосеп пригнал их палубой ниже, в сожженный «суперлюкс». Пассажиры, томившиеся там, увидев капитана, устремились к нему, но Хосеп дважды выстрелил в потолок, и они с криками отпрянули.

– Вы, капитан, и ваши люди. Я хочу, чтобы вы взяли и отнесли к машинному отделению эти тела, если, конечно, не желаете, чтобы я заменил их вашими. Обгорелого заверните в одеяло, чтобы он не развалился по пути. Выполняйте!

Им этого не хотелось, но они подчинились. Матрос, который нес обгорелый труп де Лайглесии, дрожал от ужаса. Капитан сгибался под телом адмирала Маркеса, но молчал. Полковника Хартига, толстого, как в жизни, так и в смерти, пришлось тащить волоком. Хосеп поменял пистолет на автомат. Загнал всех в лифт. Они спустились к машинному отделению. Под дулом автоматы капитан и матросы подтащили тела к задраенной двери машинного отделения.

– Бросьте тела здесь, – скомандовал Хосеп. – Матросы остаются на месте. Вы, капитан, подойдите вон к тому телефону. Позвоните вашему инженеру. Скажите ему, что стоите у двери с двумя своими людьми. Скажите ему о трупах. Предложите открыть дверь и лично взглянуть на них, если у него будет такое желание. Заверьте его, что меня рядом нет, что я стою в ста метрах по коридору. Так и будет. А потом скажите ему, что я убью вас, двух ваших матросов и всех остальных членов экипажа, если он не прекратит это безумие. Так и будет. Вы в этом сомневаетесь?

– Нет, – ответил капитан.

– Хорошо. Скажите ему, чтобы он поменьше верил тому, что писали обо мне газеты. Скажите ему, чтобы он открыл дверь и посмотрел, что я могу сделать. Я его не пристрелю. В этом нет необходимости. А теперь действуйте.

Хосеп развернулся на каблуках и зашагал к дальнему концу коридора. Привалился к стене, наблюдая, как капитан снимает трубку. Дураки. Он чертовски устал. Глаза жгло, все мышцы болели. А спать нельзя, по крайней мере до завершения кризиса. Смогут они продержаться еще шесть часов? Да! Потому что должны.

Капитан повесил трубку и повернулся к двери. Несколько мгновений спустя она приоткрылась, и из-за нее осторожно выглянул инженер. Переговорил с капитаном, взглянул на трупы, потом на Хосепа, стоявшего с автоматом на изготовку. Плечи инженера поникли, и Хосеп понял, что этот раунд остался за ним. Но сколько еще ждало его впереди.

Они удерживали контроль над кораблем, но на пределе.

Однако каждая минута приближала их к цели.

Пассажиры начали соображать, что к чему. Разумеется, не все. Тех, кто узнавал лишнее, загоняли в спортивный зал и запирали. Но при этом распылялись и без того незначительные силы. Если бы не шторм, им бы не удалось добиться своего. Но большинство пассажиров оставались в своих каютах. В крайнем случае решались дойти до ресторана. Поэтому они не задавались вопросом, почему закрыта касса, почему заперт спортивный зал, почему капитан никого не приглашает на вечеринку. Они лишь молились о том, чтобы шторм прекратился, и укладывались на койку.

Два судовых врача под дулом пистолета узнали о происходящем. Одного охранника пришлось держать в лазарете, пока они оперировали раненого кассира, делали все что могли с раздробленными коленными чашечками сержанта Прадеры, зашивали рану на шее Консепсьон, перевязывали руки Клаусу.

По всему кораблю отчаявшиеся, безумно уставшие люди держали на прицеле других людей, числом превосходивших их в десять, двадцать раз. Большинство матросов знали, что происходит, но выполняли приказ ничего не предпринимать. Они знали о том, что случилось в машинном отделении.

Проведя два часа в полном одиночестве, Хэнк передал Диасу просьбу немедленно прийти к нему. Диас пришел, без сил рухнул на диван.

– В чем дело?

– Мне надоело охранять эти камушки. Моя жена по-прежнему в спальне, она хочет есть, говорит мне об этом. Бедный стюард по-прежнему заперт в ванной. Что вы собираетесь делать?

– Сейчас вызову Хосепа. Я не решусь притронуться к чемоданчику в его отсутствие. Воспользуюсь вашим телефоном.

При всей своей занятости лидер «Тупамаро» сумел выкроить время, едва услышал о бриллиантах. Вошел, плюхнулся в кресло, как и Диас. Молча выслушал тираду Хэнка о том, что тот хочет снять с себя ответственность за чемоданчик и его драгоценное содержимое.

– Вы правы, – кивнул Хосеп. – Бриллианты хранились у вас временно. – Он достал из кармана ключ, открыл чемодан, оглядел мешочки.

– Учет и контроль, – съязвил Хэнк.

– Когда на кону такие деньги, доверять нельзя никому, – отрезал Хосеп. – Вроде бы все на месте. Как, по-твоему, Диас?

Парагваец, не поднимаясь, пожал плечами. Он слишком устал, чтобы думать. Хосеп – нет. Глаза его покраснели от недосыпания, но мозг работал, как часы.

– У меня есть предложение. Мы не можем выделить человека, чтобы он охранял чемоданчик. И я никому не доверяю, во всяком случае, если этот человек останется наедине с бриллиантами.

– Согласен, – кивнул Диас.

– Мы отнесем чемоданчик в лазарет. Там твой сержант Прадера и Консепсьон. Мы разместим их в одной комнате. Снабдим оружием. Принесем чемоданчик и оставим там. С такими охранниками он будет в большей безопасности, чем в сейфе.

– Согласен. Ты здорово все продумал, Хосеп. По одному человеку с твоей и моей стороны. Согласен. Бриллианты будут под охраной, и нам не придется отвлекать наших людей.

– Так давай прямо сейчас это и сделаем, потому что очень скоро нам надо выходить на связь. В последней радиограмме указывалось, что уже через несколько часов траулер сможет выйти в море.

– Подождите, – подал голос Хэнк. – Стюард по-прежнему заперт в ванне. Он не должен знать о том, что я замешан в этой истории.

– Я его выпущу. – Диас достал пистолет. – И предупрежу, что ему следует держать язык за зубами… хотя не сомневаюсь в том, что большинству экипажа уже известно, что корабль захвачен нами. Идите передо мной, чтобы я мог держать вас на прицеле.

Испуганного стюарда освободили, как и разъяренную Френсис. Гринстайны отправились в ресторан, чтобы утолить голод и обменяться несколькими словами. Хосеп и Диас понесли чемоданчик с бриллиантами в лазарет.

Две больничные кровати удалось поставить только в смотровой, которая располагалась по левому борту второй палубы. Санитары вынесли из нее письменный стол, кушетки, стулья, стол для осмотра пациентов, заменив все двумя кроватями. Чемоданчик поставили на стеллаж с медицинскими книгами и журналами, который занимал целую стену. Консепсьон сидела на краю кровати и наблюдала.

– У тебя есть оружие? – спросил Хосеп.

– Разумеется, – прохрипела она. От потери крови она заметно побледнела, а шею закрывала широкая повязка.

– Хорошо. Ложись, набирайся сил. К бриллиантам никого не подпускай.

Она лишь улыбнулась в ответ и упала на подушку.

Сержанта Прадеру привезли на каталке, двое санитаров и врач с трудом переложили его на кровать. Обе ноги были в гипсе. Когда медики отбыли, Диас протянул сержанту пистолет.

– Бриллианты в этом чемоданчике. Чемоданчик останется здесь, и никто не должен к нему приближаться.

Прадера кивнул, убрал оружие под простыню.

– Понятно. Проследи за тем, чтобы здесь всегда горел свет. Эта женщина тоже не должна подходить к чемоданчику?

– Позвольте мне вас познакомить. Сержант Прадера. Консепсьон Вальверде. Она представляет тупамарос. Чемоданчик вы охраняете вместе. Ни один из вас не должен к нему подходить.

– Не моя проблема, не так ли? – ответил сержант. – Ее. – И повернулся к Консепсьон. На лице не отражалось никаких эмоций. – Прикоснись к чемоданчику, и ты мертва, женщина. Запомни.