Хосеп подождал, пока они с Диасом остались в кассе вдвоем. Едва за тупамарос закрылась дверь, Диас с облегчением снял маску.

– Свидетели нам не нужны, – пояснил Хосеп. – Давай открывать сейф.

Отверткой он расширил зазор между дверью и стальным косяком, после чего они вдвоем ухватились пальцами за край тяжелой, стальной двери и откатили ее.

На металлическом полу, перед рядами закрытых банковских ячеек, стоял чемоданчик с бриллиантами.

Диас наклонился, поднял его, перенес на стол.

– Ты взял у чеха ключ? – спросил он.

Хосеп кивнул, выудил из кармана ключ, вставил в замок, повернул, откинул крышку.

– Важный исторический момент, – прокомментировал Диас, беря один из замшевых мешочков. – Возможно, в этом чемоданчике лежит свобода наших стран. – Он высыпал на ладонь сверкающие камни. Хосеп согласно кивнул. Диас ссыпал бриллианты в мешочек, положил на место, запер чемодан. – Чемодан будет у тебя, ключ – у меня, пока мы не разделим бриллианты поровну.

– Хорошо. А теперь давай вскроем банковские ячейки и поглядим, что приготовили для нас эти капиталисты.

– Нет. Этого мы делать не будем. Мы не воры.

Хосеп невесело хохотнул.

– Ты меня удивляешь, маленький буржуазный революционер. Ты захватываешь самый большой в мире лайнер, берешь в плен руководителей двух государств, вскрываешь корабельный сейф, чтобы похитить бриллианты стоимостью в сотни миллионов долларов, а потом останавливаешься перед тем, чтобы взять малую толику богатств, которую эти паразиты-капиталисты взяли с собой в круиз. Это же нелепо!

– У нас нет времени на споры, Хосеп. Я делаю то, что должен, ради обретения моей страной свободы. За нее я готов умереть. Но вором не стану.

– Думай, что говоришь. – Хосеп разозлился, схватился за пистолет. Диас ответил тем же. Оба стояли, сверля друг друга взглядом. Напряжение нарастало.

Распахнулась дверь, и они оба резко повернулись, выхватив оружие. На пороге, тяжело дыша, стояла Консепсьон. Впервые Диас увидел, что на ее лице отражаются человеческие эмоции.

– Идите… немедленно. – Голос ее срывался. – Что-то случилось. Ужасное. В соседней каюте слышатся немецкие голоса. Должно быть, они освободили пленников.

Хосеп схватил чемоданчик и побежал. Диас задержался на несколько секунд, чтобы повесить на дверь табличку «ЗАКРЫТО», прежде чем захлопнуть ее за собой.

Вскоре они сгрудились вокруг магнитофона в каюте Хэнка, вслушиваясь в каждое слово.

Руки сержанту Прадере связали за спиной, самого бросили на пол. Лицо покрывали царапины: адмирал Маркес, как только его развязали, набросился на сержанта и единственной рукой вырвал бы ему глаза, если бы немцы не оттащили разъяренного старика. В остальном сержант остался целым и невредимым, но знал, что скоро все изменится. Немцам требовалась информация, и они умели ее добывать. Поэтому он прекрасно понимал, что его ждет. Но его чувства не отражались на лице, которое более всего напоминало каменную маску. Разве что чуть блеснули глаза, когда генерал Стресснер влетел в комнату, кипя от ярости.

– Меня предали! – проорал он. – Те самые люди, которым я доверял, как себе! Меня унизили! Сейчас ты за это ответишь…

Он попытался вырвать пистолет из руки Клауса, но тот выставил вторую руку и до пистолета Стресснер не добрался. Из второй спальни вышел Вилгус, встал над лежащим на полу сержантом. Холодно посмотрел на него, потом отвесил оплеуху визжащему Стресснеру.

– Заткнись, баварская жаба! – приказал он. – Я получу от этого человека нужную мне информацию, а потом ты сможешь его убить. Не раньше. А теперь сядь.

Стресснер в шоке повиновался. Его никогда не били по лицу, он и представить себе не мог, что такое возможно. На этом корабле вообще творилось что-то невероятное. Он горько сожалел о том, что впутался в эту историю. Подошел к дивану, плюхнулся на него, даже не заметив сидящего рядом Маркеса. Майор де Лайглесия уже отирался у бара.

– Джин, – бросил ему Стресснер. – Быстро. Большой стакан.

– Посадите его на стул, – приказал Вилгус. Клаус и полковник Хартиг подхватили сержанта Прадеру под руки, усадили на стоящий у стены стул. Вилгус вновь смерил его холодным взглядом.

– А теперь ты скажешь мне все, что я хочу знать. Хосепа видели, поэтому нам известно, что здесь замешаны тупамарос. Кто еще? Должно быть, парагвайская шваль, вроде тебя. Сколько их? Какие у них планы? Что они знают? В доле ли чех? Где наши бриллианты? Ты меня понимаешь, сержант? Вопросов у меня много. И ответы мне нужны на все. Ты сильный человек и думаешь, что сможешь устоять передо мной, поэтому я буду лишать тебя силы.

С этими словами он вытащил пистолет, взвел, наклонился, приставил дуло к правой коленной чашечке сержанта и нажал на спусковой крючок.

В замкнутом пространстве комнаты оглушающе громыхнул выстрел, нога подпрыгнула, коленная чашечка разлетелась на множество осколков. Несмотря на все усилия, с губ сержанта сорвался стон.

Вилгус улыбнулся.

– Ты почувствовал боль, не так ли, сержант? Травмы коленной чашечки очень болезненны. И у тебя есть другая коленная чашечка, не так ли? И много других не менее чувствительных частей тела. Может, мне отрезать тебе яйца и детородный орган? Ты этого хочешь? Подумай о том, что я могу с тобой сделать, сержант, и, будь уверен, я все это сделаю. Я еще долго не убью тебя, сержант, и, возможно, ты еще будешь просить меня о смерти, потому что боль станет непереносимой. А теперь отвечай на вопросы, и без задержки.

Прадера вскинул глаза на Вилгуса, лицо его вновь превратилось в маску. Но он зажал нижнюю губу зубами, и по подбородку потекла струйка крови.

Когда двое тупамарос затащили большущую сумку в каюту Хэнка, за их спинами в дверях материализовался стюард Роберт.

– Что здесь происходит? Я очень извиняюсь, но… – У него перехватило дыхание, потому что подскочившая Консепсьон врезала ему по почкам, втолкнула в каюту и закрыла дверь. Роберт, с отвисшей челюстью, таращился на вооруженных людей. Узи мгновенно оценил ситуацию и наставил пистолет на Хэнка.

– Кто этот человек? Вы его знаете?

Хэнк тут же ему подыграл.

– Это стюард Роберт… не причиняйте ему вреда.

– Вот это зависит от вас, мистер Гринстайн. – Он поманил Роберта пистолетом. – Мы захватили эту каюту. Ты – пленник, как мистер и миссис Гринстайн. Будешь делать то, что тебе говорят, останешься в живых. А теперь – в спальню.

Как и Хэнка, Френсис разбудила суета в гостиной. И хотя еще не занялась заря, она знала, что больше не заснет. Она оделась и сидела на краешке кровати, когда Узи открыл дверь и втолкнул в спальню Роберта и Хэнка.

– Делайте то, что вам говорят, и с вами ничего не случится. Стюарда заприте в туалете. Жизнь вашего мужа будет зависеть от его поведения, как и от вашего. Сидите тихо. – Он оборвал шнур, ведущий к телефонному аппарату, затолкал трясущегося Роберта в ванную и закрыл дверь.

– Спасибо, Узи, – прошептал Хэнк. Тот кивнул и убрал пистолет.

– Господи! – вырвалось у Френсис. – Славно начинается день. – Она вновь села на кровать.

– Ваш муж останется с нами, миссис Гринстайн, – громко сказал Узи. – И его жизнь зависит от вас.

– Да, конечно. Никто не будет возражать, если я лягу, закрою глаза и заставлю себя поверить, что все это – сон? Потому что я представить себе не могу, что такое происходит наяву.

Гостиная тем временем превратилась в вооруженный склад. Из патронных ящиков доставали рожки, из сумки появился непонятный агрегат с двумя металлическими баллонами, кожаными лямками и наконечником, напоминающим ствол зенитного пулемета. Один тупамарос поднял его и повесил Хосепу на плечи.

– Огнемет! – догадался Хэнк.

Хосеп сердито зыркнул на него.

– А теперь тихо! Слушайте меня. Мы возьмем этих немцев прямо сейчас, до того, как они узнают о наших планах и им станет известно, что мы их прослушиваем. Понимаете? Если мы нападем сразу же, потерь у нас не будет и вся борьба на этом закончится. Бриллианты уже у нас, в этом чемодане. – Он бросил чемодан Хэнку. – Приглядывай за ними до нашего возвращения. И без глупостей.