Эмма вздохнула и снова подняла глаза на офицера:

– Вы можете хотя бы проверить, нет ли на записке отпечатков пальцев?

Детектив выпрямился, скрестив руки на груди и приподняв бровь так, что на его лице ясно читалось: «Да ты шутишь!» Вслух он произнес:

– Мне казалось, что после того, как мы изъяли твою машину, ты перестанешь искать неприятности на свою голову. Что, если я решу добавить это ложное обращение к списку твоих провинностей?

– Но… – начала Эмма, хотя возразить ей было нечего. Офицер за стойкой уже разговаривал с кем-то по телефону; мимо в сторону комнаты для допросов промчался еще один полицейский.

– Забери, – детектив Квинлан бросил записку и кошелек Эмме на колени, не скрывая своего раздражения, затем наклонился ближе: – Сейчас я отведу тебя в школу. Еще раз застану в отделении – запру в камеру на всю ночь. Посмотрим, как тебе это понравится. Понятно?

Эмма кивнула и поднялась со стула.

Из отделения они вышли вместе, но вместо того, чтобы просто перейти дорогу, детектив указал ей на одну из патрульных машин и галантно открыл заднюю дверь.

– Прошу.

– Вы шутите? – поперхнулась Эмма.

– Не-а.

Эмма сжала кулаки. Невероятно! Детектив молча ждал, и ей пришлось сесть на заднее сиденье, туда, куда обычно сажали преступников. В салоне пахло рвотой и еловым освежителем воздуха; на спинке сиденья было крупно написано: «Засранцы!»

Захлопнув дверь, Квинлан сел за руль и включил зажигание.

– Прокачусь до «Холли», – он склонился к рации, закрепленной на панели посередине: – Вернусь через пару минут.

Его пассажирка раздраженно откинулась на спинку. «Хорошо еще, что он сирену не включил», – успокаивала она себя.

Пока машина выезжала с парковки, Эмма обдумывала ситуацию. Изображать Саттон во время вечеринки было не сложно и даже забавно, но жить ее жизнью все время? Оказавшись в гуще событий, она начала понимать, что с удовольствием вышла бы из игры, однако ей никто не верил: ни родители сестры, ни полиция. Это расследование ей придется вести одной.

Эмма понятия не имела, что уже два дня она ни на минуту не оставалась одна. Я всегда была рядом, наблюдая за каждым ее поступком, с немым укором следя за тем, как она отбирает мою жизнь, моих друзей, моего парня. Миссис Хант, старуха, жившая по соседству вместе с добрым десятком кошек, как-то сказала мне, что призраки остаются в нашем мире только в том случае, если у них есть незаконченное дело. Получается, я здесь для того, чтобы раскрыть свое собственное убийство.

Спустя десять минут Эмма уже стояла в женском туалете на первом этаже школы. Здесь держался устойчивый запах дезодоранта и сигарет, пол и стены были выложены розовой плиткой. Туалет пустовал: никто не прятался за дверями кабинок, не подводил глаза у раковины. Она была тут одна.

Не считая меня, конечно, но я уже смирилась с тем, что меня не берут в расчет.

Не слишком чистое зеркало отражало заплаканное лицо Эммы: потеки туши под глазами, тревожную морщинку между бровей, яркие пятна на щеках и подбородке – они всегда появлялись, стоило ей заплакать. Попытавшись улыбнуться, Эмма поняла, что у нее до сих пор дрожат губы.

– Соберись, – она нахмурилась сильнее, глядя в глаза своему отражению. – Ты справишься. Ты сможешь стать Саттон.

Другого выхода нет. Придется играть в эту странную игру, пока не найдется человек, который ей поверит. Первый раунд – вчерашняя вечеринка – остался за ней, хотя она тогда и не вникала в происходящее.

При мысли об этом у Эммы снова сжалось сердце, на глаза навернулись слезы. Потянувшись за бумажным полотенцем, она невольно подумала, что Саттон наверняка тоже пользовалась этим туалетом. Сколько раз она смотрела в это зеркало? Каково ей было бы узнать, что другая девушка заняла ее место?

На этот вопрос у меня не было ответа. Как можно вычислить моего убийцу, притворяясь… мной же? Ситуация казалась абсурдной. И вместе с тем единственным человеком, знавшим о преступлении, была Эмма. Все мои надежды теперь связаны с ней.

Прозвенел звонок. Не позволяя себе раздумывать, Эмма нашарила в сумочке Саттон тональный крем, замазала круги под глазами, взбила волосы и вышла, стараясь придать своей походке уверенность, которой на самом деле не ощущала.

В коридоре было не протолкнуться. Возле шкафчиков толпились старшеклассники, то и дело раздавались радостные возгласы снова встретившихся друзей, вокруг обнимались, смеялись и обсуждали прошедшие каникулы. Парни в майках с нашивками школьных спортивных команд пожимали друг другу руки. Кого-то уже ткнули лицом в фонтанчик для питья.

– Привет, Саттон! – пробегая мимо, незнакомая девушка подмигнула Эмме. Та ответила ей вымученной улыбкой.

– Не могу дождаться твоей вечеринки в следующую пятницу! – завопил парень в другом конце коридора.

Не привыкшая к такому вниманию, Эмма поспешила в класс. Проходя мимо какого-то кабинета, она случайно встретилась взглядом с двумя темноволосыми девушками. Одна из них указала на нее рукой и что-то сказала подруге. Эмме снова вспомнилась записка с угрозами. Ее мог написать кто угодно. Кто-то из одноклассников, например.

Она достала полученное от миссис Мерсер расписание. Класс номер 114 оказался совсем рядом. Напротив него значилась загадочная аббревиатура Н-103, обозначавшая, очевидно, название предмета, но сколько Эмма ни ломала голову, догадаться, что ее ждет, не смогла. Отыскав дверь с нужным номером, она заглянула внутрь. С флагштока над доской свисал большой черно-красно-желтый флаг, на учительском столе стояла табличка «Умлаут – наш лучший друг!», а на дальней стене висел плакат с изображением низенького толстого мальчика в тирольском костюме. Над его головой парило облачко с надписью «EINS, ZWEI, DREI!».

Эмма содрогнулась. «Н» в названии предмета, похоже, обозначало «немецкий язык», все ее познания в котором ограничивались словами «Eins, Zwei, Drei». Просто великолепно. Стоило огромных усилий снова не заплакать. Собравшись с духом, она направилась через весь класс к последней парте, стараясь отвечать на улыбки одноклассников Саттон. Упав наконец на стул, заметила возле окна знакомого темноволосого парня – того, который летней вечеринке предпочел занятия астрономией. Итан. Мрачный Бунтарь, как назвала его Шарлотта.

Будто почувствовав взгляд Эммы, парень обернулся. Он улыбнулся ей, и она сумела выдавить улыбку в ответ. Однако стоило другой девушке поприветствовать Итана, как лицо парня стало непроницаемым. Он коротко кивнул и снова отвернулся.

– Эй! – голос раздался с другого конца кабинета, и Эмме пришлось повернуться на стуле, прежде чем она заметила Гаррета, махавшего ей из-за своей парты. Когда он подмигнул, Эмма почувствовала себя обманщицей. Что сказал бы парень Саттон, знай он, что его девушка мертва?

Прозвенел звонок, и ученики бросились занимать свои места. Стоило им успокоиться, как в класс вошла миниатюрная азиатка в длинном синем платье, слишком теплом для аризонской осени. Походка у нее была твердая и уверенная, коротко остриженные волосы добавляли строгости лицу. Остановившись у доски, женщина написала свое имя – фрау Фенстермахер – и дважды подчеркнула его. «Даже почерку нее уверенный и колючий», – решила Эмма, гадая, настоящая это фамилия учительницы или псевдоним.

Фрау Фенстермахер тем временем сдвинула очки на самый кончик носа, пробежала взглядом по классному журналу и начала перекличку.

– Пол Андерс?

– Здесь, – промычал парень в расписной футболке.

– Отвечайте на немецком! – сурово потребовала учительница. В ней было не больше ста пятидесяти сантиметров роста, но что-то в ее лице и осанке заставило учеников моментально присмиреть.

Пол покраснел.

– Точно… э-э-э… Ja.

– Гаррет Остин?

– Ja-ja, – ответил Гаррет голосом персонажа из детского шоу. Одноклассники засмеялись.

Перекличка продолжалась. «Просто скажи “ja”, когда она вызовет Саттон Мерсер», – твердила себе Эмма, машинально обводя пальцем вырезанный на парте анархистский символ.