3. Каждый новый розыгрыш должен быть лучше предыдущего. Тот, кто окажется лучше всех, получит знак отличия.

4. Если что-то пошло не так или в случае опасности, произнеси кодовую фразу: «Клянусь жизнью!» Для остальных это сигнал о помощи.

Ниже был приведен небольшой список неприемлемых розыгрышей, большей частью состоявший из требований не причинять вреда животным и маленьким детям, не прикасаться к вещам, которые нельзя заменить новыми из-за их цены или уникальности (пример: Porshe отца Шарлоты), и не нарушать закон (рядом с этим пунктом кто-то дописал: «Ха-ха!»). Ниже той же рукой было приписано: «И обойдемся без секстанта». Слово было подчеркнуто трижды: видимо, получение сообщений и фото интимного характера здорово задело жертву розыгрыша.

Я вглядывалась в бумажный квадратик, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Перед глазами возникла яркая картинка: Мадлен, Шарлотта и я обмениваемся такими же карточками с торжественностью, достойной церемонии вручения «Оскара». И больше никаких зацепок.

Эмма читала и перечитывала правила на карточке, все больше утверждаясь в мысли: «Игра в ложь» – настоящая находка для психопатов. Она снова задумалась о выложенном в Интернет ролике. Возможно, все начиналось как шутка, а потом зашло слишком далеко.

Отложив карточку в сторону, Эмма вернулась к дневнику, открытому на записях августа.

«22 августа. Иногда я думаю, что друзья меня ненавидят. Все до единого».

Никаких подробностей. Никакой дополнительной информации. Ниже на странице был список продуктов: бананы, черника, заменитель сахара и маленький стаканчик свежевыжатого сока пырея.

«Да ла-а-адно», – раздраженно потянула про себя Эмма.

Следующий разворот был заполнен набросками: женские фигурки в самых разнообразных одеяниях. «Идеальные комплекты на лето», – утверждала подпись. Последняя запись в дневнике была сделана 29 августа, за два дня до того, как Трэвис показал Эмме видеоролик: «Мне все время кажется, что за мной следят. Я даже догадываюсь, кто». Почерк здесь казался другим: у Саттон явно дрожали руки. Эмма перечитывала эту фразу снова и снова, чувствуя холодное прикосновение страха.

Я снова сосредоточилась на воспоминаниях. Ничего.

Поднявшись, Эмма положила тетрадь на стол и села за компьютер. Экран послушно ожил. Он запустила браузер и перешла на Facebook. Страница Саттон загрузилась автоматически. Теперь, просматривая записи сестры, она смогла уловить в них некоторую закономерность.

Август. Запись на стене Лорел: «Я тебя раскусила».

Июль. Комментарий для Мадлен: «Ах ты, маленькая шпионка!»

Июнь. Сообщение Шарлоте: «Следишь за мной, верно?»

Похожая запись появилась и на странице двойняшек: «Может, хватит уже строить мне козни?»

– Что делаешь?

Эмма вздрогнула и обернулась. На пороге стояла Лорел с телефоном в руке. Волосы у нее были стянуты в хвост, вчерашнюю футболку сменил купальный халат и шлепанцы. Глаза Лорел был скрыты за стеклами солнечных очков, но она улыбалась.

– Почту проверяю, – Эмма постаралась, чтобы ее голос звучал весело и беззаботно.

Телефон в руке Лорел пискнул, но она не обратила на него внимания, не сводя внимательного взгляда с Эммы и задумчиво поглаживая серебряное кольцо на пальце. Потом заметила открытый ящик и синюю тетрадь на столе, карточку игрока, лежавшую рядом. У Эммы от напряжения начало покалывать кончики пальцев.

Наконец Лорел пожала плечами:

– Я иду в бассейн. Если хочешь, присоединяйся.

Дверь за ней захлопнулась, и Эмма вернулась к дневнику. «22 августа. Иногда я думаю, что друзья меня ненавидят. Все до единого». Она стиснула зубы. Сначала отец, которого она ни разу не видела. Потом мать, которая бросила ее. А теперь и сестра покинула ее прежде, чем они смогли встретиться. Если в этом виноваты друзья Саттон – или ее родные, – им это с рук не сойдет. Нужно сделать все возможное, чтобы выяснить правду. Узнать, что случилось с Саттон. И любой ценой наказать виновного.

А для начала познакомимся со всеми поближе.

Эмма повернулась к компьютеру и в окне, где обновлялись статусы на Facebook, напечатала: «Игра начинается, подруженьки».

Почти сразу же слева появилось уведомление: три новых ответа.

Шарлотта: «Игра? Умоляю, подробности!»

Мадлен: «И мне расскажи!»

Лорел: «Я с вами. Это сюрприз?»

«Ага», – ответила Эмма. Для них точно станет сюрпризом то, что от победы в этой игре зависит жизнь. Или смерть.

– Уже решила, куда поедем ужинать? – спросил Эмму Гаррет, пока они ехали вниз по склону.

– Даже не знаю. Выбирай ты.

– Я? – Гаррет выглядел удивленным.

– Почему бы и нет?

На лице Гаррета появилось странное выражение, и Эмма немедленно вспомнила куклу, доставшуюся ей однажды в первой приемной семье. Игрушка умела ходить и говорить, но была сломана и то и дело замолкала на полуслове, сосредоточенно уставившись в пространство. Сейчас парень Саттон выглядел точно так же.

– Обычно ты решаешь, – ответил он наконец.

Эмма только крепче впилась ногтями в ладони. Не могла же она признаться, что не знает здесь ни одного ресторана и поэтому не может ничего выбрать! В замешательстве Эмма повернулась к окну и заметила вывеску супермаркета, мимо которого они как раз проезжали.

– Почему бы нам не купить сыра и каких-нибудь закусок? Устроим пикник на склоне.

– Отличная идея, – немедленно согласился Гаррет, сворачивая через три полосы к парковке магазина.

Был вечер субботы, около семи часов, и солнце еще высоко стояло над горизонтом. Полчаса назад Гаррет подъехал к двери дома Мерсеров. В руках он держал букет цветов, но благоухал значительно сильнее, чем они: одеколоном, гелем для душа, увлажняющим спреем, средством для укладки. На лице его читалось такое стремление понравиться, что Эмма не смогла отменить свидание, хотя весь день об этом мечтала. Гаррет только мешал ей, отвлекая от поисков убийцы Саттон.

Отстояв очередь позади пожилой дамы, желавшей расплатиться за покупки непременно чеком, они наконец отправились в Каталина-Стейт-Парк. В сумке позвякивали бутылки с сидром и банки с оливками, шуршали пакетики с крекерами, виноградом и лакричными конфетами. Венчал все это великолепие кусок сыра «Бри». Воздух был прохладным и прозрачным, в тени деревьев пахло смолой. В горы поднимались еще несколько туристов, Эмма и Гаррет прошли немного по петляющей тропе и расположились на большом валуне. Отсюда открывался прекрасный вид на долину; Эмме удалось даже различить их машину, с такой высоты казавшуюся игрушечной.

– Отличная сегодня погода, – пробормотал Гаррет, смущенно проводя рукой по волосам. Куртку он снял и расстелил на земле, и Эмма увидела, как на его загорелых руках играют бицепсы.

– Ага, – кивнула Эмма, глядя прямо перед собой. Мозг упорно отказывался подбросить тему для разговора. О чем могли разговаривать Гаррет и Саттон? Были ли у них свои шутки? Почему они начали встречаться? Если бы Саттон вела нормальный дневник, ее записи помогли бы спасти положение, но сейчас Эмма почти ничего не знала об этом парне.

Так ничего и не придумав, Эмма начала выкладывать на салфетке рожицу: глаза – оливки, нос – орешек, мармеладный лакричный «червячок» вместо рта. Вспомнив, что такая же привычка есть и у Итана, она улыбнулась и пихнула Гаррета локтем:

– Как тебе мой новый друг?

– Милый, – ответил Гаррет, посмотрев на рожицу.

– Хочешь сделать такого?

– Да я даже круг циркулем нарисовать не могу.

Снова вздохнув, Эмма отправила один глаз-оливку в рот. Первый промах.

Я была даже рада, что Гаррет не пришелся ей по душе. Пусть память не сохранила черт, казавшихся мне в нем привлекательными; пусть даже под пытками было не вспомнить, что с ним не так, – я точно знала, что люблю Гаррета. И не хочу его ни с кем делить.

Они молча сидели на склоне. Эмма то и дело подносила руку к шее, проводя пальцами по оставшемуся на шее следу от цепочки. Утром она первым делом замазала красный рубец тональным кремом, надеясь, что никто ничего не заметит, но шея от этого не стала болеть меньше. Ей все еще иногда казалось, что она чувствует горячее дыхание нападавшего. Закрыв глаза, Эмма вздрогнула.