— Что надо? — спросил он.

— Следователь я. Из областной прокуратуры. Вот мое удостоверение. Я направлял к вам несколько постановлений о назначении различных экспертиз по делу об убийстве и изнасиловании молодой девушки, которое я веду.

— Когда?

— Недели две назад.

— Э, уважаемый коллега, у нас тут по три месяца лежат уже материалы, очередь громадная.

— Человек арестован…

— Эка невидаль, — вступил в разговор тоже бородатый, но маленький и толстенький эксперт в синем замызганном химикалиями халате, пуговицы на котором не сходились ввиду его несоразмерности габаритам обладателя, — поймите, товарищ, преступность возросла в разы, а у нас штат, как был, так и остался. Крутись, как хочешь, а всем срочно и срочно.

— Ребята, не за себя же прошу. Человек невинный может пострадать. Мне бы только биологию, срочно…

— Биологическая экспертиза и есть самая сложная и по времени очень длительная, — поучительно произнес первый бородач, почесывая крупный мясистый нос.

— Я знаю, но ее заключение будет основным доказательством в пользу невиновного.

— Кто он тебе, родственник, что ли, или хороший знакомый?

— И не родственник, и не знакомый, просто невиновный.

— Ну, ладно. Сделаем, Серега?

— Какой вопрос, человек за дело болеет. Все бы так подходили к расследованию, глядишь, и у нас работы поубавилось бы, — согласился толстячок, безуспешно пытаясь застегнуть пуговицу.

— Я вот тут некоторые дополнительные вопросы поставил, — Крастонов протянул ему листок бумаги, — очень желательно на них ответить.

— Давай. Послезавтра, часикам этак к двенадцати, приходи — результаты будут готовы. Во всяком случае, выводы подготовим, а официальное заключение через пару дней оформим, как положено.

— Спасибо вам большое, ребята, до свидания.

— Э-э-э, пакет-то свой оставил… Или это дополнительные материалы для исследования?

— Водка это, — застенчиво улыбнулся Зотов, — может, вам для дезинфекции какой понадобится.

— Ну, ты даешь, — дружно захохотали бородачи, — вообще-то другому и по морде за эти штучки накостыляли бы… Но ты парень свой, да и подход у тебя к делу правильный. Так что, нормалек — предложение принимается, но с существенной оговоркой.

— Какой?

— Подходи к нам к концу дня, вместе и продезинфицируемся. У тебя работа ведь тоже не очень чистая.

— Спасибо. Обязательно подойду.

В камере для допросов в следственном изоляторе с мебелью было не густо: только стол и три обшарпанных табуретки. Зотов стоял и задумчиво смотрел в окно.

Через стекло, забранное решеткой, было видно, что на улице по-прежнему моросит какой-то несерьезный, по-осеннему неторопливый, мелкий дождь.

Зотов хмуро наблюдал, как тягучие капли неровными бороздками ползли по мутному, давно не мытому стеклу камеры.

Настроение у следователя было под стать внезапно испортившейся погоде. Зотов фактически шел на сделку. На сделку со своим начальником — областным прокурором, на сделку с ненавистными бонзами из партийной и советской верхушки, на сделку с законом… На сделку с собственной совестью, наконец. Но Долинина была права — никакого иного выхода не было.

Вначале он собирался написать заявление о самоотводе от расследования уголовного дела, объяснив этот шаг своей заинтересованностью в его исходе. Закон такую возможность предоставлял. Но, тем самым, он оставлял невиновного парня наедине с бездушной и жестокой машиной правосудия, которая, наверняка, перемолола бы его, даже не заметив. Судьба Крастонова была бы искалечена на всю оставшуюся жизнь. Нет, здесь следовало побороться. Тем более, что паренек смотрел на него, как на единственную возможность добиться справедливой кары для преступников, легко и походя отнявших у него любимую девушку.

Следователь собирался посоветовать арестованному, какой тактики ему придерживаться во время проведения различных следственных действий. Это также было против правил, но…

Зотов обернулся на стук двери. В камеру зашел мужчина с покрасневшим лицом и сальными глазами.

Зотов знал вошедшего — это был адвокат. Ранее он работал помощником районного прокурора, но, за пьянство и связанные с этим служебные огрехи, из прокуратуры был уволен. Как правило, уволенных из правоохранительных органов пристраивали в адвокатуру, которую в те времена вообще не считали за орган правосудия. Фактически адвокаты не были полноправными участниками уголовного процесса и от них отмахивались, как от надоедливых мух, всячески принижая их и даже унижая.

— Привет, коллега, — развязно ухмыльнулся вошедший, и протянул руку.

Зотов сразу почувствовал, что от вошедшего явственно пахнет спиртным. Причем, не застарелым — смрадным и чадным, а свеженьким, с запахом дешевого вина, в народе именуемого «чернилами».

«Уже успел принять…» — неприязненно подумал Зотов, а вслух сухо произнес:

— Здравствуйте. Сегодня Ваше присутствие, в общем-то, необязательно. Я не собираюсь допрашивать арестованного, а хочу всего лишь с ним побеседовать, без протокола. Видите, я даже не взял с собой материалов уголовного дела, только папочка с некоторыми бумагами. Впрочем, если вы хотите…

— Нет, зачем же… Тем лучше… — явно обрадовался адвокат, — тогда, адью, коллега…

Он быстро вышел.

«И такой вот будет защищать Крастонова, — досадливо поморщился следователь, — да, от него больше вреда, чем пользы».

Он вновь повернулся к двери спиной и бездумно стал разглядывать извилистые влажные тропинки ползущих по стеклу дождевых капель.

Вошедший без стука, пожилой конвоир с унылым и серым лицом, и с погонами старшины деликатно кашлянул.

Зотов обернулся.

— Подследственный Крастонов доставлен, — простуженный, а может, и прокуренный голос конвоира был также сродни ненастной погоде, — заводить, товарищ следователь?

— Давайте.

— Крастонов, заходи, — крикнул конвоир. — Я буду снаружи? — вопросительно обратился он к следователю.

— Да. Я вас позову, как закончу, — ответил Зотов.

В синем спортивном тренировочном костюме с обвисшими коленками и опущенными плечами, с руками за спиной, арестованный напоминал нахохлившегося воробья. И смотрел парень на следователя исподлобья и неприветливо.

— Здравствуй, Крастонов. Садись.

— Да спасибо, я уже сижу с Вашей помощью, а говорили…

— Я и сейчас говорю… Да садись же.

Подследственный попытался придвинуть довольно далеко отстоящую от стола табуретку немного поближе, но это ему не удалось.

— Она привинчена к полу, — спокойно сообщил следователь, — равно, как и две других табуретки, а также и стол. Так положено, чтобы у подследственных не было всяких нехороших мыслей о физическом насилии.

— Понятно, — глухо произнес Крастонов и сел.

— Так вот, — продолжил Зотов, — я и сейчас говорю: я хочу доказать твою невиновность. А сидишь ты не с моей помощью, а по постановлению самого прокурора области. Он лично дал санкцию на твой арест.

— А избивают меня здесь с чьей санкции? — голос Крастонова задрожал от обиды.

— Кто тебя избивает?

— Вот, смотрите…

Крастонов задрал рубашку и синюю пожеванную майку, и показал вначале грудь, а затем и спину.

— Дела-а-а, — протянул Зотов, — расскажи-ка мне, как это произошло. Нет, подожди, по-моему, у меня в папке есть бланки протокола допроса — оформим все, как полагается, по закону. Эх, жаль, отпустил твоего адвоката.

Он нажал на кнопку, расположенную под столешницей, и в камеру тотчас вошел конвоир.

— Уже забирать? — он с сомнением кивнул в сторону арестованного, выразив, тем самым, удивление столь коротким общением его со следователем.

— Нет. Позвоните в «парилку» — пусть зайдет дежурный адвокат, — приказал Зотов.

«Парилкой» называлась крохотная комнатушка при входе в СИЗО, где, в дневное время, дежурили обычно адвокат и следователь, на случай возникновения у кого-то из сидельцев изолятора дать срочные, обычно признательные, показания о совершенном преступлении…