Сидя на одной из боковых скамеек, журналистка рассматривала бледные юные лица, ощущая, как ее накрывает волна сочувствия. Эти мальчишки были так молоды, так плохо подготовлены, вдобавок у некоторых из них даже не было оружия. Алекс задрожала, представив, как этих невооруженных новобранцев бросят в бой, и им приходится дожидаться, когда их товарищей убьют, чтобы подобрать упавшую на землю винтовку. Мешковатый белый камуфляж поверх зимней формы делал юношей похожими на призраков, словно их уже обрядили в погребальную одежду.

Впрочем, разве ее положение было лучше? Все, что у нее было, – лишь футляр с фотоаппаратом.

К счастью, они не попали под обстрел, пока летели в Ахтубу. Стояла ночь, но укрытая снегом земля отбрасывала слегка таинственный сине-белый отсвет. Бомбардировщики и планеры с солдатами и припасами приземлились без происшествий.

В дверях планера появился сержант, который криками и угрозами погнал новобранцев к четырем грузовикам с брезентовым навесом. Припасы со второго планера перебросили в два других грузовика.

Дрожа на ледяном декабрьском ветру, Алекс направилась к низким зданиям, стоявшим на краю летного поля. Под ее ботинками хрустел снег.

Авиабаза-473 в Ахтубе оказалась самой примитивной из всех, что журналистке доводилось видеть. Летное поле представляло собой едва выровненную площадку, окаменевшую от морозов. Ангар был меньше и ниже, чем в Анисовке, и покрыт снегом, благодаря чему его было не видно с воздуха. Вблизи ангара были выкопаны ямы, судя по всему, для хранения топлива и боеприпасов, догадалась американка. По обеим сторонам поля стояли зенитные пушки, устремив дула в небеса.

Вокруг самолетов суетились механики, и Алекс пришла в ужас, увидев, откуда они появляются. Это были даже не блиндажи, а какие-то траншеи, вырытые наспех вдоль летного поля. Никакие деревья или кусты не защищали их от ветра и снега. Признаков столовой или будки-уборной тоже не наблюдалось.

В морозном воздухе висел запах гари. Судя по красным отблескам под клубами дыма, которые виднелись вдали на западном берегу Волги, город был объят огнем.

Алекс дошла до единственного крупного блиндажа, который, на ее взгляд, подходил для штаба, и спросила командира. В углу, изучая карту, сидел старший офицер. Журналистка дождалась, когда он поднимет взгляд.

– Простите, что беспокою, сэр. Генерал Осипенко отправил меня сюда сделать фоторепортаж. Мне бы хотелось узнать, смогу ли я попасть на фронт.

Офицер посмотрел на свои часы с видимым раздражением, и Алекс стало совестно, что она стала для него очередной головной болью.

– Ладно, – буркнул он. – Попытаемся забросить вас на фронт до рассвета, куда-нибудь поближе к штабу. – Командир обратился к стоявшему поблизости солдату: – Вызовете лейтенанта Буданову.

– Катя Буданова! Я ее знаю, а еще – Настю Дьяченко. Можно ли переговорить с ней?

– Лейтенант Дьяченко в воздухе, – грубо отрезал офицер, завершая разговор.

Алекс отошла в сторону и молча ждала. Но не прошло и нескольких минут, как в блиндаже появилась Катя, козырнув командиру.

Тот снова оторвался от карты.

– Лейтенант Буданова. Пожалуйста, возьмите один из У-2 и доставьте мисс Престон в штаб генерала Чуйкова. Кто-нибудь из отдела картографии покажет вам его точное расположение.

– Есть! Это все указания?

– Все. – Офицер тоже отдал честь и снова углубился в изучение карты.

Когда они вышли из блиндажа, Катя сразу ткнула своим локтем в локоть Алекс. Кажется, меня признали другом, подумала журналистка.

– И что же за безрассудство толкнуло тебя приехать в Сталинград?

При виде Кати, которая была своего рода старшей сестрой – или братом – для Насти, Алекс приободрилась и улыбнулась.

– Не могла оставаться в стороне. В Москве стало слишком спокойно.

– Ты сумасшедшая, прямо как русские. Ладно, в «котел» так в «котел». Только раздобуду координаты штаба.

Катя вошла в отгороженный угол бункера, где, по всей видимости, размещался отдел картографии, и почти сразу вышла оттуда с картой. Она развернула карту под фонарем, изучила ее и, свернув, сунула во внутренний карман летной куртки.

– Вещи собрала?

– Вот все мои вещи, – Алекс подняла свой чемоданчик, где лежало все необходимое на неделю. Все остальное, что требовалось ей в условиях русской зимы, уже и так было на ней.

Журналистка почти беззаботно зашагала рядом с Катей и тоже ткнула ее локтем.

– Эй, ты видела выпуск «Правды» на прошлой неделе? Мой снимок, на котором ты с Настей, поместили на второй странице! Вы теперь обе героини, без сомнения.

– Видела, нам здесь показали. Уверена, наши матери были счастливы узнать, что мы еще живы.

– Пока все хорошо, да? А где остальные? Раиса, Клавдия, Валерия?..

Катя помрачнела.

– Раису и Клавдию подбили. Валерия Хомякова вернулась в 586-й полк, еще кого-то перевели в мужской полк. Здесь только мы вдвоем.

При упоминании двух погибших девушек веселье из их разговора испарилось. Катя и Алекс с трудом добрались по снегу до У-2. Самолет выглядел пугающе хрупким. Чтобы поднять им настроение, Катя показала под днище самолета.

– Теперь тут лыжи вместо колес. Их прикрепили в конце ноября. Но тормозить на них гораздо сложнее. Порой приземлишься и скользишь, скользишь.

– Я высуну свои ноги, – пошутила Алекс, забираясь вслед за Катей на крыло, а затем в кабину. При виде пары наушников журналистка воскликнула: – Ух ты, теперь у вас есть связь!

– Только между пилотом и штурманом. Связи с землей по-прежнему нет.

Катя завела двигатель, и самолет покатился по взлетной полосе, оставляя за собой след на неглубоком снегу. После короткого разгона они взлетели, слегка накренившись на бок.

Алекс успела позабыть, как холодно может быть в открытой кабине У-2. Когда она летела в этом самолете с Настей в мае, ветер просто раздражал, но сейчас, в декабре, в ее лицо словно вонзались иголки. Летные очки, шапка-ушанка и высокий шерстяной воротник в целом защищали Алекс от ветра, но участок лица под очками и вокруг рта был открыт. Сначала ее кожа там горела, потом – онемела. Смогут ли ее губы двигаться снова?

Они пролетели над занесенным снегом вытянутым участком местности. Алекс решила, что это Волга, хотя река замерзла и была такой же белой, как весь окружающий пейзаж. Кое-где над землей поднимался дым, а в некоторых случаях Алекс смогла разглядеть в предрассветном свете фигурки людей, тащивших санки.

Пролетев несколько сотен метров над Волгой, Катя повернула влево.

– Прямо под нами – фабрика «Красный Октябрь». За нее все еще идут ожесточенные бои, хотя наши солдаты заняли большую часть ее территории.

Алекс немного перегнулась через борт и, не снимая очки, сделала несколько снимков.

– А вот то черное пятно прямо впереди – это Мамаев курган. Немцы с одной стороны, русские – с другой.

Журналистка сфотографировала и призрачный холм в ореоле слабого оранжевого света. Поднимавшееся на востоке солнце озарило небо красно-розовыми всполохами. Эта красота была равнодушна к разворачивавшейся внизу бойне.

– Где же Люфтваффе? Разве они не должны были атаковать нас?

– Они появятся через несколько минут. Немецких патрулей в воздухе стало меньше, быть может, оттого, что нам удалось перерезать несколько каналов снабжения, а запасы топлива у немцев невелики. Тем не менее они все еще представляют угрозу.

Катя снова накренила самолет, благодаря чему открылся прекрасный вид на берег, а затем резко пошла на посадку. Лыжи, подпрыгивая, покатились по неровному льду, пока самолет не остановился.

– Отлично, старушка. Мы на месте. Штаб Чуйкова вон там, прямо на берегу. Видишь? Рядом со сгоревшим грузовиком.

– Да, вижу. – Алекс выбралась из кабины. Прежде чем спуститься с крыла на землю, она наклонилась и поцеловала Катю в щеку. – Это для тебя и для Насти. Позаботься о себе и о ней. – С этими словами она спрыгнула на лед реки, который глухо отозвался под ее тяжелыми ботинками.