— Но, Алексей Лукич, — настаивал генерал Чайковский, — ведь это исключительный случай. И потом психологический фактор тоже надо учитывать («Может, хоть этот аргумент проймет Воронцова!»), ну, какой от него толк, от такого дежурного. Он же ошибок наделает.

— За кои и ответит по всей строгости, — сказал начальник штаба. — Товарищ генерал-майор, во время войны у офицеров семьи гибли, но они не покидали своих постов…

— Ну зачем же так! — не выдержал генерал Чайковский. — Это же демагогия, Алексей Лукич. Не сомневаюсь, что Карасев в боевой обстановке выполнит свой долг до конца. Но здесь-то… Надо же не только строгость к подчиненным проявлять, но и человечность какую-то. И характерец же у вас, Алексей Лукич. Ей-богу, я вам не завидую!

— Это взаимно, товарищ генерал-майор, — сказал Воронцов, щеки его слегка порозовели. — Осмелюсь спросить: ко мне есть замечания по службе?

— Нет, товарищ полковник, — комдив вздохнул, — замечаний нет. Вы отлично несете службу.

— Благодарю, товарищ генерал-майор, разрешите идти?..

Он старался не вспоминать тот разговор, да вот иногда…

…Генерал Чайковский снова смотрит на часы, оказывается, прошли-то всего минуты.

— Отдавайте приказ! — говорит он.

Некоторое время он внимательно наблюдает за окутанными дымом позициями, где сражаются десантники подполковника Круглова. Наконец, решительно отбросив карандаш, который по давней привычке крутил в руке, говорит:

— Вот что, поеду-ка я к Круглову, иначе они там никогда не кончат. Остаетесь за меня, — бросает он начальнику штаба и направляется к двери.

По небу плыли легкие белые тучи. Солнца не было видно, но все вокруг светилось теплым золотистым светом, предвещавшим перемену погоды.

Усилившийся ветер прогнал тяжелые тучи, накопившиеся к утру, и теперь все говорило о том, что день будет солнечным и ясным.

Забираясь в свою машину в сопровождении неизменного сержанта Лужкина, генерал Чайковский размышлял о том, что для выполнения боевого задания ему остается согласно приказу не так уж много времени. А между тем станцию еще удерживает «противник».

Он знал, что на других участках идут ожесточенные бои, и занятая десантниками переправа дает «северным» большие возможности для маневра.

Части «северных» уже на подходе, и, если в ближайшие часы не случится ничего непредвиденного, эти части начнут вскоре переправу на левый берег Ровной.

Генерала Чайковского немного беспокоило донесение майора Зубкова о том, что приток Ровной все сильнее разливается, вода подошла уже к самому совхозу, движется постепенно в сторону моста и даже залила некоторые укрепленные точки.

Впрочем, черт с ней, с водой! Вода не «южные», мост не захватит. Комдив имел данные многолетних наблюдений, случалось, что Ровная валяла дурака, выходила из берегов, однако мост ни разу не пострадал. КШМ командира дивизии двигалась по опушке леса, спускаясь к позициям полковника Круглова. На этот раз кроме машины лейтенанта Рогова за ним следовала машина генерала Мордвинова.

Незадолго до выезда у них состоялся разговор.

— Ну как, Леонид Леонидович, — спросил Илья Сергеевич, — какая оценка моим ребятам?

— Цыплят по осени считают, — сдержанно ответил Мордвинов.

— Какая же осень! — пошутил генерал Чайковский. — Весна только начинается. Осенью другие учения будут. Осень не весна. И потом какие же десантники цыплята? Орлы!

— Орлы-то орлы! — усмехнулся Мордвинов. — Вон как аэродром расклевали, в два счета. Молодец твой Ясенев, мало говорит, много делает.

— Ну, а Зубков?

— Зубков тоже ничего. Не придерешься. Замешкался было, пришлось тебе самому туда мотаться, так и участок у него самый трудный. Я знаю, и вводные там сложные были. Действовал правильно, мы ему успех дали. А вот Круглов твой что-то слабовато разыгрывается. Сидит там, будто его, как гвоздь, в землю вбили.

— Да, пожалуй, — согласился генерал Чайковский, — надо будет туда съездить.

— Так ты и будешь всюду сам ездить? Это тебе не в плюс. Хотя не возбраняется. Что ты их за ручку, что ли, будешь водить, Илья Сергеевич? Пусть сами работают.

— Не согласен, — решительно возразил генерал Чайковский. — Командир не должен подменять подчиненных, но лично проконтролировать — его обязанность.

— Ну, если проконтролировать, другое дело. — Мордвинов усмехнулся. — Поезжай. Только я тоже с тобой поеду — тебя контролировать.

Теперь оба генерала мчались на своих машинах на позиции не ведавшего о том подполковника Круглова.

Командир взвода не мог нахвалиться рядовым Долиным. В первые часы после приземления он энергично искал пропавшего Золотцева, залезая во все, самые непроходимые чащобы, осматривая кусты. Он бегом, буквально как ищейка, носился, обнюхивал каждый метр. Когда же ему приказали прекратить поиски, он чуть не со слезами на глазах умолял дать ему еще хоть пятнадцать минут, хоть десять — он найдет пропавшего! Обязательно найдет! Молодец парень! Понимает, что значит взаимовыручка. Но время шло. Поисками Золотцева занялось выделенное для этой цели подразделение. И тогда Долин с еще большей энергией взялся за выполнение своего непосредственного боевого задания. Казалось, он все время ищет, чего бы такое еще сделать, как бы еще лучше показать свое усердие.

Он вызвался разведать болото — нет ли каких-нибудь тропок, хитрых маршрутов, по которым можно было его пройти. Вооружившись шестом, с яростным упорством атаковал эту равнодушную, неприступную жижу. Проваливался, с трудом вытаскивал ноги, снова проваливался и опять шел искать новое место…

Разумеется, искали проход и другие солдаты. Один из них соорудил ходули; на таких в его родном селе ходили парни во время традиционных праздников. Он подумал, нельзя ли пройти на ходулях болото. Оказалось, нельзя. Передвигать их в плотной жиже было невозможно.

Кто-то соорудил из ветвей широкие толстые чеботы, наподобие охотничьих снегоступов. Изобретательный солдат прошел несколько метров довольно удачно. Но выяснилось, что он едва ли не самый легкий в роте. Другой, потяжелее, начал проваливаться, третий тоже. Возможно, они не были столь искусными мастерами по плетению «болотной обуви»…

Успеха достиг маленький крепыш из первого взвода — рядовой Дмитриев, охотник, лесник по профессии и по призванию. Такого второго знатока природы не было в подразделении. Он мог бы, пожалуй, тягаться с самим подполковником Сергеевым в этих делах. Когда он начинал рассказывать о лесе, о зверях, птицах, о реках, об охоте, его заслушивались. Но он не только рассказывал свои, как выражался Золотцев, «сказки Венского леса». Он еще учил солдат лесным наукам. Для тех, кто знает эти науки, говорил Дмитриев, «лес — и поилец, и кормилец, и врач, и друг, и покровитель». Замполит устраивал даже специальные «Дмитриевские» занятия, на которых солдат рассказывал, какие грибы, ягоды, орехи, листья, коренья можно есть, а какие — не дай бог, какими травами и соками какие лечить болячки, где искать черничные или земляничные поляны, как ориентироваться, как выбирать дороги, строить шалаши наземные и на дереве. Он показывал, как делать капканы, силки, ловушки, как разводить без спичек костры. Даже показывал, как схватиться с медведем, если нет оружия.

Такой «профессор лесных дел», как окрестил Дмитриева замполит, был ценнейшим помощником в освоении этой науки.

Десантники — особые войска, и условия, в которых им приходится воевать, — особые. У них нет тылов, нет подвоза, нет снабжения, нет баз, запасов, госпиталей. Нет подкреплений.

И некуда отступать…

К ним из военных специальностей больше, чем к какой-либо другой, применимо латинское изречение «все свое ношу с собой».

Для десантника не только автомат и граната главное оружие, но и находчивость, сообразительность, быстрота реакции, точность выбранного решения. Поэтому-то он должен знать множество вещей, не обязательных, казалось бы, другим. Вот Дмитриев предложил соорудить «болотные плоты», широкие, плоские. На такой плот десантник ложится, распределяя тяжесть тела на всю площадь, и то ли плывет, то ли ползет по болоту, подгребая руками, подтягиваясь за кусты и кочки.