Хотя наш чай и давит на чувство прекрасного. Наш родной грузинский, краснодарский ли — всегда жидкий, сколько его ни вари. Желтушного цвета, пахнущий утюгом. Какой-то неопрятный мусор кружится около дна — чаинки размером с бревно, мутная пыль… В этом случае пил его с отстраненным выражением лица. Но только холодный и сладкий — тогда по вкусу не отличить. А глаза можно и закрыть, если что.

Так, что у нас ещё хорошо?

Вот летом в общественном транспорте ездить. Обычно же битком всё. Молодые красивые женщины в лёгких платьях зайдут и обступят плотно. Не шевельнуться. Малейшее движение — нарушение приличий. Могут и по морде хлестануть. И правильно. Потому что нечего тут… Удивительно, как это они размахиваются в такой давке.

Хорошо, когда песни поют. Возвращаются со свадьбы и обязательно зовут всех в свидетели: вот как мы гульнули! Смотрите, нам любую песню спеть — легко! И никого не боимся! Всё можно. Затягивают «Виновата ли я» женщины. Мужики перебивают их, с помутившимися лицами орут «Степь да степь кругом!..» Хотя вокруг — люди, это же автобус, и всё битком. И весь автобус улыбается.

А если вдруг поют молодые да трезвые — им почему-то бабульки говорят: постыдились бы. Конечно, в том случае, если молодых и трезвых не больше двух. Да и то с опаской. Но всё же рискуют и говорят: постыдились бы. Странно. Ревность?

Раньше не обращал внимания, а теперь заметил. Сплошные глаза окружают нас в транспорте. Не люди, не одежды, не причёски. Глаза.

Движение глаз.

Взгляните поверх выражений лиц, бегло. Поверх ртов. Поверх улыбок и гримас. Вы заметите, что остались лишь глаза. И они движутся. Нервно. Рывками. Вперяются взглядом в потолок. В окно. На соседей. Устремляются ещё куда-нибудь, только бы не смотреть на вас, если вы с ними встретитесь. Глазами с глазами.

А иногда и на вас. Откровенно.

Вот так две цветущих, ярых, обильных стояли возле и смотрели, что-то шепча друг дружке на ушко, прямо в упор. И так соблазнительно шептали-то, сверх меры. Хотел попросить: шепните мне что-нибудь. Не попросил. Взял, дурак, и вышел.

А они так понимающе смеялись в окно.

Проследите и за своим взглядом — это тоже любопытно.

Глаза вокруг. Всё время нас видит кто-то, о ком мы и не подозреваем. Это не Большой Брат, не о нём сейчас… Да просто кто-то, с кем никогда не встретишься и ничего не узнаешь.

Стали одолевать мечты — вот бы такое место, где совершенно чужие люди могли без всяких предварительных ритуалов знакомства спокойно поговорить. Мечты, мечты… И вдруг — бац! — Интернет! Господи, вот же оно, то самое! Чудеса.

Вообще, в мечтах был необузданно смел. Чего только ни хотелось иногда. Даже вслух нельзя произнести. Мало ли.

Но лучше всего в жару, конечно, пляж.

Однажды видел там светящуюся женщину. Нельзя было точно определить её возраст, хотя и ясно, что не меньше сорока. Она выглядела в купальнике лучше любой фотомодели. И главное — от неё исходил свет. Какого-то одного источника он не имел, просто он излучался этой женщиной — её волосами, кожей, глазами, лицом. Все на неё таращились, и каждый видел своё. Одни тоже заметили сияние, а кто-то думал: «Ух ты, какая баба! Какие у неё!.. Как бы я её и так и сяк!..»

Позже где-то вычитал термин «дисперсия реакций». Интересно, где ставится ударение в слове «дисперсия»? Лень идти в библиотеку…

Хорошо в жару перечитывать любимые книги. А лучше всего — добыть новую книгу любимого автора. Предвкушать, неся её домой. Нетерпеливо заглядывать под обложку. Убеждаться по нескольким случайно выхваченным строчкам, что именно этого ты и ждал. Придя, отбросить всю ерунду, упасть на диван и жадно впиться в текст.

Хорошо и самому медленно, в час по чайной ложке, отстукивать на машинке. Чувствовать при этом, что родился на свет не зря.

Хорошо также ездить в деревню. К дальним полузнакомым родственникам. Встречаются такие фигуры! о! особенно старики. К старикам всегда относился с большим уважением. И на работе предпочитал трудиться вместе со стариками, а не с пацанами. Нравилась их неторопливая, уверенная манера заниматься своим делом. Они профессионалы. Любил и водку пить в их компании. Особенно в деревне. Тогда льётся бесконечный и чистый поток воспоминаний о прежних временах. Вот раньше, бывало… Как много нового — то есть неизвестного старого — можно узнать там. И вот подходят соседи, в деревне новости разносятся мгновенно, племяш из города прикатил, да брось ты, Колька, свой трактор, иди к нам… Приходят, приносят своё. Трактор стоит, молотит движком уже вхолостую. Начинается огненный торнадо — костёр, который сам себя поддерживает. В нём горит всё, что только способно гореть, так высока его температура. А трактор стоит и молотит зря всю ночь…

Упоительно набравшись, храбрым, идти вечером в клуб на танцы или в кино. Не чувствовать себя пьяным, всё соображать. Моментально угадывать, когда начнётся драка. Приятно первому начать её. Размахнуться и, возможно, попасть. А там против тебя машет кулаками твоя копия. Поэтому, подравшись слегка, хорошо унять кровь из носу и побрататься на вечные времена. Пойти ещё дальше в гости. Заблудиться окончательно. Утром разыскивать, где оставил дом родственников. Найти и упасть. Отходить до вечера. Вот это уже плохо — единственный неприятный момент во всей программе. Но зато все будут о тебе заботиться, подносить холодной колодезной воды в ковшике, не шуметь, а когда уедешь — долго вспоминать. Снова будут звать тебя в гости. Подмигивать хитро. Напоминать, как было весело прошлый раз…

Хорошо съездить туда лет через пять, из любопытства. Предаться лёгкой ностальгии; впрочем, ненадолго. Увидеть располневшую матрону, бывшую стройную красавицу, которую когда-то случайно целовал — и поздравить себя с отсутствием. С тем, что был все эти годы далеко. И снова уехать, теперь уже навсегда.

Прекрасно слушать музыку.

Картину можно не понять. Книга может не понравиться, но доказать что-либо трудно, для этого надо много знать, быть критиком. А в музыке сразу чувствуется малейшая фальшь.

Хорошо жить хорошо. Почему бы и нет?

Плохо жить нехорошо.

Очень плохо делать то, чего не хочешь. И плохо, когда скучно. Это хуже всего. Некуда пойти и не с кем поговорить. Время тогда тянется, тянется… а на часы посмотришь — полжизни прошло зря.

Плохо, когда женщина, которая тебе абсолютно не нравится, вдруг пишет тебе смелое признание в любви. Что тут делать?.. И ей будет плохо, и тебе не по себе. Так она — что же, представляла себя рядом, возле?!. Причем, судя по тону письма, почти не сомневалась… Неужели настолько отвратителен? Где зеркало?!

Плохо, когда кто-то над душой стоит и смотрит. И смотрит. И не объяснишь ты ему ничего.

Иногда кажется, плохо всё. Ведь всё, что может быть сделано плохо, обязательно будет у нас сделано плохо. Так уж повелось. И даже то, что может быть хорошим. А наоборот бывает гораздо реже.

К примеру, горячий чай — отвратителен. Ведь мог быть холодным. И сколько раз просил об этом! Но тебе упорно наливают горячий…

Впрочем, уже остыл. Можно пить.

В одних трусах будучи, семейных, в горошек, он легко поднял и вылил на себя ведро холодной воды. На улице было минус восемь — прелесть что за погода, скоро река схватится льдом, можно будет купаться нормально. Он бодро переступил несколько раз босыми ногами в образовавшейся на асфальте луже, звонко похлопал себя ладонями по твёрдому животу и рассмеялся от удовольствия.

Никто уж не глядел на него в окна, как на придурка — привыкли, да и рано было, народ спал, пять утра. Он вошёл с пустым ведром в подъезд, нарочито медленно поднялся по ледяным бетонным ступеням на свой шестой этаж. Дверь не заперта.

Он вытерся, вымыл ноги в ванной, пошёл готовить завтрак. Скоро на работу.

Жена лежала в комнате на диване и тихо постанывала во сне. Болела уже давно. В шестьдесят лет, если собой не заниматься, какое у человека здоровье? Никакого. А она собой не занималась никогда, ну вот и пожалуйста. Сколько он её пытался приохотить к этому делу — нет, только рукой махнёт, не надо. Да и наследственность плохая, почки. Судя по всему, недолго ждать.