— Пошли, командир. Слишком много шума из-за Петестера. Пора на боковую.
— Пит, — продолжала Линетт, — помнишь, что ты сказал? Про твое имя?
— Я спросил, почему ты назвала меня как пенис и почему ты не могла просто назвать меня нормальным именем, как у других детей, — выпалил он на одном дыхании и засунул в рот большой палец.
Как я ненавидела Роджера в этот момент. Я хотела какое-нибудь другое имя, не связанное с дразнилками. Но он настоял, чтобы мы назвали сына в честь его прапрадедушки, который как-то отличился в истории, не помню чем. Роджер помешан на генеалогии, он обожал сравнивать свои ветви голубых кровей с жалкими побегами моего низкого генеалогического древа.
— Заяц, тебя кто-нибудь обзывает в школе?
Должно быть, пакостник Грегори Мартиндейл.
— Это не то, — покачала головой Линетт. — Пит, солнышко, расскажи маме, что ты мне говорил. Насчет тренера.
Я чуть не выругалась. Черт! Я так и знала! Я же знала это!
Пит еще глубже засунул палец в рот. Я его мягко вынула.
— Пожалуйста, расскажи.
Из его отрывочных фраз я поняла: Джерри Джохенсен сказал ему, что его имя означает также название одной «очень особенной» части тела. «Некоторые называют пенис словом “питер”. Ты знаешь об этом?» Пит сказал, что не знает. Джерри спросил, не хочет ли он посмотреть, как выглядит питер у взрослых, и Пит сказал: «Я уже видел папин». Джерри ответил что-то вроде: «На питеры очень забавно смотреть, они у всех такие разные. Вообще-то этим занимается наука, но мы тоже как-нибудь можем это устроить».
Когда Пит кончил рассказывать, я готова была придушить этого придурка. Как Джерри улучил момент для таких разговоров? Я же ходила на все игры, на все тренировки… кроме одной. Я чуть не расплакалась. Одна тренировка была пропущена из-за встречи с Омаром.
Взяла Пита на руки — нелегкая ноша, семьдесят фунтов — и отнесла его домой. Была половина одиннадцатого. Позвонила Такеру Дейлею, директору лиги. Он был уверен, что Пит не так понял тренера. Я положила трубку и позвонила самому Джохенсену.
— Господи, чего дети не наговорят, чтобы обратить на себя внимание, — захихикал он. — Я думал, меня уже ничем не удивишь, но это потрясающе! — шипящий искусственный смех. — Вэлери, я заявляю, что этот разговор не имел место. Никаких претензий, да?
— Что-что, извините? Какая лживая сволочь!
— Слушайте. Ваш сын остался без отца, он живет в одном доме с вами, смотрит на ваши парапсихические опыты и Бог знает что еще. Не удивительно, что Пит выдумывает небылицы.
Я была в шоке. Ненависть захлестывала меня.
— Теперь вы послушайте. У вас, наверное, есть проблемы. И вам нужна помощь. Но меня это сейчас не волнует, Джерри. Сейчас меня волнует только одно — мой сын. Я хочу быть уверенной, что вы не тронете ни его, ни других мальчиков в команде. Понятно?
— Потише, вы! Спятили, что ли?
Я бросила трубку. Надо бы позвонить еще кое-кому. В бумажнике есть номер Майкла. После второго звонка он взял трубку.
— Авила, — низкий хриплый голос. Видно, он спал.
— О господи, простите меня. Я вас разбудила.
— Вэлери? — Удивительно, он сразу узнал мой голос. — Да нет. То есть ничего страшного. — Он откашлялся. — С вами все в порядке? Что-то случилось?
Рассказала о Джерри Джохенсене, о моих подозрениях, о признаниях Пита. Майкл пообещал, что проверит, не числится ли что-нибудь за Джерри в прошлом.
— Завтра я буду на ранней службе у Св. Павла, а потом пойду в участок. Позвоню вам, если что-нибудь выясню. — Он помолчал. — А может, вы хотите пойти со мной?
— В церковь? Или в участок?
— Туда или туда. Или в оба места. Куда хотите.
Вот парень! Я ему нравлюсь. И не на шутку.
— Ладно. Мы по воскресеньям печем шоколадные пирожные. Съедаем за пять минут, убираться потом два часа, но Пит их обожает.
— Я тоже.
Положила трубку и только тогда поняла, что Майкл напрашивался на приглашение.
На сегодня все.
В.
4 июня
Майкл позвонил в одиннадцать. Я не спала с шести утра. Приготовилась слушать о тошнотворных делишках Джерри Джохенсена.
— Парень чист, — сказал Майкл. — Даже ни одной парковки в неположенном месте.
— Я бы его голыми руками задушила! — Было слышно, как Майкл хихикает. — Что тут смешного?
— О, Вэлери, Вэлери Райан, — протянул он мелодично и ласково. — Я смеюсь не над вами. Не обижайтесь. Я просто… я любуюсь вашим гневом. Вы как львица, которая защищает львенка. Это мне нравится.
— Да? Значит, вы не считаете меня истеричкой?
— Ну, не без того. — Он снова засмеялся. — Серьезно. Я думаю, вы молодец. Но может, вам просто перевести Пита в другую команду и забыть об этой гадости?
Пожалуй, я так и сделаю. Но сейчас чувствую, что обязана известить других родителей о разговорах тренера с моим сыном. Нашла список телефонов и начала звонить. К моему удивлению, никто серьезно не забеспокоился. Завтра перевожу Пита в другую команду. А потом иду в салон «Блаженство», где хочу навсегда забыть о Джерри Джохенсене.
На сегодня все.
В.
5 июня
Миссия выполнена. Пит в новой команде. А после шестичасового мления в салоне Джерри Джохенсен стал только грязным пятнышком на огромном жизненном ковре.
Восемь лет я живу в этом районе, и среди моих основных достижений можно выделить следующее: до сих пор мне удавалось избежать ужасных корзиночных вечеринок фирмы «Кленкастрайхер».
На прошлой неделе я получила открытку по почте: «Приглашаем Вас на вечеринку “Кленкастрайхер”» И внизу изящным почерком Линетт: «Надеюсь, ты придешь!» Недавно она позвонила спросить, смогу ли я прийти.
— Тебе не надо ничего покупать. Просто посидим, выпьем немного, поиграем в игры. Бери с собой Пита, пусть побудет с Гераклом. Я пригласила няню.
Ну как я могла отказаться? Ведь Линетт всегда по первой просьбе добросовестно присматривала за Питом, она помогла мне вырыть золото Роджера, она всегда рядом, всегда готова выслушать, посочувствовать, угостить свежими булочками… как я могла отказаться? Но что, кстати, она говорила насчет каких-то ИГР???
Вечером я извлекла на свет божий шикарную, по местным меркам, одежду — блузку от Лиз Клейборн в красно-белую полоску, узкую джинсовую юбку, черные босоножки на платформе. Дом Линетт был невероятно чистым, кухонный пол был чище моего кухонного стола, даже окна сияли, ни малейших следов дождя, который два дня заливал всю округу. На тарелочках в красную клетку были разложены лимонные тартинки и шоколадный бисквит, стоял кувшин «Сангрии», кувшины с лимонадом и «Перье» для трезвенников.
Я оказалась первым гостем. У дверей нас встретила приятная девушка, студентка по имени Дженна. Это была няня. Дженна сказала, что будет учителем начальной школы. Линетт всегда везло с нянями: они не кокетничали с ее мужем, не орали на ребенка, не трепались по телефону, не опустошали холодильник. И всегда приходили с полной сумкой настольных игр, развивающих видеокассет и старомодных книжек типа «Паровой экскаватор Майка Маллигана». Дженна протянула Питу ладошку и спросила:
— Ты любишь гоночные машины? Мы построили клевую трассу у Геракла в комнате.
Пит взял ее за руку и заулыбался. Щенячий восторг.
Мне захотелось тоже пойти наверх и полюбоваться трассой. Куда лучше, чем сидеть внизу со взрослыми, изображая восхищение бессовестно дорогими корзинками «Кленкастрайхер». У меня корзинок достаточно. И все я купила в супермаркете. Шесть баксов, максимум девять. Какого черта мне придет в голову тратить восемьдесят пять долларов на еще одну? Собирать хлам в кухонных шкафах?
Бедняжка Линетт. Ее втянула в это дело Кэролайн Бэчер, которую заставила провести первую кленкастрайхеровскую вечеринку не кто иная, как С. Дж. Пэттерсон, корзиночная королева, которой, к счастью, сегодня не было. Я утешилась стаканом «Сангрии», потом еще одним. К началу игр я чувствовала себя, мягко говоря, раскованно.