— Вам больше не придется открывать перед собой двери, — защебетала другая светловолосая парикмахерша.

— И сидеть по вечерам у телефона, — подхватила другая.

Я еще раз посмотрела в зеркало. О, я была вполне готова к этому, даже больше. Но через три часа, когда Лорен сушила феном мои новые платиновые волосы, я вдруг почувствовала — что-то не так. Произошла какая-то чудовищная ошибка. Впервые стрельнула глазами в зеркало (я отказалась смотреть, пока все не будет готово) и увидела себя — в девяносто лет. Волосы были не платиновые, даже не светлые. Они были белые. В зеркале было нечто среднее между Барбарой Буш и Альбертом Эйнштейном. Объем увеличился раза в четыре. Я в ужасе дотронулась до них. Это были не волосы. Настоящее сено. Меня чуть не вырвало.

— Что за… что произошло? — спросила я, скомандовав себе не реветь.

— Я не знаю… — Лорен растерянно смотрела на мою голову. — Не знаю.

Она попробовала провести по волосам расческой — они затрещали, как прутики на костре.

Велела ей вернуть все назад. Немедленно.

— Я не уйду отсюда, пока мои волосы снова не станут рыжими и нормальными. Понятно?

— Хорошо, хорошо.

Все теперь пялились на меня, все парикмахерши, все клиентки в креслах, все секретарши, все бойфренды, разносчик, маникюрши и массажистки. Женщина в соседнем кресле прошептала:

— Все будет хорошо. Она их сейчас закрепит. Не волнуйтесь.

Через час, когда Лорен смывала краску с волос, я спросила:

— Как они выглядят? — самой было страшно взглянуть в зеркало.

— Ну… они действительно потемнели.

Я выпрямилась и посмотрела на себя. Волосы теперь были цвета платья подружки невесты, которое я надевала на свадьбу сестры Терезы.

Розовато-лиловые.

Желудок дрогнул и взмыл к самому горлу. Было почти три часа. Позвонила няне и попросила ее посидеть с Питом, пока я не вернусь. Лорен шлепнула мне на макушку еще какой-то краски. Через час мои волосы были цвета грязного пенни. Я провела по ним пальцами. В руке остался клок. Клочья, клочья грязно-серых волос, жестких, как сахарная вата. Я заплакала.

— Вэл, я не знаю, что сказать, — прошептала Лорен, качая головой. — Простите ради бога.

Я продолжала плакать, уже не обращая внимания на чужие взгляды.

— Мне надо убраться отсюда. Сейчас же.

Лорен дала мне какой-то укрепляющий кондиционер и полиэтиленовый капюшон. Велела накладывать смесь на волосы и держать по часу каждый день.

— Ваши волосы станут нормальными где-то к среде, — сказала она.

Я понимала, что она морочит мне голову, но все равно взяла кондиционер и колпак. Сейчас одиннадцать двадцать вечера, я держу кондиционер уже шесть часов. Молюсь, чтобы завтра они стали хоть немного крепче. Мне уже все равно, какого они цвета — лишь бы не выпали.

На сегодня все.

В.

Когда я проснулась утром, полиэтиленовый колпак был полон выпавших волос. Кондиционер не помог. Я нерешительно потрогала голову. Волосы были на ощупь как мокрая шерсть, но все еще слабые, как сахарная вата. Перед глазами замелькали картинки — как я сижу в кресле Лорен, как выгляжу, впервые бросая взгляд в зеркало, какие волосы были на ощупь, когда я до них дотронулась. Я опять заплакала. Нельзя, чтобы Пит видел меня такой. Надела бейсболку и вытащила телефонный справочник. Нашла номер Джен Уилсон, у нее на первом этаже дома был собственный салон. Она славилась восстановлением испорченных волос, я об этом слышала от одной из титек.

Было пятнадцать минут восьмого. Когда она взяла трубку, я опять разрыдалась. Извинилась за ранний звонок и, всхлипывая, поведала мою печальную историю. Она посочувствовала мне и согласилась принять меня в восемь пятнадцать. Я подняла Пита, отвела его к Линетт и помчалась в сторону дома Джен.

Она походила вокруг кресла, глядя на мои волосы. Слегка потянула прядь — она осталась у нее в пальцах. Джен продолжала изучать мою голову.

— Солнце, это уже мертвые волосы, — наконец сказала она. — Мы ничего не сможем сделать, только отрезать их. Думаю, можно оставить только полдюйма. Стрижка будет короткой. — Я снова захлюпала, и Джен погладила меня по плечу. — Ну, ну не надо.

— Ладно, отрежьте их, — сказала я. — Только побыстрее.

Через двадцать минут у меня был вид пациента после курса химиотерапии. Волосы не вернешь ни за какие деньги. Пошатываясь, я вышла из салона и поехала в кафе пить кофе с круассанами. Бросая в чашечку сахар, я услышала сзади чьи-то шаги.

— Не может быть! Вэлери Райан?

Это был Майкл Авила. Мне везло, как всегда.

— Ага, — сказала я, медленно поворачиваясь к нему. — Это действительно я. Безволосое чудо-юдо.

Он рассматривал мою голову.

— Мне это очень нравится. — Казалось, он говорил искренне. — Вы великолепно выглядите.

— Правда?

— Угу, — теперь он смотрел на мои губы.

— В самом деле?

— Я не лгу. — Майкл посмотрел мне в глаза. — Где вы пропадали?

— В суде.

Рассказала ему, что процесс развода завершен.

— Вообще-то я уже слышал. Поздравляю.

— Спасибо. А как вы узнали?

— Город маленький, новости разносятся быстро.

У него запищал пейджер. Майкл посмотрел на экран.

— Черт, надо бежать. — Он явно расстроился. — Могу я вас пригласить куда-нибудь в выходные? Отпраздновать?

— Конечно, — сказала я. — Звоните.

— Отлично. — И красавчик-детектив испарился.

Может быть, моя прическа в конце концов не так уж уродлива. Я уже не чувствую себя лысой, скорее остромодной, экстравагантной и дерзкой. Но Майкл мне так и не позвонил. Стараюсь об этом не думать.

На сегодня все.

В.

Сегодня я звонила Линетт. Хотела узнать, что машина Розенов делала у них на дорожке все субботнее утро. Она наконец призналась, что Вэйд и Мелани провели у них ночь.

— Ты, наверное, шутишь, — сказала я. — Линетт, что случилось?

Повисла долгая пауза.

— Секс случился, — захихикала она.

— Что, прости? — Я была уверена, что ослышалась.

— Секс случился, — повторила она. — Это было невероятно.

— Ты так шутишь, да?

— Нет, я не шучу. Мелани и Вэйд просто замечательные. Веселые, счастливые, очень приятные люди. Мы немного выпили, потом еще немного, потом Вэйд предложил потереть мне спинку, Мелани начала целовать меня, и Керт тоже меня целовал, а потом я очнулась только в спальне. В постели, вместе со всеми. Голой.

У меня пропал дар речи.

— И вы теперь будете встречаться регулярно? — спросила я наконец, понимая, как протокольно это звучит.

— Не знаю, — сказала она. — Может быть.

Майкл Авила все еще не звонит.

На сегодня все.

В.

И сегодня опять не позвонил. Я знаю, он врал, что ему нравятся мои волосы.

Мои догадки подтвердились!

Только что слышала от моей новой подруги Донны Голд, которая слышала от одной из шишек, что С. Дж. Пэттерсон забрала своего ребенка из команды Джерри Джохенсена. Подробности неизвестны, но это как-то связано с «неподобающим поведением». Предполагая, что С. Дж. больше не презирает меня, я позвонила ей и оставила на автоответчике сообщение: «Позвоните мне, если у вас есть желание поговорить о ситуации с тренером Джохенсеном».

Она пока не позвонила. Майкл Авила тоже.

На сегодня все.

В.

Нашла на автоответчике сообщение. Два слова: «Ты сука». Женский голос. Я его не узнала. Проиграла сообщение еще раз, прижав ухо к автоответчику. Проверила АОН. Время звонка девять двадцать, номер не определен.

Телефон зазвонил. Я схватила трубку и рявкнула:

— Что вам надо?

— Эй, малыш, успокойся. Это всего лишь я.

— О, Диана. — Я глубоко вздохнула.