Ночь была теплой, но темнота, казалось, отняла у дневной жары силу. Рита, потягивая из стакана минералку, бросила шутливо-страдальческий взгляд в сторону шираза.
— Ох, что бы я не дала за один глоточек! Я уже и вкус забыла, — и рассмеялась над осуждающим выражением, появившимся на лице у мужа. Она потянулась к нему и принялась гладить по затылку, пока он не улыбнулся.
— Так волнуется из-за ребенка, — сказала она Фальку. — Настоящий папаша-наседка, а ведь она даже еще не родилась.
— А когда вы ждете?… — спросил Фальк. На его неопытный взгляд, выглядела она так, будто может родить прямо сейчас.
— Четыре недели, — она поймала взгляд мужа и улыбнулась. — Еще целых четыре длиннющих недели.
За вкусной едой тем для разговора подыскивать не приходилось. Они болтали обо всем: политика, религия, футбол. Обо всем, кроме того, что происходило в Кайверре. Обо всем, кроме Хэдлеров. Только когда Рако, собрав тарелки, скрылся в доме, Рита, наконец, задала вопрос.
— Скажи мне, — обратилась она к Фальку. — Только честно, пожалуйста. Все будет в порядке?
Она бросила взгляд в сторону кухонной двери, и Фальк понял, что речь идет не только о деле Хэдлеров.
— Знаешь, это очень непросто — быть полицейским в маленьком городке, — сказал он. — Постоянно приходится лавировать, плюс каждый знает все обо всех остальных. Но ваш муж справляется просто превосходно. Правда. Он умный. По-настоящему предан делу. Там, наверху, они такое сразу распознают. Он далеко пойдет.
— О, — тут Рита небрежно помахала рукой. — Об этом-то он не так уж и беспокоится. Его отец всю свою жизнь возглавлял участок в таком вот маленьком городке. Крошечная точка на карте, на самой границе Южной Австралии.
Ее взгляд вновь переместился на дверь.
— Но он был исключительно уважаемым человеком, насколько я понимаю. Правил городом, как суровый, но справедливый патриарх, и они его за это любили. До самой пенсии, да и потом тоже.
Она помолчала. Потом потянулась за бутылкой и разделила остатки поровну между собой и Фальком.
— Шшш, — сказала она, приложив палец к губам и подняла бокал. Фальк улыбнулся.
— Так это там вы познакомились? В Южной Австралии?
— Да, но не в его городе. Туда никто никогда не ездит, — сказала она, как нечто само собой разумеющееся. — В ресторане моих родителей в Аделаиде. Он работал поблизости. Его первая работа в полиции, и он был таким правильным. Так старался, чтобы отец мог им гордиться. — Она улыбнулась воспоминаниям и осушила бокал. — Но ему было одиноко, и он постоянно сидел у нас ресторане, пока я над ним не сжалилась и не позволила пригласить меня на свидание.
Она потерла живот.
— Он ждал, пока я не получу диплом, а потом мы сразу же поженились. Это было два года назад.
— А какая у вас специальность?
— Фармакология.
Фальк запнулся. Он не мог придумать, как сформулировать вопрос, который вертелся у него на языке.
Рита пришла ему на помощь.
— Знаю, знаю, — сказала она с улыбкой. — Так чего я тут делаю, босая и беременная, тут, в глуши, когда я могла бы применять полученные знания где-то еще?
Она пожала плечами.
— Это ради мужа, и это не навсегда. Понимаешь, амбиции у него не совсем обычные. Отец для него — высший авторитет, он младший из трех мальчишек. И мне кажется, у него такое чувство — совершенно, на мой взгляд, неоправданное, — что ему всегда приходилось соревноваться с остальными за внимание отца. Так что мы переехали в этот городок, и он так надеялся, что все будет как у папы, но практически сразу же все пошло… — Она заколебалась. — Не так. На него так сильно давит ответственность. Это он нашел того мальчонку, он вам рассказывал?
Фальк кивнул.
Рита вздрогнула, несмотря на жару.
— Я ему говорю, все время повторяю: то, что здесь произошло, — не твоя вина. Это совершенно другое место. Не такое, как городок твоего папы.
Рита, подняв брови, посмотрела на Фалька, и тот кивнул. Она покачала головой; на щеке чуть наметилась ямочка.
— И все же. Что еще я могу поделать? Логика тут ни при чем, правда? Отношения мужчины с отцом — слишком сложная штука.
Пока она говорила, Рако появился на пороге. В руках он держал три кружки кофе.
— Замочил там кастрюльки. О чем разговариваете?
— Я говорю, что ты чересчур много на себя взваливаешь, чтобы соответствовать отцовским стандартам, — сказала Рита и потянулась пригладить его торчавшие во все стороны волосы. — И вот этот твой коллега со мной согласен.
Фальк, который своего мнения пока не высказывал, подумал, что Рита, должно быть, права. Рако слегка покраснел, но при этом наклонил голову навстречу ее руке.
— Это не совсем так.
— Да все в порядке, милый. Фальк понимает. — Она отпила кофе, посмотрев на Фалька поверх кружки. — Правда ведь? То есть отчасти вы здесь поэтому? Из-за вашего отца.
Последовало озадаченное молчание.
— Мой отец умер.
— Ох, мне очень жаль, — Рита взглянула на него с сочувствием. — Но смерть ведь на эти вещи никак не влияет, верно? Смерть редко меняет наши чувства по отношению к человеку. Если только усиливает.
— Милая, ты о чем? — сказал Рако. Он по-дружески толкнул ее плечом, взяв со стола пустую бутылку. — Знал я, что тебе этого давать нельзя.
Рита чуть нахмурилась. Перевела взгляд с Фалька на мужа и обратно. Поколебавшись, она сказала:
— Простите. Может, я не так все поняла. Просто — конечно, до меня доходили все эти слухи про вашу подругу, которая погибла. Говорят, ваш отец пострадал, ему даже обвинение пытались пришить, и ему пришлось уехать, забрать вас с собой. Это, наверное, было… нелегко. И даже сейчас — эти кошмарные листовки, которые разбрасывают по всему городу, с его фотографией… — она замолчала. — Прошу прощения. Не обращайте на меня внимания. Вечно я придумываю.
На долгую секунду между ними повисло молчание.
— Нет, Рита, — сказал, наконец, Фальк. — Думаю, в этот раз ты придумала совершенно правильно.
Белый пикап Мэла Дикона маячил в зеркале заднего обзора вот уже больше ста километров. Отец Фалька вел машину, глядя в зеркало одним глазом и вцепившись в руль обеими руками.
Аарон молча сидел на переднем сиденье, взбудораженный после торопливого прощания с Люком и Гретчен. Сзади стучало и бренчало добро Фальков — все, что они сумели впихнуть в машину. Далеко позади оставался их дом, запертый на все, какие только можно, замки. Отару поделили между соседями, всеми, кто был готов принять лишнюю овцу. Аарон боялся спросить, на время это или навсегда.
Всего один раз, вскоре после того, как они выехали, Эрик притормозил, давая Дикону возможность проехать мимо. Будто это был обычный день и обычная поездка. Вместо этого грязный белый пикап неторопливо нагнал их и как следует поддал в бампер — голова у Аарона так и дернулась вперед. Больше Эрик не останавливался.
Прошел чуть ли не час, и вдруг Дикон нажал на гудок. И не отпускал. Он прибавил скорость, и его машина вдруг выросла, целиком заполнив все боковое зеркало. Густой, непрерывный звук звенел у Аарона в ушах, и он заранее уперся руками в бардачок, готовясь к неизбежному толчку сзади. Сидевший рядом отец сжал зубы. Секунда тянулась за секундой, и, когда Аарону казалось, что больше он уже не вынесет, звук прекратился. Нахлынувшая внезапно тишина залепила уши.
В зеркало ему было видно, как Дикон опустил стекло и медленно высунул в окно руку, а потом разогнул на ней средний палец. Он так и держал руку, казалось, вечность, а потом — слава Богу — начал уменьшаться, пока вовсе не исчез из виду.
— Папа ненавидел Мельбурн, — сказал Фальк. — Так никогда там и не прижился. Нашел работу в офисе, организовывал поставки в аграрном бизнесе, но эта работа просто выжимала из него все соки.
Самому Фальку было указано в сторону ближайшей школы, где он мог бы закончить последний год обучения. Оглушенный, растерянный, он едва мог вспомнить, что надо то-то записывать, не говоря уж о том, чтобы поднимать руку. Пришла пора выпускных экзаменов, и пришел он в себя, когда все уже закончилось, с хорошими, но не выдающимися оценками.
