— Съешь сэндвич. Лэчи их все никогда не одолеть.

Он выбрал сэндвич с ветчиной. Они сидели бок о бок на скамейке. Она опять вытянула ноги, коснувшись его теплым бедром. На ногах у нее были вьетнамки, и ногти блестели ярко-розовым лаком.

— Ну, это совершенно не похоже на то, что помнится мне. Просто потрясающе, — сказал Фальк, глядя, как детишки карабкаются по горке. — Откуда только деньги взялись на все эти роскоши?

— Знаю, знаю. Это была какая-то сельская благотворительная организация. Пару лет назад нам повезло получить плюшку от фонда каких-то богатых доброхотов. На самом деле, не стоит мне над ними смеяться, ведь это просто здорово, правда? Самое симпатичное место в городе. Тут всегда полно народу. Детей отсюда не утащишь. Я, конечно, рвала волосы над судьбой нашей скамейки, — она улыбнулась, глядя, как какой-то малыш закапывает приятеля в песочнице. — Но маленьким здесь хорошо. Богу известно, больше ничего для них тут особо не делается.

Фальк вспомнил облупившуюся краску и одинокое баскетбольное кольцо на школьном дворе.

— Своего рода компенсация за школу, так я понимаю. Она еще более потрепанная, чем я помню.

— Да. Еще одна вещь, за которую нам стоит поблагодарить засуху. — Гретчен открыла бутылку воды и сделала глоток. Потом наклонила бутылку в его сторону тем же жестом, которым в свое время предлагала поделиться водкой. Непринужденная интимность. Он взял бутылку.

— Общественных денег, как таковых, тут нет. Все, что город получает от правительства, идет на фермерские субсидии. На детишек не остается ничего. Но нам повезло со Скоттом — он хороший директор. По крайней мере, ему не безразлично. Но есть предел тому, что ты можешь сделать, не имея на счету ровно ничего. И абсолютно невозможно хоть что-то попросить у родителей.

— А как насчет тех самых богатых доброхотов?

Она грустно улыбнулась.

— Вообще-то мы уже пытались. Думали, в этом году точно сорвем куш. Но это совсем другая тусовка, чем те, которые сделали площадку. Какая-то частная компания, «Образовательный траст Кроссли». Слыхал о них?

— Нет, не думаю.

— Типичные филантропы, но наш случай был будто специально для них придуман. Они финансируют бедные сельские школы. Но, видимо, существуют другие школы, еще более бедные или еще более сельские, чем наша. Как ни трудно в это поверить. Помоги им Бог. Мы попали в шорт-лист, но дальше удача нам изменила. Мы немного осмотримся, попробуем еще раз на следующий год — так я думаю. Но до тех пор — кто знает? В общем… — тут она прервалась, чтобы помахать сыну, который стоял наверху горки, стараясь привлечь их внимание. Они посмотрели, как он съезжает. — Лэчи, по крайней мере, и здесь хорошо, а это уже кое-что.

Она потянулась за контейнером: подбежал ее мальчишка. Гретчен протянула ему сэндвич, но Лэчи проигнорировал ее, глядя во все глаза на Фалька.

— Привет, дружище, — Фальк протянул ему руку. — Меня зовут Аарон. Мы встречались пару дней назад, помнишь? Мы с твоей мамой дружили, когда были помладше.

Лэчи пожал ему руку; это явно было для него внове, и он разулыбался.

— Ты видел, как я съехал?

— Мы видели, — ответила Гретчен, но вопрос был адресован не ей. Фальк кивнул.

— Ты очень храбрый, приятель, — сказал Фальк. — Вон какая горка высокая.

— А я еще так могу. Смотри. — Лэчи понесся прочь. Гретчен наблюдала за ним со странным выражением лица. Убедившись, что Фальк смотрит, мальчишка съехал с горки. И сразу же побежал на второй круг. Фальк показал ему большой палец.

— Спасибо, — сказала Гретчен. — В последнее время ему очень важно одобрение взрослых, особенно мужчин. Думаю, он начал замечать, что у других детей есть папы и… ну, ты понимаешь. — Она пожала плечами, не поднимая взгляда на Фалька. — Что ж, это и значит — быть матерью, а? Адские муки совести на протяжении восемнадцати лет?

— А его отец совсем не принимает участия?… — Фальк расслышал в собственном голосе нотки любопытства.

Гретчен тоже их расслышала и понимающе улыбнулась.

— Нет. И все в порядке, вопросы задавать не возбраняется. Его папа уехал. Ты его не знаешь. Он не местный, просто рабочий, был тут проездом. Я и сама о нем особо много не знаю, кроме того, что он оставил мне этого удивительного ребенка. И да, я знаю, как это звучит.

— Да никак это не звучит! Звучит так, что Лэчи очень с тобой повезло, — сказал Фальк. Но, наблюдая за тем, как ребенок ловко карабкается вверх по перекладинам лестницы, он поймал себя на том, что гадает, каким был его отец.

— Спасибо. Но так бывает не всегда. Иногда мне кажется, может, стоит попытаться с кем-то познакомиться. Ради нас обоих постараться создать Лэчи хоть какую-то семью. Чтобы он понял, каково это — когда мама не измотана постоянно, как выжатый лимон. Как бы это ни выглядело. Уж не знаю… — тут она замолкла, и Фальк уже испугался, что она смутилась, но тут она широко ухмыльнулась. — Сам понимаешь, с кавалерами в Кайверре негусто. Скорее даже, совсем пусто.

Фальк рассмеялся.

— Значит, ты так никогда замужем и не побывала? — спросил он, и Гретчен помотала головой.

— Не-а. Никогда.

— Я тоже так и не женился.

Гретчен это заявление явно позабавило.

— Да, я в курсе.

Женщины, кажется, всегда были в курсе. Как это им удавалось, Фальку было невдомек.

Она оба покосились друг на друга и обменялись улыбками. Фальк попытался представить себе, каково Гретчен и Лэчи живется посреди обширных полей на ферме Келлерманов, которую она купила. Ему вспомнилось зловещее одиночество фермы Хэдлеров. Фальк ценил личное пространство больше, чем большинство людей. Но и ему хватало пары часов наедине с бескрайними полями, чтобы вновь начать стремиться к человеческому обществу.

— Тебе, наверное, одиноко на ферме, когда ты совсем одна, — сказал он, и чуть не прикусил себе язык. — Прости. Это был настоящий вопрос, а не дурацкая пикаперская фраза.

Гретчен рассмеялась.

— Я знаю. С подобными фразочками ты вписался бы в местное общество гораздо лучше, чем тебе кажется. — Но тут ее лицо омрачилось. — Но да. Бывает, если честно. Проблема не в одиночестве. Вот это ощущение полной отрезанности от мира — оно, правда, иногда немного достает. Интернета нормального нет, и даже телефон не везде принимает. Конечно, нельзя сказать, чтобы мне постоянно обрывали телефон.

Сжав губы, она помолчала.

— Ты в курсе, что я так ничего и не знала о том, что случилось с Люком, до следующего утра?

— Серьезно? — Фальк был в шоке.

— Ага. Ни один человек не подумал мне позвонить. Ни Джерри, ни Барб, никто. Несмотря на все, что нас связывало, я так понимаю, я… — тут она еле заметно пожала плечами, — …не была в числе приоритетов. В тот день, когда это случилось, я забрала Лэчи из школы, мы поехали домой, поужинали. Он пошел спать, я посмотрела какой-то фильм. Обычный скучный вечер, но, понимаешь, это вроде как был вообще последний нормальный вечер. Ничего особенного, но я бы все отдала, чтобы его вернуть. И только на следующее утро я подъехала к воротам школы, и все, все говорят об этом. Такое было ощущение, что все, все они знали, — единственная слеза скатилась у нее с кончика носа, — и никто не позаботился мне позвонить. Я просто не могла поверить. То есть я буквально не могла в это поверить. Поехала было к нему на ферму, но добраться туда было невозможно. Дорога перегорожена, повсюду копы. Так что я поехала домой. К тому времени все уже было в новостях, конечно. Больше никаких шансов ничего пропустить.

— Мне ужасно жаль, Гретч, — сказал Фальк, кладя руку ей на плечо. — Если тебе от этого станет легче, мне тоже никто не позвонил. Я ничего не знал, пока не увидел его лицо на новостном сайте.

Фальк до сих пор ощущал тот шок, когда под кошмарным заголовком он увидел такое знакомое лицо.

Гретчен кивнула, потом явно заметила что-то за его плечом. Нахмурившись, она поспешно вытерла глаза.

— Поберегись, мы на мушке, — сказала она. — Мэнди Вэйзер. Помнишь ее? Она тогда была Мэнди Мантел. Господи, только этого мне сейчас не хватало.