— Перед тем как приехать в город, — ровным голосом повторил Фридлендер Бей, — где вы жили?

— Чаще всего в Париже, о шейх. — Голос Саада был жалобным и напряженным.

Услышав слово «Париж», Папочка вздрогнул.

— Твоей матери нравится жить среди французов?

— Наверное…

Фридлендер Бей искусно разыгрывал роль скучающего человека. Он взял серебряный ножичек для разрезания бумаги, меланхолично повертел его в руках.

— Хорошо вам жилось в Париже?

— Да, наверное.

Хабиб и Лабиб взялись под самые ключицы и таким образом выудили из Саада некоторые подробности.

— У нас была большая квартира по рю деПарадиз, о шейх. Моя мама любит хорошую кухню и званые вечера. Нам хорошо жилось в Париже. Я даже удивился, узнав, что мы едем сюда.

— А трудился ли ты, чтобы заработать денег на французскую еду и французскую одежду для своей матери?

— Нет, о шейх.

Папочка прищурился. — А как ты думаешь, откуда брались деньги на все эти удовольствия?

Саад колебался. Я услышал, как он застонал. Камни взялись за него еще круче.

— Она говорила, что деньги давал ее отец! — закричал он.

— Ее отец? — переспросил Фридлендер Бей, роняя ножичек и не спуская глаз с Саада.

— Она говорила, деньги давали ей вы, о шейх. Папочка сделал изумленное лицо и всплеснул руками. Камни отступили назад, оставив мальчика в покое. Саад согнулся, закрыв глаза. Лоб его блестел от пота.

— Разреши мне поведать тебе вот что, о проницательный отрок, — сказал Папочка, — знай: я не лгу. Я вовсе не отец твоей матери и даже не твой дедушка. Между нами нет кровного родства. Это — все. А теперь можешь идти.

Саад попытался встать, но снова упал на стул. В глазах его светились гнев и решимость, — он глядел на Фридлендер Бея, словно желая запомнить каждую черточку его лица. Палочка только что обвинил Умм Саад в обмане, и я был уверен, что мальчик продумывал какой-нибудь акт возмездия. Наконец ему удалось встать, и Он, ПОкачиваясь, направился к двери. Я преградил ему путь.

— Прими, — сказал я, вытряхнув из своей коробочки две таблетки соннеина. — Сразу почувствуешь себя лучше.

Он взял таблетки, посмотрел на меня с ненавистью и швырнул их на пол. Затем повернулся и вышел из кабинета. Я нагнулся и поднял соннеин. Перефразируя местную пословицу: белая таблетка про черный день.

После формальных приветствий Папочка пригласил меня устраиваться поудобнее. Пришлось сесть на тот самый стул, с которого встал Саад. Должен признаться, меня передернуло.

— Какое дело завело этого мальчика сюда, о шейх? — спросил я.

— Я пригласил его. Он и его мать — снова мои гости.

— Видимо, я чего-то не понял. Твоя доброта безгранична, о дядя, но зачем ты позволяешь Умм

Саад тревожить твой покой? Я знаю, она причиняет тебе немало хлопот.

Папочка откинулся на спинку стула и вздохнул. В этот момент он выглядел на свой возраст.

— Она пришла ко мне, смиренно просила прощения и принесла подарок. — Он указал на поднос с лакомством: финиками в сахаре, фаршированными мускатными орехами, — и грустно улыбнулся. — Не знаю, кто сказал ей, что я это люблю. Она была со мной почтительна и вновь просила пристанища. Я не смог ей отказать. — Он развел руками.

Фридлендер Бей соблюдал традиции гостеприимства и уважения, исчезнувшие в наши дни. Если он захотел пригреть змею на своей груди, я переубеждать его не собирался.

— Значит, твои указания относительно этой женщины изменились, о шейх? — спросила.

Ни один мускул не дрогнул На его лице. Он даже не моргнул.

— Нет, этого я не говорил. Пожалуйста, убей ее, как только представится возможность, но не надо спешить, сынок. Мне становится любопытно, чего хочет добиться Умм Саад.

— Я покончу с этим, — пообещал я. Фридлендер Бей нахмурился. — Иншаллах, — добавил я. — Ты думаешь, она на кого-то работает? На врага?

— Конечно. На Реда Абу Адиля, — сказал Папочка как бы между делом, словно для беспокойства не было ни малейшего повода.

— Значит, это ты велел расследовать дело Абу Адиля?

Он поднял пухлую руку, останавливая меня.

— Нет, — убедительно произнес Фридлендер Бей. — Я к этому не имею никакого отношения. Узнаешь у лейтенанта Хайяра.

Так я и побежал его расспрашивать!

— О шейх, могу я задать тебе еще один вопрос? В твоих отношениях с Абу Адилем я не понимаю одного.

Он тут же опять принял скучающий вид. Это меня насторожило. Я с опаской оглянулся, ожидая увидеть позади себя Говорящих Камней.

— Твое состояние основано на продаже новейшей информации правительствам и главам государств?

— Если не вдаваться в подробности, то да, мой племянник.

— Абу Адиль тоже занимается этим бизнесом. И все-таки ты говорил мне, вы не конкурируете?

Много лет назад, еще до твоего рождения, даже до рождения твоей матери, мы с Абу Адилем пришли к соглашению. — Папочка открыл Священный Коран в простом матерчатом переплете и взглянул на страницу. — Мы избегали соперничества, оно могло кончиться насилием и нанесением ущерба себе и тем, кого мы любим. В тот давний день мы разделили мир от Марокко на западе до Индонезии на востоке — всюду, где прекрасный призыв муэдзина пробуждает правоверных ото сна.

— Точно так же Папа Александр провел демаркационную линию между Испанией и Португалией, — заметил я.

Папочке сравнение не понравилось.

— С этого момента Реда Абу Адиль и я не мешаем друг другу, хотя живем в одном городе. Между нами мир.

Да, Бей был прав. Однако по какой-то причине он не желал оказывать мне прямое содействие.

— О шейх, — сказал я, — мне пора идти. Молю Аллаха о твоем здоровье и процветании. — Я подошел к нему и поцеловал в щеку. — Без тебя я чувствую себя покинутым, — ответил он. — Иди с миром.

Я вышел из кабинета Фридлендер Бея. В коридоре Кмузу попытался взять мой чемоданчик-дипломат.

— Вам не пристало носить его самому, когда я вам прислуживаю, — сказал он.

— Ты хочешь порыться в нем в поисках наркотиков, — сказал я раздраженно. — Там ничего нет. Они у меня в кармане, и, чтобы их получить, тебе придется побороться со мной.

— Это глупо, яа Сиди, — сказал он.

— Не думаю. Однако идти на работу я еще не готов.

— Вы уже опоздали.

— Черт побери, сам знаю! Мне надо сказать несколько слов Умм Саад, раз она опять живёт под этой, крышей. Она в той же квартире?

— Да. Сюда, яа Сиди.

Умм Саад, как и моя мать, жила в другом крыле дома. По пути, следуя за Кмузу по устланным коврами коридорам, я открыл дипломат и вынул модди Саида — жесткая, безжалостная личность. Когда я его вставил, эффект был потрясающий. Этот модуль был полной противоположностью дебильного модуля Халф-Хаджа, притуплявшего мое восприятие. Но этот модуль — недаром Саид называл его Королевским — концентрировал мое внимание. Я становился целеустремленным, и даже более того, я был готов идти к своей цели напролом, сметая с пути всякого, кто мне помешает.

Кмузу осторожно постучал в дверь Умм Саад. Я прислушался. Наступила долгая тишина — к двери никто не подходил.

— Отойди-ка, — сказал я Кмузу. Голос мой звучал грубо и хрипло. Я подошел к двери и громко заколотил в нее. — Вы впустите меня? — спросил я. — Или войти без разрешения?

Мои слова не остались без ответа. Мальчик распахнул дверь и растерянно уставился на незваного гостя.

— Моя мама не…

— Посторонись-ка, малыш, — сказал я, оттолкнув его в сторону.

Умм Саад сидела за столом и смотрела новости по небольшому голографическому телевизору. Она взглянула на меня.

— Здравствуйте, о шейх, — сказала она. Ее голос звучал невесело.

— Итак, — сказал я, присаживаясь на стул напротив. Я дотянулся до кнопки и выключил телевизор. — Вы давно знаете мою мать? — Еще один выстрел в темноте.

Умм Саад, казалось, была сбита с толку.

— Вашу мать?

— Иногда ее называют Эйнджел Монро. Она живет в другом конце коридора.

Умм Саад отрицательно покачала головой: