Я глубоко вздохнул. Кмузу остановил машину у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к двери красного дерева.

— Любопытно, долго ли будет сегодня спать Папа? — спросил я.

— Хозяин дал мне специальное поручение позаботиться о том, чтобы ты позавтракал с ним.

— Вот уж чего я вовсе не жажду, Кмузу.

— Завтракать? Так поешь слегка, если твой желудок все еще не в порядке.

— Нет, — раздраженно сказал я, — ужинать с шейхом Реда. Ненавижу, когда меня выводят из равновесия. Я не понимаю цели этой встречи, и вряд ли Папа сочтет нужным рассказать мне об этом.

Кмузу пожал плечами:

— Твой приговор будет преследовать тебя, йа Сиди. А я буду с тобой.

— Спасибо, Кмузу, — сказал я, выбираясь из машины. Мне действительно было уютнее, когда рядом был он, а не мой приговор. Но я не мог признаться в этом ему. 

Этот день я всегда буду вспоминать как День трех застолий.

На самом деле еда была не слишком-то интересной — я действительно не могу вспомнить, что ели в тот день. Главное — что случилось и что было сказано во время этих трех застолий.

День начался с того, что Кмузу растолкал меня на целых полчаса раньше. Мой модик-будильник был поставлен на половину седьмого, но Фридландер-Бей сдвинул время завтрака на тридцать минут вперед. Я терпеть не мог вставать — просыпался ли я бодрым и в прекрасном расположении духа, благодаря чипу, будь он неладен, или вяло и зевая, благодаря Кмузу, будь он неладен тоже. Я подумал, что, если Аллах хотел, чтобы мы вставали так рано, Он не изобрел бы полудня.

Я также терпеть не мог завтраков. В последнее время я завтракал с Фридландер-Беем раза четыре в неделю. Я подумал, что дела пойдут еще хуже, по мере того как Папа станет нагружать меня все новыми и новыми обязанностями.

Для этих встреч я всегда одевался в традиционный арабский наряд. В джеллабе я ходил чаще, чем в синих джинсах, рабочей рубахе и ботинках. Моя старая одежда висела на крючке в шкафу и была мне молчаливым укором каждый раз, как я заглядывал туда.

Джинсы постоянно напоминали мне о том, от чего я отказался с той поры, как Папа коснулся меня своими волшебными пальцами. Я продал большую часть того, что совсем недавно называл свободой. Ирония была в том, что большинство моих друзей отдали бы все ради той роскоши, которой я теперь наслаждался. Поначалу я ненавидел Папу. Сейчас, хотя по ночам еще ощущал уколы сожаления, я осознал, что Фридландер-Бей раскрыл передо мной огромные возможности. Мои горизонты теперь простирались далеко за пределы того, что я мог представить себе в прошлые дни. Тем не менее я остро чувствовал, что не смогу отказаться ни от роскоши, ни от новых назначений. В каком-то смысле я был пресловутой птичкой в позолоченной клетке.

И все же деньги — это приятно.

Поэтому я принял душ и привел в порядок свою рыжую бородку, надел свой балахон и кафию, которые подобрал мне Кмузу. Затем мы пошли вниз по лестнице в маленькую столовую.

Фридландер-Бей, естественно, уже был там. Ему прислуживал Тарик, его слуга. Кмузу усадил меня на обычное место и встал за моим креслом.

— Доброе утро тебе, племянник мой, — сказал Папа. — Надеюсь, ты сегодня проснулся в добром здравии.

— Иль-хамду лиллах, — сказал я.

 Благодарение Аллаху.

На завтрак были пареная пшеничная каша с апельсиновой цедрой и орехами, блюдо яиц, блюдо мяса и, конечно, кофе. Папа разрешил Тарику положить ему немного яиц и жареной ягнятины.

— Я дал тебе несколько дней отдохнуть, о превосходный, — сказал он. — Но теперь время отдыха кончилось. Я хочу знать, что ты сделал для продвижения нашего проекта цифровой связи.

— Я уверен, что заполучил блестящего агента в лице моего приятеля Жака. Я оказал ему услугу, и, думаю, в благодарность он окажет маленькую услугу мне.

Папа лучезарно улыбнулся, словно я был достойным награды учеником.

— Очень хорошо, сын мой! — сказал он. — Я рад видеть, что ты так охотно усваиваешь методы власти. Теперь разреши мне показать тебе терминал, которым ты или, точнее, твой друг будет пользоваться.

Тарик вышел из комнаты и вскоре вернулся с чем-то вроде дипломата. Он положил его на стол, щелкнул застежками и открыл крышку.

— Ого! — воскликнул я. Компактный дизайн терминала произвел на меня впечатление. — Какая прелесть.

— Действительно, — сказал Фридландер-Бей. — У него есть встроенный комлинк и удобный цифровой принтер. Для снижения стоимости эта модель не принимает голосовых команд. Все набирается вручную. Тем не менее я ожидаю, что проект оправдает организационные расходы за шесть месяцев, и тогда мы сможем начать заменять эти терминалы голосовыми моделями.

Я кивнул:

— А я должен толкнуть владельцам баров, ночных клубов и ресторанов Будайина идейку, чтобы они взяли у меня эту штуку напрокат. Не понимаю. Не понимаю, почему люди должны платить двадцать пять фиков за информацию, которая сейчас бесплатно распространяется по всему городу?

— Мы заключили с городом контракт, — объяснил Тарик. — Специальная комиссия эмира решила, что больше не может продолжать программу «Инфо». В течение недели все терминалы «Инфо» будут заменены нашими машинками, иншалла.

— Знаю, — сказал я. — А что мне делать, если хозяева баров недвусмысленно пошлют меня?

Фридландер-Бей холодно улыбнулся:

— Об этом не беспокойся. У нас есть специальный персонал, который убедит этих упрямых хозяев.

«Специальный персонал». Мне понравился этот эвфемизм. Весь персонал Папы носил имена вроде Гвидо, Тайни или Игорь.

— Лучше было бы, чтобы ты и твой друг несколько дней поработали одной командой, — продолжал Папа. — Прежде чем ты отпустишь его. Когда мы охватим весь Будайин, мы сможем осуществлять даже более жесткий контроль. Мы сможем сказать, кто пользуется этой связью и какие вопросы он задает. Поскольку им приходится пользоваться официальной идентификационной картой для регистрации, мы сможем управлять распределением информации. Мы даже сможем не допускать к ней кое-кого.

— Но, конечно, мы не будем этого делать? — спросил я.

Папа помолчал пару секунд.

— Конечно нет, — сказал он наконец. — Это противоречит принципам святого Пророка.

— Да будет с ним мир и благословение Аллаха, — автоматически ответил я.

Тарик положил передо мной буклет.

— Здесь полный набор команд, — сказал он, — а в конце буклета карман со специальной идентификационной карточкой, чтобы вам не пришлось платить за звонки.

— Спасибо, — ответил я. — Я ознакомлюсь с этими командами, а завтра пойду вместе с Жаком разговаривать с владельцами клубов на Улице.

— Прекрасно, племянник, — сказал Папа. — А теперь поговорим о нашей мести. Лучше всего объединить ее с поисками настоящего убийцы Халида Максвелла, наряду с избавлением от тех, кто злоумышляет против нас. Я приму только самое изящное решение.

— А что, если доктор Садик Абд ар-Раззак на самом деле в этом не замешан? — спросил я.

Я говорил об имаме, который дал разрешение Хаджару и его головорезам похитить нас. Папа впал в ярость.

— Не говори мне об этом сыне больной верблюдицы! — воскликнул он.

Я никогда не видел, чтобы он так выказывал свои эмоции. Лицо его побагровело, в порыве ярости он потрясал кулаками. — О шейх…

— Люди Будайина с ума посходили от тревоги! — сказал он, колотя кулаком по столу. — Все они будут думать, что нас снова могут похитить, и на этот раз мы уже не вернемся! Ходят дурные слухи о том, что мы утратили власть, что союзникам наша протекция не в радость. За последние дни я сделал все, чтобы успокоить и утешить моих обеспокоенных друзей. Клянусь жизнью моих детей, что я не выдохнусь и что меня не задвинут! У меня есть план, племянник. Подождем и посмотрим, сумеет ли этот проклятый имам снова разлучить меня с теми, кто меня любит. Если он и не замешан, мы его втянем в дело.

— Да, о шейх.