Яварски вбежал во двор через несколько домов от заведения Мелула, и Шакнахай последовал за ним. Но, видимо, преступник сообразил, что не сможет выбраться оттуда на соседнюю улицу; он развернулся, бросаясь навстречу Шакнахаю. Я подбежал к ним, когда они стояли друг против друга и паля напропалую. У Яварски кончились патроны, и он попытался скрыться за угол двухэтажного дома.

Мы бросились за ним через двор. Шакнахай взбежал по лестнице черного хода, распахнул дверь и оказался внутри. Ноги мои тряслись от страха, но долг вынуждал меня последовать за ним. Открыв дверь, я сразу увидел Шакнахая. Прислонившись к стене, он перезаряжал игломет. Казалось, сержант не замечал большого темного пятна, расплывавшегося у него по рубашке.

— Иржи, ты ранен, — сказал я, облизывая пересохшие губы. Сердце у меня колотилось.

— Вижу. — Он глубоко вздохнул. — Пошли. Он медленно направился к дверям, вышел на улицу и остановил небольшой автомобиль.

— До нашей машины слишком далеко, — объяснил он мне, задыхаясь. Он взглянул на водителя. — Я ранен, — сказал он, садясь в машину.

Я сел рядом с ним.

— В больницу, — приказал я человеку за рулем. Водитель был похож на затравленного мышонка. Шакнахай выругался:

— К черту больницу! За ним, — указал он на фигуру, перебегающую от дома, в котором прятался Яварски, к следующему.

Яварски увидел нас и выстрелил на бегу. Пуля пробила ветровое стекло, но наш лысый водитель продолжал вести машину, а Яварски — перебегать от дома к дому. Между делом он оборачивался и успел сделать несколько выстрелов. Наш автомобиль выдержал еще пять попаданий.

Наконец Яварски добрался до последнего дома в этом квартале и взбежал на крыльцо. Шакнахай старательно прицелился и выстрелил. Яварски пошатнулся.

— Пошли, — сказал Шакнахай, хватая ртом воздух, — кажется, я попал.

Он распахнул дверцу автомобиля и упал на мостовую. Я выпрыгнул и помог ему встать.

— Где же они? — пробормотал Шакнахай.

Я оглянулся. Группа полицейских уже бежала по лестнице дома, в котором скрылся Яварски, а на улице я увидел три патрульные машины.

— Они тут, Иржи, — сказал я. Его лицо стало серым.

Шакнахай прислонился к простреленному автомобилю и судорожно вздохнул.

— Черт, больно, — выдавил он еле слышно.

— Ничего, Иржи. Сейчас отвезем тебя в больницу.

— Тут не просто совпадение — звонок по поводу Он Чонга, а затем этот Яварски.

— О чем ты говоришь? — спросил я.

Ему было очень плохо, но в машину он не садился.

— «Дело Феникса», — сказал он, глядя мне в глаза, словно хотел, чтобы я запомнил все, что он сообщит мне сейчас. — Хайяр спустил его на тормозах, но я сделал для себя все необходимые записи. Им это не понравилось. Возьми на заметку, кому передадут мои дела. Но ничего не говори об этом, иначе до тебя тоже доберутся.

К дьяволу «Дело Феникса», Иржи. — Я правда здорово волновался за него.

— Возьми это. — Он вытащил из кармана тетрадь в коричневой виниловой обложке. Потом глаза его закрылись, и он сполз на землю около машины. Я посмотрел на водителя. — Вы заберете его в больницу.

Маленький лысый человечек сначала уставился на меня, затем перевел взгляд на Иржи. — Он перепачкает мне все чехлы, — сказал этот мышонок.

Я схватил ублюдка за шиворот и выбросил из машины.

Потом я со всей осторожностью устроил Шакнахая на заднем сиденье и помчался в госпиталь. В жизни я никогда не ездил с такой скоростью.

Но это уже не имело никакого значения. Я опоздал.

Я вспоминаю рубаи Хайяма, нечто на тему раскаяния:

Будь добра, Чири, сказал я, протягивая опустевший стакан.

В клубе почти никого не осталось. Было уже поздно, я устало закрыл глаза и прислушался к музыке, пронзительной и гремящей: Кэнди обычно эту какофонию включала, когда подходила ее очередь танцевать. Мне становилось не по себе от одних и тех же песен.

— Почему бы тебе не пойти домой? — спросила меня Чири. — Я прекрасно справлюсь одна. В чем дело? Или ты не доверяешь мне?

Я открыл глаза. Она поставила передо мной cтакан водки. Никакая выпивка не могла излечить мою глубокую апатию. Я мог пить ночи напролет, не пьянея. Оставалась только резь в желудке и головная боль, но желанное облегчение не приходило.

— Да нет, Чири, — ответил я. Я могу остаться. Занимайся своими делами, закрывай клуб. Скоро уже час, как никто не заходит.

— Что с тобой? — забеспокоилась Чири.

Я ничего не сказал ей о Шакнахае. Я никому не говорил о нем.

— Чири, у тебя нет никого, кому можно пору-чип» кое-какую грязную работу?

Она даже глазом не моргнула: Вот за что она мне нравилась, невозмутимая моя Чири.

— Разве ты не можешь найти профессионала? С твоими-то связями? Или у Палочки мало головорезов?

Я мотнул головой:

— Мне нужен человек, которому я доверял бы И на чью скромность мог бы рассчитывать впоследствии.

Чири усмехнулась:

— В общем, такой человек, каким был ты, пока тебе не выпал счастливый номер. А что ты скажешь о Моргане? Он умеет подчиняться и, думаю, не продаст тебя.

— Не знаю, — сказал я.

Морган был широкоплечим блондином, американцем из Федеративной Новой Англии. Мы вращались в разных кругах, но если его рекомендовала Чири, с ним было все о'кей.

— Зачем он тебе нужен? — спросила она.

Я почесал щеку. В глубине зала я видел свое отражение в зеркале: моя рыжая борода заметно поседела.

— Я хочу, чтобы он выследил для меня одного человека. Другого американца.

— Кстати, Морган — настоящий американец. Из Америки.

— Угу, — кисло ответил я. — Если они разорвут друг друга на части, никто о них не заплачет. Можешь ли ты связаться с ним прямо сейчас?

Она с сомнением покачала головой:

— Сейчас два ночи.

— Скажи ему, что здесь его ждет сотня киамов. Пусть придет поговорить со мной.

— Он придет, — сказала Чири. Она выудила из сумочки телефонную книжку и сняла трубку.

Я залпом опрокинул полстакана водки и уставился на входную дверь. Я ждал двоих.

— Ты выдашь нам жалованье? — спросила Чири минуту спустя.

Я смотрел на дверь и не слышал, что замолкла музыка, не видел, что все пять танцовщиц уже были одеты. Я встряхнул головой, прогоняя туман, но это не помогло.

— Ну, как у нас дела? — спросил я.

— Как всегда, — ответила Чири. — Паршиво.

Я разделил с ней пачку купюр и начал отсчитывать деньги девочкам. У Чири был список напитков, заказанных для них клиентами. Я подсчитал комиссионные и приплюсовал их к жалованью.

— Пусть завтра вечером никто не приходит, — сказал я.

— Правильно, — согласилась Кэнди, схватив свои деньги и устремляясь к выходу. Лили, Рани и Жамиль ждали своей очереди.

— С тобой все в порядке, Марид? — спросила Ясмин. Я взглянул на нее с благодарностью.

— Нормально, — сказал я. — Потом расскажу.

— Не хочешь ли позавтракать со мной?

Это было бы здорово. Я не выходил никуда с Ясмин целую вечность. Да и с любой другой девчонкой тоже. Но сегодня у меня было неотложное дело.

— Давай перенесем встречу на завтра, Ясмин, — предложил я.

— Хорошо, Марид, — сказала она, уходя.

— Тебе кто-то перешел дорогу? — спросила Чири.

Я помотал головой.

— Иди домой, Чири.

— А ты останешься сидеть один в темноте? Я помахал ей рукой. Чири пожала плечами и ушла. Я допил водку и плеснул еще. Через двадцать минут в клуб вошел тот самый блондин, американец. Он кивнул мне и что-то сказал по-английски.

Я ответил жестом непонимания, открыл свой дипломат, вынул англоязычный дэдди и включил его. Всего одну секунду мой мозг расшифровывал только что услышанную фразу, а затем дэдди заработал так, будто я всю жизнь говорил по-английски.