Хозяйка дома предлагает Елизавете ознакомиться с книгой почётных гостей, куда императрица вносит своё имя. К счастью, она не перевернула несколько листов назад, где на отдельной странице значится имя и её отошедшего в лучший мир Рудольфа. Баронесса Ротшильд так упорно твердит о своём желании нанести императрице визит в Ко, что той не остаётся ничего другого, как пригласить настойчивую даму. На вилле Елизавета провела три часа, после чего возвращается в гостиницу «Бо Риваж» в Женеве. По дороге она весело и возбуждённо болтает с графиней Штараи. Потом разговор переходит на другую тему, о вере и смерти. Придворная дама глубоко религиозный человек.
— Я — верующий человек, — говорит ей Елизавета, — хотя, может быть, не такая верующая, как вы, однако я знаю свою натуру, нисколько не исключено, что вы ещё увидите меня крайне религиозной. Смерти, которая вас не пугает, я боюсь, хотя нередко жажду её: этот переход, эта неизвестность заставляют меня трепетать.
— На том свете покой и блаженство, — уверяет графиня Штараи.
— Откуда вам это известно? Ведь оттуда ещё никто не возвращался!
После прибытия Елизавета уединяется в своих комнатах. Спустя час она показывается снова, чтобы ещё немного побродить с графиней по городу. Уже половина седьмого, стоит прекрасный вечер. По пути они заглядывают в несколько кондитерских. В четверть одиннадцатого Елизавета уже в гостинице. Она остановилась на третьем этаже, занимая просторный угловой салон и две небольшие комнаты с видом на Женевское озеро. Стоит великолепная лунная ночь. Императрица не может уснуть. Поначалу ей приходится слушать какого-то итальянского певца, распевающего свои песни ночной порой. Улочка, на которую выходят окна её апартаментов, очень шумная, кроме того, комната залита лунным светом, который напоминает свет маяка. Однако Елизавета не хочет закрывать окно и опускать шторы. Засыпает она лишь около двух часов ночи, однако луна светит ей прямо в лицо, и вскоре она в страхе просыпается. В другие дни она уже к семи утра давно на ногах и обычно собирается на прогулку, но сегодня, 10 сентября, из-за бессонной ночи она остаётся в постели немного дольше. В девять часов к ней является графиня Штараи узнать, какие будут поручения.
— В одиннадцать утра я собираюсь послушать оркестрион, эту новомодную музыкальную машину, а затем в час сорок мы поедем, как намечали, на судне в Ко, а раньше одиннадцати мне ничего не нужно.
Ровно в одиннадцать императрица, свежая и бодрая, несмотря на скверно проведённую ночь, готова отправиться на прогулку. Они идут в музыкальное заведение Беккера на улице Боннивар. Оркестрион заводят, и он исполняет любимые мелодии Елизаветы из «Кармен», «Тангейзера», «Риголетто» и «Лоэнгрина». Особенно восхищает её «Тангейзер». Затем Елизавета выбирает большой оркестрион, так называемый «Арсон», для Валльзее. Она надеется, что он доставит удовольствие не только Валерии и её детям, но и императору и Францу Сальватору. Она подбирает и двадцать четыре музыкальных произведения. Тем временем появляется некая дама. Она рассматривает императрицу, после чего обращается к графине Штараи с просьбой представить её, якобы она — бельгийская графиня, прекрасно знающая сестёр Её величества. Однако придворная дама, до тонкостей изучившая свою госпожу, отклоняет эту просьбу. Быстро уладив все дела, императрица в сопровождении графини Штараи покидает магазин, стремясь избавиться от докучливой дамы. Между тем уже очень поздно. Всего за двадцать минут до отплытия судна Елизавета попадает в гостиницу, где поспешно выпивает стакан молока.
6 сентября в Тонон-ле-Бейн происходит новое собрание анархистов, на котором, как утверждают, выносится решение убить императрицу. На это собрание якобы приглашают и Луккени, который продолжает хвалить себя как человека дела. Однако никто не может доказать, что так и было в действительности и где находился в это время Луккени. Он, видимо, что-то слышал о поездке императрицы 5 сентября в Эвиан. Во всяком случае, в кармане у него находится официальный список иностранцев, посетивших это местечко в период с 3 по 5 сентября. Герцога Орлеанского и герцога Шартрского там не было, как и вообще их не было в Швейцарии. Всё это домыслы, но об императрице Елизавете говорит всё Женевское озеро, и Луккени наверняка знает, что она посетила это местечко. 8 сентября он уже в Женеве, он что-то замышляет. Ведь в тот же вечер он отправляет иллюстрированную почтовую открытку принцессе де Вера д’Арагона, своей бывшей хозяйке: «Фрау принцесса, я не могу открыть Вам причину, по коей я не приехал в Париж... В первом же письме, которое я посылаю, я скажу Вам почему. Я чувствую себя превосходно во всех отношениях... Ответа я не жду и сообщаю Вам, что в субботу покину Женеву».
Луиджи Луккени знает, что 9 сентября императрица прибывает в Женеву. Он бродит вблизи гостиницы «Во Риваж» и места стоянки парохода. О прибытии императрицы ему известно не из газет, а из каких-то иных источников: газеты поместили информацию о том, что Елизавета остановилась инкогнито под именем графини Хоэнэмбс в гостинице «Во Риваж», только утром 10 сентября. Обслуживающий персонал гостиницы настоятельно просили не раскрывать её инкогнито, и тем не менее ещё в день приезда императрицы администрация гостиницы в целях рекламы своего заведения сообщила о её прибытии трём женевским газетам: «Журналь де Женев», «Женевуа» и «Трибюн». Следовательно, если 9 сентября вечером, когда прибыла императрица, Луккени случайно не оказалось на месте, и он ещё не был уверен в её прибытии, то теперь, 10 сентября, он из утренних газет знает об этом наверняка. В девять утра он занимает свой наблюдательный пост, а в десять разговаривает на скамье перед гостиницей с каким-то хорошо одетым человеком с седой бородой, похожим на преуспевающего рантье. В одиннадцать часов, когда Елизавета выходит из дверей отеля, Луккени как раз не оказывается на месте: он отлучился что-нибудь перекусить. Так что прогулка проходит без помех. Однако потом Луккени возвращается.
Наступает время отплытия. Уже очень поздно. Прислуга и доктор Кромар отправились вперёд. Графиня Штараи торопит Елизавету, она боится, что Её величество придёт слишком поздно. Наконец, за пять минут до назначенного времени отплытия обе дамы выходят из гостиницы. По дороге графиня Штараи замечает два цветущих каштана.
— Да, — говорит Елизавета по-венгерски, — и король пишет, что сейчас, осенью, в Шёнбрунне и Пратере кое-где цветут каштаны.
В этот момент слышатся удары судового колокола... Дамы ускоряют шаг, но императрица бросает:
— Мы успеем как раз вовремя. Посмотрите, как не спеша поднимаются на борт пассажиры.
Луккени внимательно наблюдал, как лакей императрицы доставляет на судно её багаж, не сомневаясь, что Её величество воспользуется рейсом в час сорок минут. Правой рукой он сжимает в кармане рукоятку стилета, когда замечает, что из дверей гостиницы выходит Елизавета и графиня Штараи и по набережной Мон-Блан направляются к пароходу. Он медлит: вокруг интересующих его дам ещё много людей. Владелец гостиницы и портье с глубокими поклонами прощаются со своими постояльцами. Наконец те остаются одни. Они движутся по набережной, в это послеобеденное время почти безлюдной.
Теперь наступил решающий момент. Луккени быстро пересекает улицу, перебегает тротуар, по которому спешит Елизавета, затем, повернувшись, с быстротой молнии под острым углом приближается к спешащим дамам. Они останавливаются, чтобы дать незнакомцу дорогу и избежать столкновения. Словно споткнувшись, Луккени останавливается прямо перед графиней Штараи, а затем, высоко подняв правую руку, как кошка бросается к Елизавете, наклоняется, будто собираясь заглянуть под её солнечный зонтик, и с силой всаживает ей в грудь своё трёхгранное оружие... Елизавета беззвучно падает от удара наземь, ударяясь затылком, и только пышная копна волос смягчает силу удара о землю. У графини Штараи, которая едва успела осознать, что случилось — настолько быстро всё это произошло, — невольно вырвался крик, и вместе с подбежавшим кучером она старается помочь Елизавете подняться. Преступник тем временем скрывается. Елизавета уже снова на ногах. От возбуждения всё её лицо залито краской, и она пытается привести в порядок растрепавшуюся причёску. Графиня, заметившая только удар кулаком, спрашивает: