— Даю слово, — просто и тепло отвечает Рудольф.

Елизавета подходит к нему и крестит ему лоб.

Наступает канун Рождества 1888 года и одновременно день рождения Елизаветы. Присутствует даже Рудольф с женой; в связи с торжеством он вручает матери связку писем Гейне. Франц Иосиф провожает этот подарок ироническим взглядом, хотя не произносит ни слова. После того как кронпринц с супругой покидают родителей, чтобы отметить Рождество в узком семейном кругу, императрица зовёт эрцгерцога Франца Сальватора и происходит официальное обручение. Елизавета нежно, словно сестра, обнимает юного жениха:

   — Я так люблю тебя. Я отдаю тебе самое дорогое из того, что имею. Сделай мою Валерию счастливой!

Невеста бросается на шею матери:

   — Прости меня, если я когда-нибудь в чём-то провинилась перед тобой!

   — Я бы хотела, чтобы таких прегрешений с твоей стороны было как можно больше. Тогда мне было бы не так тяжело отдавать тебя.

Ради этого вечера Елизавета сняла траур по отцу: в светлом платье она выглядит ослепительно красивой и молодой. Франц Иосиф тоже говорит будущему зятю тёплые слова, удовлетворённо поглядывает на обоих и наконец произносит, скрывая слёзы:

   — Сегодня Валерия прямо в ударе!

К дверям подходит графиня Корнис. Долгое время она была воспитательницей Валерии и пришла пожелать ей счастья. Елизавета грустно замечает, взглянув на неё:

   — Теперь мы обе не нужны...

Редко какой день выдавался таким задушевным и искренним, как этот. Франц Иосиф тоже доволен. 26 декабря Елизавета сопровождает жениха и невесту в Мюнхен, чтобы представить их своей матери, которую не видела со смерти отца. На Новый год она получает тёплое, сердечное послание своего супруга: «Желаю счастья всем, но в первую очередь тебе, мой ангел! Желаю тебе также, чтобы все твои желания, которые практически выполнимы и не слишком смущают меня, исполнились бы, и прошу тебя и впредь радовать меня своей любовью, терпимостью и добротой. Я испытываю упоительное чувство, что с годами твоя любовь не только не остывает, но даже усиливается, и это делает меня бесконечно счастливым. Вчера я получил телеграмму от приятельницы, которую прилагаю».

Последнюю фразу Франц Иосиф добавил из-за того, что не собирался ничего скрывать от жены. Она должна всё знать и имеет на это право. Кажется, всё складывается как нельзя лучше. Возможно, надеется Франц Иосиф, увлечение Елизаветы Грецией и непонятная страсть к путешествиям тоже пройдёт, как и многие её прежние увлечения. Тогда удастся, пожалуй, вновь пробудить у неё былой интерес к родине, семье и империи.

Новый год Елизавета встречает на родине у своей матери. Затем она едет домой и пишет ей ещё из Мюнхена. «Отсюда мы, в первую очередь я, потому что Валерия влюблена, а следовательно, не замечает ничего кругом, уезжаем с тяжёлым сердцем. Это прекрасное, безмятежное время, проведённое с тобой, милая мама, доставило мне такое наслаждение, я была так счастлива представившейся возможностью пробыть так долго вдвоём, что сегодня я испытываю настоящее похмелье». В Вену приезжает мать Франца Сальватора. Елизавета очень любезна, предлагает ей перейти на «ты», но напоследок заявляет:

   — Хочу тебе только сказать, что свекрови и тёще лучше не вмешиваться в жизнь молодой семьи. Поэтому я намерена никогда не приходить к молодой паре.

   — О да, нужно быть матерью, а не свекровью и не тёщей, — любезно говорят ей в ответ.

Теперь, кажется, всё в порядке. В императорской семье воцаряются мир и согласие, и будущее представляется ей в розовом свете. Однако в действительности ничего не подозревающую императорскую чету ждёт страшный удар.

Кронпринц не таков, каким он представал в последнее время перед своими родителями. Императрица не имела возможности достаточно присмотреться к нему. Она слишком часто отсутствовала в Вене — особенно последние два года, — а если и была на родине, занималась исключительно Валерией. Император, поглощённый государственными заботами, имеет при дворе слишком мало настоящих друзей, возможно, и оттого, что подавлял в зародыше любую фамильярность и доверительность. Ко всему прочему, кронпринц умел самым тщательным образом скрывать свою личную жизнь, в том числе и от ближайшего окружения, причём в первую очередь именно от него, а те немногие посвящённые или не желали портить отношения с будущим императором или извлекали из своих знаний настолько большую выгоду для себя, что не нашлось ни одного, кто рискнул бы своевременно предупредить Франца Иосифа об ужасной опасности, нависшей над ним.

О самых сокровенных тайнах Рудольфа знали, собственно говоря, только те лица, которые находились у кронпринца в непосредственном услужении, например, его камердинер Лошек и личный кучер Братфиш, но отнюдь не его адъютант, начальник его канцелярии или иной представитель придворного штата.

Некогда умный, одарённый, элегантный, проницательный и в высшей степени благонамеренный, за последние два года кронпринц превратился в слабое подобие самого себя. Болезнь, поразившая Рудольфа в 1886 году, не оставляет его, продолжает пожирать, хотя заметить это по внешнему виду кронпринца не так-то легко. Она вселяет в принца чувство тревоги, заставляет его обращаться к медицинским препаратам, подстёгивающим нервы, чтобы преодолеть зарождающийся страх перед будущим. Он неумеренно пьёт и, словно стремясь быстрее прожить отпущенные ему Богом годы, жадно припадает ко всем источникам наслаждения жизнью. Он путается с женщинами, которые по социальному статусу гораздо ниже его, однако не пропускает и женщин из общества, причём чувство собственного достоинства заставляет его всякий раз горько упрекать себя и задаваться вопросом, совместимо ли всё то, что он делает из неосознанного и необузданного внутреннего влечения, с его честью императорского наследника и офицера. В сущности натура его благородная и возвышенная, а моральная несдержанность последних двух лет объясняется нездоровыми нервами и по этой причине должна расцениваться как болезнь. Временами такой образ жизни вызывает у него ужас и отвращение, и он говорит себе, что может искупить свои грехи только ценой смерти. Стремясь утаить всё это от своих безупречных, столь высокопоставленных родителей, Рудольф вынужден, естественно, скрывать от них крупные денежные траты и находит услужливого банкира, готового ссудить ему без излишней огласки значительные суммы. Это оправдает себя, например, при получении концессий на строительство железных дорог на Востоке, чего добивается этот человек, или в других ситуациях. Эти путы так же связывают Рудольфа, как и многое другое.

Когда, однако, он подумывает о смерти, пред ним встаёт вопрос, который приводит его в трепет и на который нет ответа: «Что произойдёт потом?» Его охватывает ужас. У кронпринца появляется ощущение, что в одиночку он не отважится на подобный шаг, что ему нужен кто-то, кто помог бы ему уйти в небытие, ободрит, если в последний момент его парализует страх смерти. Рудольф обращается к женщине, которая никак не достойна его, и предлагает ей отправиться с ним в замок под Мёдлингом, чтобы умереть вдвоём. Она и думать об этом не хочет, бросается к начальнику городской полиции, чтобы признаться ему во всём и заручиться его поддержкой в столь ужасной ситуации. План Рудольфа таким образом срывается. Однако, похоже, сообщать о случившемся Францу Иосифу не собираются, хотя доказательства в виде недвусмысленного письма налицо. И Рудольф продолжает поиски новой спутницы, которая согласилась бы вдвоём с ним свести счёты с жизнью. Тут на его пути попадается дочь той самой баронессы Вечера, которая несколько лет назад сама пыталась обольстить кронпринца. Она превратилась в красивую, романтически настроенную семнадцатилетнюю девушку и ещё задолго до знакомства с кронпринцем мечтала о нём. Рудольф, находясь в таком душевном смятении, не в силах устоять перед очарованием юности. Молодые люди вступают в любовную связь, и Рудольф, стремясь скрыть её, как и всё прочее, обращается за помощью к графине Лариш-Валерзее, племяннице императрицы, чтобы замаскировать свои свидания с девушкой. Графиня тоже могла бы предостеречь императрицу, отплатив ей за всё сделанное добро, но ничего похожего не происходит.