Через некоторое время до неё доходит известие о том, что 18 февраля скончался граф Дьюла Андраши. Казалось, Елизавете не суждено познать покой.

   — Мой последний и единственный друг умер, — сокрушается она.

21 февраля Андраши хоронят в Будапеште. Императрица едет к его вдове, графине Катинке, которая горячо уверяет её в своей верности, преданности и любви и просит свою королеву в любой ситуации рассчитывать на неё и её сыновей. Вернувшись, Елизавета говорит Валерии:

   — Только теперь я поняла, чем был для меня Андраши. В первый раз я чувствую себя совершенно покинутой, оставшейся без друга и советчика.

В середине марта Елизавета вместе с дочерью отправляется в привычное весеннее путешествие, на этот раз в Висбаден и Гейдельберг.

   — Только благодаря тебе, — не устаёт повторять она, — я иной раз испытываю какое-то подобие весёлости. Как сложится моя жизнь после разлуки, вызванной твоей свадьбой, я не могу себе представить. Время, оставшееся до твоего бракосочетания для меня словно отсрочка казни.

Мало-помалу Елизавета всё же отказывается от той полной отрешённости, в какой пребывала со времени смерти сына: 11 апреля 1890 года она принимает, в частности, кайзера Вильгельма, а немного позже — жену императора Фридриха, которую любит, и не только как простую и приветливую, но и как очень рассудительную. Смерть мужа совершенно надломила эту женщину и восстановила её против всего света, но не против Бога.

   — Моя участь не менее горька, чем твоя, — говорит она Елизавете, — людская неблагодарность по отношению ко мне просто невыносима.

Елизавета мрачно отвечает:

   — Всё, что происходит, предопределено.

   — Ну нет, я думаю, в конечном счёте владыка небесный всё делает для нашего блага; впрочем, я жду, потому что того, что наступает после смерти, не знает ни один человек.

Вскоре после этого визита Елизавета возвращается в Вену, где привычная жизнь снова вступает в свои права. Теперь уединение императорской четы нарушает фрау Шратт. Она частенько разделяет трапезу с ними и с Валерией, которой происходящее не по душе. Ей непонятно, как это может нравиться Елизавете.

В это время из Регенсбурга приходит новая печальная весть. Сестра императрицы, Нене Таксис, которую некогда прочили в жёны Францу Иосифу, тяжело заболела. Императрица спешит к постели больной, которая до последнего момента не догадывается, насколько серьёзен её недуг. Нене Таксис рада вновь видеть свою Зизи.

   — Нам обеим пришлось выдержать в жизни суровые удары судьбы, — говорит Елизавета.

   — Да, потому что у нас есть сердце, — отвечает Нене Таксис.

Спустя несколько дней она в ужасных муках испускает дух. Потрясённая, снова ропща на Бога и на весь мир, Елизавета возвращается домой.

   — Теперь я понимаю, — признается она, — что из одного только страха перед таким концом можно совершить самоубийство.

Франц Иосиф надеялся, что мало-помалу ему вновь удастся приучить императрицу показываться на людях, однако эта новая потеря свела его надежды почти к нулю. «Император, — характеризует ситуацию немецкий посол принц Рейсо, — больше всего страдает от этой изоляции своей супруги, а всё бремя представительства ложится исключительно на его плечи. Понятие императорского двора исчезает, и отношения между ним и придворным обществом становятся всё более вольными».

Теперь, когда со времени трагедии минуло уже полтора года, принимаются все меры, чтобы хоть немного вывести Елизавету из состояния обособленности, но ничего не получается. Даже в Ишле вокруг неё образовалась прямо-таки запретная зона, даже императорским адъютантам разрешено ходить в непосредственной близости от императорский виллы лишь в специально отведённых местах, чтобы не встретить Её величество. Только раз, в связи с прибытием в Ишль четырнадцатилетнего короля Сербии Александра, императрица позволила уговорить себя присутствовать на совместном обеде. Она немного замешкалась и вошла через скрытую за портьерой дверь в тот самый момент, когда через неё собирался выйти лакей. Они столкнулись.

   — Как некстати, — обронила императрица.

Теперь все мысли Елизаветы заняты исключительно предстоящей свадьбой Валерии. Она часто говорит дочери:

   — Не понимаю, как можно желать брака и ждать от него так много хорошего. Но если ты будешь счастлива, я охотно пожертвую всем.

Все усилия прилагает Елизавета, чтобы сделать последние дни пребывания своей доченьки в родительском доме как можно более приятными. Она лично печётся о каждой мелочи из приданого принцессы и частенько преподносит ей маленькие сюрпризы. Так, например, императрица велела положить на музыку одно из своих стихотворений, которое больше всего нравится Валерии. Однажды вечером эта песня неожиданно звучит под окнами Валерии в исполнении мужского хора. Мать и дочь растроганно слушают пение, затем императрица со слезами на глазах обнимает своё сокровище и говорит:

   — Благодарю тебя за то, что ты всегда была таким славным ребёнком.

Это один из самых замечательных моментов в жизни девушки.

И вот наконец наступает утро 31 июля 1890 года, день свадьбы. Елизавета едет с Валерией в последнем экипаже свадебного кортежа, направляющегося к церкви. Стоящие по обе стороны горожане кричат «ура». Елизавета бледна как смерть. В церкви всё происходит с подобающей пышностью. Заливаясь слезами, Елизавета помогает дочери переодеться после свадьбы. Молодая женщина так удручена этим, что берёт за руку своего дядю Карла Теодора и торжественно обращается к нему:

   — Обещай мне, что ты всегда будешь верным другом маме, что бы ни случилось в её жизни. В будущем это ей наверняка потребуется.

Мягко пожав ей руку, герцог даёт слово племяннице. Валерия надолго расстаётся с матерью, поскольку Елизавета заявила, что теперь, поле свадьбы дочери, собирается совершить морское путешествие вокруг Европы.

Наступает момент разлуки. Карета подана, молодая пара садится в неё, и лошади, украшенные венками из альпийских роз и незабудок, трогают, уносят Валерию от матери и родительского дома. Императрице кажется, будто у неё из груди вырвали сердце...

Теперь Елизавета наедине со своим душевным беспокойством. Она едва выдерживает дома ещё один день, а затем отправляется в Баварию. Однако и там долго не задерживается: скорее прочь, скорее к морю. Парусное судно по имени «Морская звезда» принимает её на борт в Дувре. При первом же выходе в море судно попадает в такой шторм, какого команда не помнит. Елизавета велит привязать себя к мачте и, мокрая с головы до ног из-за перекатывающихся через палубу волн, с восхищением любуется разбушевавшейся стихией, не думая о грозящей опасности. Судну с трудом удаётся вернуться в гавань.

Во время шторма «Морская звезда» получила повреждения, их устраняют, и только потом начинается собственно путешествие. Поскольку яхта английская, Елизавета едет на этот раз под именем миссис Николсон. Из-за холеры заходить в испанские порты нельзя, и Елизавета рада этому благовидному предлогу, чтобы не наносить визит к находящейся в Сан-Себастьяне королеве Испании, уклониться от которого иначе было бы невозможно. Судно направляется прямо в Португалию. В Лиссабоне императрица получает от королевской семьи приглашение на обед и велит ответить, что сожалеет, однако принуждена отказаться от встречи. В то время, как правящая королева, мужа которой в Лиссабоне нет, удовлетворяется полученным ответом, вдовствующая королева Мария Пиа, гордая савойская принцесса, которая ставила свою подпись под приглашением Елизавете, отвечает очень кратко и с достоинством:

— Передайте Её величеству, что я всё-таки надеюсь видеть её, и если она не явится к нам в Синтру, мне придётся навестить её на Суне.

Императрице ничего больше не остаётся, как нанести обеим королевам короткий визит. 15 сентября 1890 года Елизавета отправляется из Лиссабона в Гибралтар, по которому бродит с графиней Фестетич в первый день восемь, а во второй — десять часов кряду. Затем, несмотря на неспокойное море, императрица приплывает в Танжер, в Африку.