— Вашему величеству где-нибудь больно?

Этот же вопрос задаёт императрице и какой-то англичанин.

   — Нет, нет, благодарю, нигде.

Запыхавшийся от бега портье гостиницы умоляет императрицу вернуться назад.

   — Да нет же, со мной ничего не случилось.

   — Ваше величество испугались?

   — О да, разумеется.

Елизавета поправляет шляпу, стряхивает пыль с испачканной одежды.

Она по-венгерски спрашивает у графини:

   — Чего, собственно, хотел этот человек?

   — Кто? Портье?

   — Нет, тот, другой... ужасный человек.

   — Не знаю, Ваше величество, знаю только, что это наверняка подлый и мерзкий тип, раз он мог решиться на такое... С Вашим величеством в самом деле ничего не случилось?

   — Нет, нет...

Дамы двигаются с места, где произошло покушение, спеша на пароход. Неожиданно с лица Елизаветы сходит краска, сменяясь мертвенной бледностью. Наверное, императрица это почувствовала, потому что вдруг спрашивает графиню, которая, опасаясь, что от пережитого волнения её госпоже сделалось дурно, обхватила её рукой.

   — Разве я не очень побледнела?

   — Да, Ваше величество, очень. Ваше величество не ощущает никакой боли?

   — Мне кажется, у меня немного болит грудь.

В этот момент опять подбегает портье.

   — Преступник задержан! — кричит он ещё издали.

Елизавета, привычно шагая, добирается до узких сходней. Графине Штараи приходится на мгновение снять руку с талии императрицы. Елизавета поднимается на борт судна первой, но едва ступив на палубу, она неожиданно оборачивается к своей спутнице:

   — Дайте мне свою руку, только скорее!

Графиня подхватывает её. К ним спешит лакей, но даже вдвоём они уже не в силах удержать императрицу. Елизавета медленно соскальзывает вниз, она без чувств, а голова её опускается на грудь бросившейся на колени графини.

   — Воды, воды! — кричит та. — И врача!

Графиня брызгает водой в лицо императрицы. Та поднимает веки. По глазам видно, что она уже не жилец на этом свете. Врача поблизости нет, только фрау Дардалле, которая некогда была сиделкой и теперь хлопочет около раненой. Подходит капитан Руке. Судно ещё не отплыло. Ему стало известно, что какая-то дама упала в обморок, и он, не подозревая, кого видит перед собой, советует графине немедленно снять её с парохода и отправить назад в гостиницу. Но ему отвечают, что в данном случае речь идёт всего лишь об обмороке из-за пережитого страха. Всё это происходит рядом с машинным отделением. Там очень жарко. Капитан предлагает воспользоваться забронированной каютой, но предпочтение отдаётся свежему воздуху. Трое мужчин поднимают императрицу на верхнюю палубу и укладывают её на скамью. Фрау Дардалле пытается привести её в чувство. Графиня Штараи расстёгивает ей платье на груди и вкладывает в рот императрицы кусочек сахара, смоченного спиртом. Слышно, как Елизавета раскусывает его. Затем она открывает глаза и хочет подняться.

   — Вам лучше, Ваше величество?

   — Да, благодарю.

Императрица приподнимается на скамье и садится; она озирается кругом, словно пробудившись от глубокого сна, и спрашивает с удивительно трогательным выражением лица:

   — А что, собственно говоря, произошло?

   — Вашему величеству было немного не по себе, однако теперь вам уже лучше, не правда ли?

Никакого ответа. Елизавета опускается на скамью и больше уже не приходит в сознание.

   — Разотрите ей грудь!

Разорвав одежду на несчастной, графиня Штараи с ужасом обнаруживает на батистовой рубашке императрицы коричневатое пятно размером с серебряный гульден, а в середине его — маленькое отверстие, а под ним, над левой грудью крошечную ранку с небольшим количеством запёкшейся крови.

   — Ради Бога, мадам, — говорит графиня, обращаясь к фрау Дардалле, — взгляните сюда, её убили!

Пароход тем временем отвалил от пристани и взял курс на восток. Графиня просит позвать капитана.

   — Ради всего святого, прошу вас скорее пристать к берегу! Дама, которую вы здесь видите, императрица Австрии! Она ранена в грудь, и я не могу оставить её умирать без врача и священника. Пожалуйста, причаливайте в Белльвю, я доставлю императрицу в Треньи, к баронессе Ротшильд.

Капитан отвечает:

   — Врача там не найдёшь, да и экипаж отыскать нелегко.

Решают немедленно возвращаться в Женеву. Из двух весел и шезлонга сооружают импровизированные носилки. Графиня Штараи в отчаянии стоит на коленях возле своей госпожи, отирает капли пота, стекающие по её бледному лицу и прислушивается к дыханию Елизаветы, в котором уже слышны предсмертные хрипы. Елизавету укладывают на носилки, укутывают покрывалом и шестеро мужчин поднимают носилки, а седьмой держит над её головой раскрытый зонтик. Графиня Штараи, убитая горем, идёт рядом, со страхом замечая, как императрица, не открывая глаз, беспокойно крутит головой из стороны в сторону..Значит, она ещё жива, значит, ещё есть надежда.

Императрицу доставляют в ту самую гостиницу, где она накануне провела ночь. Её укладывают на кровать. Первое время ещё слышны хрипы, вырывающиеся из горла Елизаветы, потом они прекращаются. Воцаряется полная тишина. Врач находится здесь же. Это доктор Голаи, и с ним ещё один господин по имени Тайссет. Врач пытается ввести в рану зонд.

   — Ещё есть надежда? — со страхом спрашивает врача графиня Штараи.

   — Нет, мадам, никакой, — печально отвечает он.

   — Но, может быть, всё-таки есть... Испробуйте все средства, чтобы вернуть её к жизни!

С умирающей снимают одежду и обувь. Помогают в этом владелица гостиницы мадам Майер и какая-то бонна-англичанка. Однако всё напрасно. Прибывший священник отпускает императрице грехи. Все опускаются на колени и читают молитвы. Врачу остаётся только констатировать смерть Елизаветы, он делает для этого небольшой надрез на артерии правой руки. Ни капли крови... Всё кончено. Императрица лежит умиротворённая и счастливая, почти красивая и молодая, лёгкий румянец окрашивает её щёки, а на губах играет тихая улыбка, такая же тонкая и обворожительная, какая восхищала множество людей, когда Елизавета была жива.

В тот самый день император Франц Иосиф оставался в Шёнбрунне, и у него было немного больше, чем обычно, свободного времени, которое он использовал, чтобы написать императрице. Он всегда получал письма жены, адресованные и Валерии, поэтому имел больше сведений. Франц Иосиф доволен, что в письме Елизаветы, где она поздравляет дочь с днём ангела, содержатся отрадные новости о её самочувствии. «Очень обрадовало меня улучшение твоего настроения, которое явствует из твоих писем, и твоё удовлетворение погодой, воздухом и твоим жильём, включая террасу, с которой открывается чудесный вид на горы и озеро, — пишет он жене, которой уже не довелось прочитать это письмо. — Меня трогает, что ты тем не менее тоскуешь по родине, по нашей милой вилле «Гермес». Франц Иосиф сообщает Елизавете, что накануне снова был там и много думал о ней. Он пишет о погоде и о появившихся оленях. Затем он подробно сообщает о подруге, которая тоже отправилась в путешествие в горы. «Сегодня я остаюсь здесь, — заканчивает он письмо, — а в половине девятого я уезжаю поездом. От всего сердца обнимаю тебя, мой ангел. Твой малыш».

Весь день Франц Иосиф потратил на просмотр государственных бумаг, а затем на приготовления к поездке на манёвры. В половине пятого вечера из Хофбурга является генерал-адъютант граф Паар, который настоятельно просит аудиенции у императора. Смертельно бледный, он держит в руках телеграмму. Она получена из Женевы и крайне немногословна: «Её величество императрица опасно ранена. Пожалуйста, осторожно сообщите Его величеству». Граф Паар входит в кабинет императора. Франц Иосиф поднимает глаза от письменного стола:

   — Что случилось, мой милый Паар?

   — Ваше величество, — запинаясь, отвечает генерал, — сегодня вечером вам нельзя уезжать. К сожалению, я получил очень плохое известие...