Встали чуть свет. Подготовили закуску. Вышли на тихую Остмаркштрассе, когда все еще спали. Все, как обычно.

Правда, садясь на Шеневайде в электричку, заметил слежку. Какой-то квадратный приземистый тип, проходя мимо поезда, неуклюже выбросил руку вниз, указывая, очевидно, другому шпику на наш вагон. Нормально! Так и полагается опекать отдыхающих в тоталитарном государстве.

^*13

Шеневайде.

Лангер Зее около Грюнау. ^*14

Разыскали озеро. Нашли местечко на теплом чистом песчаном пляже. Купались целый день, не спеша закусывали. Какая-то девушка, заплыв чуть ли не на середину спокойного, длинного, окаймленного сосновым лесом-парком озера, звонко звала подругу: «Хельга, ком дох инс вассер! Хиер ист эс я вундершёёёёён![22]».

В полдень пришел, обливаясь потом, шупо в черной приплюснутой с боков каске. Поискал кого-то среди неподвижных обнаженных тел. Подошел. Тот торопливо оделся и ушел вместе с полицейским. Вот и все происшествия за день у тихого Лангер Зее.

А вечером, у станции Грюнау, на которой мы вышли вместе с толпой нехотя возвращавшихся отдохнувших берлинцев — этот неожиданный ажиотаж у газетных киосков. И эти жуткие огромные черные заголовки вечерних газет: «Вероломные нарушения нашей границы…» «Заговор большевиков раскрыт…» «Немецкая армия выступила на Востоке…»

И сразу же целая гамма необычайно резких чувств. Здесь и растерянность — как это так? А что же с пактом? А возвращение? И мелкое шкурное: посадят в лагерь или не посадят? Но главное — никогда до тех пор так не прорывавшаяся, а здесь неожиданно вспыхнувшая глубинная атавистическая любовь к России. Милая Родина — я русский, я с тобой!

Из-за бессонной ночи и так и не решенного вопроса, что же делать, все валится из рук.

Все гадко и омерзительно. И этот грохочущий, как ни в чем не бывало завод. И этот чужой, ставший ненавистным, с утра в цеху торчащий штурмовик-нацист, отвратительное чучело с как будто приклеенным красным кончиком носа, в парадной форме.

Обходит всех по порядку. Каждому одно и то же: «Хайль Гитлер, камрад! Война с большевиками, не так ли?.. — бесцветные мутные глазенки стараются пробраться в душу, — мы им покажем, как нападать… не так ли?».

«Нападать!» Старый шулерский трюк. Это кто же на кого напал? Красная армия?! Нет, этого так нельзя оставить. Надо тоже действовать. Первым делом нужно доказать, кто агрессор, а там Красная армия даст свой ответ. Чтоб не повадно было… И очень скоро.

Давно назревавший разговор с кладовщиком Фридрихом Муравске сегодня состоялся. Я не выдержал — все во мне кипело. Обход друзей не успокоил меня, и я решил пойти на риск. Тем более что первым начал Фридрих.

Он затащил меня в дальний угол своего склада и задал в упор только один вопрос. Что я думаю о только что начавшейся войне на Востоке? Большие честные синие глаза Фрица несколько недоуменно моргали за толстыми стеклами очков в дешевой оловянной оправе. По осунувшемуся, сразу постаревшему лицу кладовщика я видел, что мой ответ ему далеко не безразличен.

И я не выдержал. И сказал ему даже более твердо, чем моим растерянным друзьям-иностранцам: «Да, я считаю, что Гитлер ее начал. Да, это несправедливая, разбойничья война. Да, я желаю победы Красной армии, и думаю, что доживу до этого дня».

Сказал и осекся, что-то скажет Фриц? А Фридрих в ответ (вот радость!) разразился таким потоком отборнейших ругательств в адрес «этих кровавых собак наци», ввергших его страну в новую преступную авантюру, что у меня не осталось ни тени сомнений, что Фридрих — наш. Он — это то, что надо. И что сейчас я уже не один, а буду вместе с Фрицем. И впервые за этот кошмарно тяжелый день у меня чуточку отлегло на сердце.

«Немецкое оружие отвечает России», «Реакция Европы на английско-российский шантаж», «Воззвание Фюрера к немецкому народу», «От Арктики до Черного моря» («Hamburger Fremdenblatt», 22 июня 1941 г., стр. 1).

23 июня 1941 г. «Московское предательство предупреждено», «Самое большое военное выступление в истории», «Для сохранения Рейха, для спасения Европы! — На 2000 км против красного врага — Рассчет с предателями в Кремле — Британско-большевистский заговор раскрыт — Фюрер к немецкому народу: «Наконец я могу говорить открыто» — Бесcтыдное нарушение пакта, неслыханные нарушения нашей границы» («Fränkische Tageszeitung», 23 июня 1941 г., стр. 1).

23 июня 1941 г. «Вооруженные силы великой Германии выступили на Востоке», «Заговор с Лондоном открыто признан Москвой», «Оба сообщника едины в желании уничтожения Германии и Европы», «Двойная игра быстро признана в официальном заявлении ТАСС», «Большая миссия» («Völkischer Beobachter», 23 июня 1941 г., стр. 1).

24 июня 1941 г. «Черчилль признает сговор со Сталиным», «Сотрудничество Англии с Кремлем подтверждено — Советский Союз является передним краем империи», «Час Востока». Альфред Розенберг…Фюрер открыл немецкому народу в своем большом воззвании то, как вымогательски СССР поступал эти 2 года. Это воззвание показало нам всем так же, как неусыпно Фюрер наблюдал за событиями на Востоке и как он, в конце концов, после поражения противников на Западе ни в коей мере больше не мог допустить нападения Советского Союза («Völkischer Beobachter», 24 июня 1941 г., стр. 1).

Они идут вперед. Как на Балканах, как во Франции. Ставшие ненавистными «белокурые дьяволы» прут, лезут в фанфарах побед, при общем одобрении и помощи со всех сторон. При общем попустительстве. Никто не встал на защиту. Никто не сказал: руки прочь! Никто не бросил работу. Как же все это получается? Как противостоять этому насилию, потоку крови, лжи, бахвальства и жестокости? Как жить дальше? И стоит ли?

Три первых дня нацистская пропаганда выжидающе помалкивала. Сухие, ничего не говорящие сводки. И я начал думать: нашла коса на камень. Перемалывает Красная армия непрошенных гостей, чтобы неповадно было совать свиное рыло. Малой кровью, могучим ударом…

Но сейчас — как прорвало. Что ни день, то зондерберихты — специальные сообщения: «Аус дем фюрерхауптквартир (из ставки фюрера). Еще один город — наш!» Эти известия, как нож в сердце. Иногда таких сообщений по нескольку в день.

Громкоговорители — на полную мощность!

Как же все это?

А может быть, вранье? По утрам лихорадочно листаю «Фелькишер беобахтер».

Фотоснимки из Риги. Узнаю узенькие улочки старого города. Что с братом, с сестренками?

В цехах среди немцев настоящий спортивный ажиотаж. Как на футбольном состязании. Собираются кучками (иностранцы не подходят) — «Колоссаль[23]! Сто километров в день… Куда им против нашей техники!». Прикидывают, сколько еще до Москвы осталось. А там и войне конец. Радуются.