— Повтори, что любишь меня, — попросил он, обнимая ее за талию. — Ты так упорно от меня бегала, что я еще не насытился твоими признаниями. И не будь такой задумчивой, ведь нынче наш день.

— Люблю тебя и повторю это многократно, — улыбнулась Настя. — Но я еще не отошла ото всего, что на меня свалилось. И немного боюсь будущего…

— Не надо ничего бояться. Наше озеро страха уже позади. Все поправимо, когда есть любовь. Кажется, я понял теперь, что хотел сказать нам с тобой тот мудрец Сковорода…

— И я поняла! — подхватила Настя. — Прекрасная птица Вечность, за которой тщетно гонится суетный мир, — это наша любовь. Ничья зависть и злоба ее не одолеет.

— Виват! — весело воскликнул Денис.

В следующий миг за окнами дворца началась пушечная пальба и фейерверки: это горожане приветствовали гетмана. Настя и Денис рассмеялись такому совпадению и сказали друг другу, что этот салют — в честь их любви.

Полина оглянулась, и сердце ее от страха подпрыгнуло в груди: два зловещих всадника неотвратимо приближались. Их лошади скакали быстрей, чем ее молодая кобылка Фанни. «Спаси, ну спаси меня, милая», — обратилась Полина к лошадке, и та внезапно помчалась с головокружительной быстротой. Преследователи отстали, но девушка вдруг с ужасом поняла, что радоваться ей рано: впереди, подобно зеву огромного дракона, открылась скалистая пропасть. Лошадь, оказавшись на краю обрыва, не смогла удержаться и вместе с всадницей сорвалась вниз. Полина испытала томительно-жуткое чувство падения в бездну. Через миг она разобьется, погибнет, исчезнет… «Бабушка, бедная бабушка, что будет с тобой?..» — пронеслось у нее в голове, и в следующее мгновение Полина проснулась.

Первые несколько секунд она еще приходила в себя после испытанного во сне ужаса, а потом, сев на кровати, стала размышлять, к чему бы привиделся ей этот мрачный и, вместе с тем, романтический сон. Будучи барышней, начитавшейся французских и английских романов, Полина ценила все необычайное, даже если оно было пережито лишь во сне.

Впрочем, на этот раз сонное видение ее по-настоящему испугало, — может быть, потому, что Полина вдруг отчетливо представила, каким непереносимым горем будет для Анастасии Михайловны потеря любимой внучки.

После смерти родителей и деда бабушка осталась для Полины самым близким и родным человеком, и, заботясь о ее здоровье, девушка старалась ограждать Анастасию Михайловну от лишних тревог. А потому, стряхнув ночное наваждение, Полина решила не посвящать в него бабушку, хотя обычно рассказывала ей о своих снах и даже просила их истолковать.

Но, когда она вышла к завтраку, Анастасия Михайловна тут же заметила грустную задумчивость внучки и спросила:

— Наверное, Поленька, ты скучаешь в деревне? Какое тут для тебя общество: старая бабка да ее соседи — такие же скучные старые помещики.

— Ну что ты, бабушка, ты совсем не старая и не скучная! — заверила Полина, целуя ее. — Я не знала людей интересней, чем ты и дедушка Денис.

При воспоминании о покойном муже лицо Анастасии Михайловны омрачилось, словно Денис Андреевич умер не три года назад, а совсем недавно.

— Если б дедушка был жив, то, может, все у нас теперь бы складывалось по-другому, — вздохнула она. — Он был такой человек, рядом с которым всегда чувствуешь себя под защитой.

— Да ты ведь, бабушка, тоже сильная и храбрая — настоящая казачка! — улыбнулась Полина. — Хотела бы я быть похожей на тебя.

— Разве воспитанным барышням пристало быть похожими на казачек? — шутливо погрозила пальцем Анастасия Михайловна. — В нашем кругу ценятся скромность и благонравие.

— Ну да, конечно, для того чтобы удачно выйти замуж, — усмехнулась Полина. — Это же мечта всех уездных барышень: найти богатого, знатного мужа и умчаться с ним в Петербург, а еще лучше — в Париж.

— А ты разве не мечтаешь блистать в столицах? — спросила Анастасия Михайловна с легкой лукавинкой в глазах. — Твои родители любили светскую жизнь.

— А я с этой жизнью не знакома и не очень-то к ней стремлюсь. Мне нравится в деревне: природа, простор, чистый воздух. А книг в нашем доме поболее, чем в иных столичных домах. И потом, даже если б у нас были средства для выездов в свет, мне все равно в эту зиму нельзя было выезжать из-за траура по отцу.

— Да, траур… хотя твой отец, считай, с десяти лет тебя не видел, — пробормотала Анастасия Михайловна, которая недолюбливала покойного зятя.

Но Полина сделала вид, что не услышала бабушкиной реплики, и продолжала бодрым тоном:

— А теперь уж дело идет к лету, какие могут быть столицы? На лето, наоборот, все в деревню съезжаются. Вот и к Шубиным приехала внучка, и мы с ней быстро подружились.

— Да, теперь тебе будет веселей. Наташа славная девушка. Она мне нравится, а я в людях редко ошибаюсь.

— Жаль, что она скоро уезжает. Родители повезут ее на воды в Германию.

— А я тебя пока никуда не могу повезти, — вздохнула бабушка. — Ну ничего, осенью непременно отправимся в Петербург, к дядюшке твоему Дмитрию. Если, конечно, здоровье меня не подведет.

— Веселей, бабушка! — воскликнула Полина, схватив Анастасию Михайловну за руки и закружив ее по комнате. — Ты у меня очень бодрая и красивая! Мы еще с тобой попутешествуем.

Анастасия Михайловна Томская и впрямь старилась красиво: в свои семьдесят лет она имела прямую осанку, стройный стан, живые черные глаза и звучный голос. Темно-серое платье с простыми кружевами и без единого украшения придавало благородную строгость ее облику. Овдовев, она перестала носить нарядную одежду, но обещала надеть светлое платье в день свадьбы Полины.

В былые годы, когда Денис Андреевич еще служил в Академии, супруги Томские приезжали в свои родовые поместья лишь на лето. В подмосковной деревне Лучистое хозяйкой была мать Дениса Елена Никитична, а в полтавском селе Кринички — мать Анастасии Татьяна Степановна. Но после смерти Елены Никитичны Денис Андреевич и Анастасия Михайловна обосновались в Лучистом на постоянное жительство. В Криничках же поселился их старший сын Владимир Денисович, ушедший в отставку с военной службы после тяжелого ранения.

Восемь лет назад случилось у Томских большое несчастье: умерла в родах их дочь Нина, мать Полины, и ребенок родился мертвым. Муж Нины, гвардейский капитан Евгений Ромин, погоревав несколько месяцев, утешился с одной молодой вдовой, на которой вскоре и женился. Полина не поладила с мачехой и, проявив редкую для десятилетнего ребенка самостоятельность, сбежала от отца к бабушке с дедушкой. С тех пор и жила она вместе с ними в Лучистом, а отец ее, Евгений Гаврилович, уехал с молодой женой в Петербург, потом, выйдя в отставку, поселился в ее богатом имении близ северной столицы. Анастасия Михайловна всячески ограждала внучку от свиданий с отцом, а он не проявлял в этом вопросе особой настойчивости. Видимо, новая жена успела основательно прибрать его к рукам. Лишь из писем Полина узнала, что у Евгения Гавриловича родился сын; девушке так ни разу и не пришлось увидеть своего сводного брата. После смерти отца, случившейся год назад, мачеха вместе с сыном уехала за границу.

Глядя на обожаемую бабушку, Полина внезапно почувствовала какую-то подспудную обиду за то, что судьба не без помощи Анастасии Михайловны так жестоко развела ее с родным отцом. Конечно, Полина никогда и слова упрека не произнесла, но в глубине души порою горько раскаивалась, что не смогла убедить властную бабушку простить отцу его слабости, которые та считала пороками. И, словно искупая свой невольный грех перед покойником, Полина упорно выдержала год траура по отцу, отклонив приглашение поехать в Петербург к Дмитрию Денисовичу — младшему сыну Анастасии Михайловны.

После завтрака Полина собиралась выйти с книгой в сад, но тут увидела в окно подъехавшую к воротам открытую коляску и радостно сообщила бабушке: