— Это мое дело! — вскричал Амазлук. — Когда я вижу, как ты морочишь голову молодому чужеземцу, ничего не понимающему...

— Морочу голову! — возмутился Вег. — Ну, знаешь!

— Господа, господа! — вмешались другие придворные, разводя в разные стороны разозлившихся предводителей.

— Во всяком случае, — заявил Амазлук. — В моей партии не водится изменников, сбежавших в провинцию подымать бунт!

Он повернулся кругом и гордо удалился.

— Что он говорил? — спросил Джориан с наивным видом.

— Он имел в виду этого негодяя Мажана, лидера группы диссидентов, который был членом моей почтенной организации, пока мы его не исключили. Никуда не денешься от экстремистов, жаждущих кровопролития, в семье не без урода. У нас вот — Мажан.

— Да?

— Видишь ли, Джориан, мы, то есть партия Штанов, держимся золотой середины. Мы за выборный королевский совет, наделенный законодательной властью. Нам чужды обе крайности, существующие в Иразе: и консерваторы вроде Амазлука, враги прогресса, от которых попахивает плесенью; и маньяки вроде Мажана, которые вообще отменили бы монархию. Кроме нас, в Иразе нет здравомыслящих людей.

— Что такое? Мажан убежал?

— Он и несколько его сторонников исчезли. Ходят слухи, будто они сбежали из города, когда провалилась попытка Мажана занять мое место. С тех пор их никто не видел. У меня есть подозрение, что все это дело рук богатых молодчиков Амазлука, они выследили группу Мажана и, явившись на какое-нибудь тайное совещание, всех их перерезали, а уж потом состряпали историю о побеге, чтобы опозорить партию Штанов. Когда...

— Господа! — пропыхтел король. — Мы, пожалуй, уже насмотрелись. Давайте спустимся во двор, нам надо кое-что вам сказать.

Когда все оказались во дворе, королевские гвардейцы расступились и король Ишбахар встал в середине образованного пустого пространства.

— Мы имеем удовольствие объявить, — сказал он, — что за особые заслуги перед нашей короной и государством доктора Карадура из Мальваны и господина Джориана из Кортолии, усилиями которых были починены часы на башне Кумашара, мы назначаем первого ректором Дворца Познания, а второго нашим новым часовщиком. Доктору Борэ и часовщику Йийиму за верную многолетнюю службу присуждается пенсия. Доктор Борэ назначается почетным членом комиссии по планированию городского строительства.

— Кто сказал, что я хочу быть часовщиком? — прошептал Джориан Карадуру.

— Не волнуйся, сынок. Должен же ты чем-нибудь заниматься, пока я пытаюсь вернуть твою жену, а жалованье щедрое.

— Ну, ладно. А Борэ, похоже, не в восторге от того, что его отправили на пенсию.

— Ничего удивительного: его доход уменьшится вдвое. За почетное членство жалованья не платят.

— Тогда надо держать ухо востро, у нас еще один враг.

— Ты слишком уж мнителен...

— А теперь, господа, — сказал король, — пора домой, в наше бедное жилище. Доктор Карадур и господин Джориан, имеем удовольствие просить вас сегодня отобедать с нами.

Джориан с Карадуром проехали через огромные ворота и попали на территорию дворца, окруженную стеной. На воротах сверху торчали железные колья, на один из них была насажена человеческая голова.

— Врата Счастья, — пояснил Карадур.

— Этот парень наверху, похоже, не очень-то счастлив, — заметил Джориан, показывая на голову.

— А, этот! Здесь по традиции выставляют головы преступников.

— Врата Счастья, ну и название! У кого-то была богатая фантазия.

— Ты прав, сынок. Однако теперешний монарх — человек мягкий и жалостливый, поэтому в последнее время здесь редко увидишь больше одной головы. Консерваторы ворчат, что такое милосердие поощряет злоумышленников.

Прибыв во дворец, король отпустил вельмож, которые несли паланкин. Джориана и Карадура проводили в личную королевскую столовую, где они и откушали вместе с королем, можно сказать, без посторонних, если не считать двоих стражников, стоявших в углах, секретаря, делавшего на листке заметки, и слуги, который обязан был пробовать еду.

После обмена любезностями Джориан упомянул в разговоре о пиратах из Альгарта, встретившихся ему во время путешествия.

— Мне показалось, — заметил он, — что у здешних берегов они нахальнее, чем где бы то ни было. Ваше Величество, верно, знает, какие следует принять меры.

Король Ишбахар заметно погрустнел.

— Герекит, — сказал он секретарю, — напомни мне переговорить с адмиралом Кьяром. Ах, если бы мы только могли уговорить этих негодников честно трудиться и жить, как все люди! — снова обратился он к Джориану. — Неблагодарные! Знаешь ли ты, до чего обнаглели эти мошенники? Им, видишь ли, мало тех даров, которые они получают ежегодно. Требуют еще!

— Так Ваше Величество, что же, платит им д... да... — Джориан осекся, почувствовав, как Карадур ударил его под столом по голени, — Я хотел сказать... ваше правительство выплачивает этим господам некоторые суммы...

— Можно сказать, что так. Да, так оно и есть. Я знаю, жесткая политика имеет свои плюсы. Мы не раз обсуждали это на заседаниях. Но наш выдающийся философ Реббим считает, что альгартийцев нельзя осуждать. Их архипелаг — скопление бесплодных, изрезанных морем скал, на которых трудно что-нибудь вырастить. У жителей этой суровой страны нет иного выхода, им остается либо пиратствовать, либо умереть с голоду. Поэтому ежегодные выплаты, обеспечивающие неприкосновенность наших судов, мы сочли наиболее человечной и великодушной мерой.

Кроме того, выплаты сперва составляли лишь крохотную долю той суммы, что выделялась ранее на усиление нашего флота. Знаете, сколько сейчас получает в день загребной на галере? Три монеты! Есть же ненасытные люди. — Король покачал головой, и щеки при этом затряслись. — Но давайте переключимся на что-нибудь более приятное. Попробуйте носорожьей печенки с соусом из мозгов миноги. Вот увидите, вы никогда еще не ели ничего подобного... хых, хых.

Джориан попробовал.

— Должен сознаться, вы правы, — сказал он, мужественно проглатывая печенку. — Ваш покорный слуга и впрямь ничего похожего не едал. Но, хотя желание Вашего Величества для меня закон, я, что называется, дошел до точки: жевать могу, глотать нет. Наелся до отвала.

— Шутишь! Такой рослый, здоровый парень? Да сколько ты съел? Птичке впору. И та долго не протянет.

— Смотря какая птичка, сир. За обедом я обычно съедаю раза в три меньше. Это как в истории о короле Фузиньяне и зубах Гримнора, помните, я рассказывал?

Щеки короля затряслись от смеха.

— Ах, Джориан! Если бы боги послали мне ребенка, хотел бы я иметь такого сына, как ты!

Джориан взглянул на него с изумлением.

— Ваше Величество, я безмерно польщен. Но... — Он вопросительно поднял бровь.

— Господин Джориан недавно в Иразе, сир, к тому же он день и ночь трудился над часами. Ему не известно, в каком положении оказалась наша династия.

— Положение, как выразился наш деликатный доктор, очень простое. У нас было несколько жен, две из них и сейчас живы. Но из всех этих женщин лишь одна принесла мне ребенка, который умер во младенчестве. У нас имеется двое недостойных племянников, и одному из них нам, судя по всему, придется передать корону.

Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Через три дня наступит праздник Угролука, а с ним — главные скачки года. Для вас, ученые господа, будут специально отведены места на ипподроме, прямо под королевской ложей. Там безопаснее, мало ли, эти Юбки со Штанами снова развоюются.

Король со вздохом поглядел на тарелки, все еще полные еды.

— Если бы мы только могли весь вечер просидеть за столом, предаваясь невинным удовольствиям и ни во что не вмешиваться. Но, увы, мы должны пойти вздремнуть, а потом нам предстоит разбираться в скучнейшем судебном деле. Эх, горе быть королем!

Знаешь, Джориан, а ведь в юности мы подавали надежды как ученый. В библиотеке все еще хранится наш труд по пенембийской фонетике времен Джуктара Великого. Но, увы, все это осталось далеко позади. Не так давно мы попробовали писать мемуары, но государственные дела съедают столько времени, что мы не добрались еще и до третьей главы.