— Ах неуклюжий увалень! — воскликнула Белинка. — Ты все перепортил! Одна сторона разреза не такая, как другая, и ткань будет пузыриться.

Керин развел руками:

— Ну уж лучше не смогу. Если не слишком хорошо вышло, так это по твоей вине: ты меня отвлекала, про наперстки спрашивала...

— Вот-вот, сваливай на меня собственное неумение! — Она помолчала, а потом спросила уже менее задиристым тоном: — А почему бы не обратиться к жене кукольника? Ведь она же сама платье сшила.

Керин фыркнул:

— Ну и придурком же я покажусь, если потащусь назад через весь город попросить, чтобы мое рукоделие поправили! Я лучше попытаюсь уговорить жену трактирщика.

Керин отыскал жену хозяина и не без нового прилива смущения объяснил, что ему нужно:

— Понимаешь, у этой куклы, которой играет моя племянница, крылышки как у насекомого.

Жена трактирщика осмотрела платьице; Керин не сомневался, что она едва удерживается, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

— Работы тут на четверть часа, не ошибусь. С тебя две марки, мастер Керин.

— Идет, — ответил юноша.

Вернувшись в свою комнату, он протянул одеяние Белинке. Она схватила его и принялась порхать, так что клочок ткани так и реял в воздухе. Надев одежду, эльфица сделалась полностью видимой. Ее крылья были просунуты в разрезы на спине.

— Ну как тебе?

— Прелестно, милочка, хотя, признаться, мне больше нравилось как было. А вот летать в платье ты можешь только у нас в комнате.

— С чего ты взял? Я могу делаться невидимой.

— Да, но если люди увидят, как платьице само по себе болтается в воздухе, это будет привлекать внимание не меньше, чем твое очаровательное тельце.

— Так забирай свое противное платье! — И она швырнула его в лицо Керину. — Вы, обитатели Первой Реальности, заставляете нас работать как лошадей, а удовольствия нам от этого никакого!

Керин вздохнул:

— Уж извини, Белинка. А сейчас подходит время отчаливать, так что пора.

Когда красное солнце опустилось на плотные ряды домов и сверкающие башни Виндии, Керин уже подходил к трапу «Яркой Рыбки». На одном плече у него покоилась перевязь меча, а на другое давил ремень походного мешка. Когда юноша вскарабкался на палубу, капитан Гуврака воскликнул:

— А, мастер Керин! Ты как раз вовремя. Пойдем, я покажу тебе твою каюту... Но что это?!

Белинка, испуская голубое свечение, заметное даже при свете дня, летала кругами вокруг головы Гувраки и пищала:

— О капитан, какое прекрасное одеяние! Я непременно должна найти кого-нибудь, кто мне сошьет похожий наряд!

— Это твой дух-хранитель? — спросил Гуврака.

— Ну да, хранитель, — отвечал Керин. — Она совершенно безобидна. — «Если, — добавил он про себя, — ее не раздразнить».

— И ты собираешься взять ее с собой?

— Да. Она не причинит ни малейших хлопот.

— Может, и так; но за нее я требую еще пять марок.

— Что?!! — вскричал Керин. — Это просто вымогательство! Мы ведь ясно условились...

— Да, ясно, но наше условие не подразумевало других живых существ. Я потребовал бы те же деньги, если бы ты привел с собой кошку или собаку.

— Но она ведь не съест ничего из твоих запасов...

— А это все равно. Я за строгую последовательность во всем. Плати или ищи себе другой корабль.

— Проклятие — так и придется сделать! — И Керин решительно спустился по трапу обратно.

Белинка пропищала ему в ухо:

— Я рада, что ты не поплывешь на этом судне.

— Почему?

— Я чувствую на нем присутствие зла.

— Какого зла? — И Керин отошел подальше от трапа.

— Не могу сказать — такое у меня чувство, как будто там есть какой-то злой дух. У нас, у эльфов, на это хорошее чутье.

Керин глубоко вздохнул:

— Значит, ничего тут не поделаешь, нужно снова к смотрителю порта идти. Хочется надеяться, что он еще не запер свою контору... ого!

Он так и замер. К пристани подходили трое больших плотных мужчин с дубинками, а с ними четвертый, поменьше. Хотя солнце уже скрылось за кровлями Виндии, небо еще не погасло, и в его свете Керин узнал Гарика и его приятелей. Четвертый мужчина был пожилым человеком с седой бородой, на нем был черный балахон, доходивший до щиколоток, и остроконечный колпак.

— Ах черт, пропади мои потроха! — заревел Гарик. — Вот он сам, наш маленький колдун-подмастерье! Фрозо, отделай-ка его как следует!

Пожилой человек сделал несколько шагов вперед, наставил на Керина волшебную палочку и что-то крикнул. Раздался щелчок, будто взмахнули бичом, из волшебной палочки в Керина выстрелил зазубренный язык синего пламени. Но не успел Керин зажмуриться, как пламя зашипело в воздухе, не достигнув его лица, и распалось на множество искр...

Заклинание раздалось снова, опять из палочки вылетело пламя и рассыпалось искрами. Пожилой человек произнес:

— Его защищает заклятие — вроде того, что я наложил на вас. Я не могу его пробить.

— Ладно, — пробурчал Гарик, — придется действовать по-простому. Ну-ка, ребятки!

Троица бросилась на Керина, размахивая дубинками. Керин схватил рукоять меча — но ведь он был привязан к ножнам красной бечевкой! Пока он ее развяжет или разрежет, дубины уже измолотят его... Он помчался обратно, и заплечный мешок заплясал на его спине.

Два матроса «Яркой Рыбки», в набедренных повязках, уже совсем приготовились убрать трап, а другие стояли наготове, чтобы отдать концы. Юноша взлетел по трапу на палубу.

— Ну, — произнес Гуврака, — ты как будто передумал?

— Да, — с трудом ответил Керин, переводя дух. — Я подумал, что... — И замолчал.

Гуврака и его помощник неторопливо подошли к трапу, зажав в бронзовых кулаках тонкие изогнутые сабли. Гуврака закричал:

— Эй, вы, убирайтесь! Я не разрешаю вам подняться на судно!

Он отдал команду по-мальвански, матросы швырнули канаты и взбежали по трапу, который палубные тут же подняли. «Яркая Рыбка» начала удаляться от пристани. Гарик с товарищами орали на берегу:

— Трус! Кастрат! Вернись и бейся, дерьмо лошадиное!

Отдышавшись, Керин спросил:

— А как это вышло, что у тебя под рукой так кстати оказалось оружие?

— Мы видели весь этот фейерверк на пристани, — отвечал Гуврака, — что колдунишка в тебя пускал. Поэтому я подумал, что наши сабли могут пригодиться, и послал Моту за ними. А вот что касается платы...

— Я заплачу, как только сниму с себя эту штуку, — пробормотал Керин, пытаясь отвязать заплечный мешок. — Пятьдесят одна марка, правильно?

— Ну нет, сударь мой. Так как ты явно опасный груз, за которым гонятся враги, мне придется потребовать еще пять марок за риск. Так что получается пятьдесят шесть.

— Что?! Но это просто мошенничество! Мы ведь договаривались...

Гуврака пожал плечами:

— Если тебе так не нравится, я тебя высажу обратно на пристань.

Керин вздохнул: обстоятельства складывались явно не в его пользу. Когда он вынимал деньги из кошелька, Гуврака добавил:

— Грустить не о чем, юноша. Вот что, раз ты единственный пассажир, то, может, сделаешь мне честь разделить со мной паек в моей каюте?

Керин не сразу понял, а потом ответил:

— Ты хочешь сказать, отужинать с тобой?

— Именно, сударь. Я об этом и веду речь.

— Спасибо, буду очень рад.

Когда Керин сложил свои пожитки в одной из двух пассажирских кают «Яркой Рыбки» и снова выбрался на палубу, то увидел, что корабль уже порядком удалился от берега. Восемь матросов налегали на весла, стараясь побыстрее вывести «Рыбку» из гавани. Другие суетились у рей, лежавших на стойках вдоль палубы, стараясь побыстрее развязать веревки, которыми удерживались паруса. Капитан Гуврака во весь голос выкрикивал команды по-мальвански; матросы взялись за рычаги, и реи стали подниматься небольшими рывками. Остальная команда управлялась со шкотами, придавая нужный наклон реям.