Я страдал от все усиливающегося холода. Одежда, которую дал мне Айзор, мало помогала, поскольку мы, демоны, не имеем источника внутреннего тепла, подобно высокоразвитым обитателям Первой Реальности. Наши тела охлаждаются согласно температуре окружающего воздуха, и, соответственно, замедляется наша жизнедеятельность. Две первые ночи я получал от походного костра достаточное количество тепла, чтобы его хватало мне на следующий день, но потом оказалось необходимым останавливаться еще и в середине дня — разводить костер и хорошенько себя прогревать.

На пятый день после выхода из гостиницы я достиг перевала, называемого Игольным Ушком. Тропа вилась вверх и вниз через страшную пропасть. Здесь и там лежали заплатки снега. Слева и справа поднимались огромные, в снежных шапках пики.

В полдень — по моим карманным солнечным часам — я остановился, чтобы развести костер. Лошадь съела маленькую горсточку зерна, захваченного мною для подобных надобностей, ибо травы на такой высоте было очень мало.

Собирать хворост для костра было здесь делом тоже нелегким: единственное, на что можно было рассчитывать, — это на несколько сучьев и разбросанный кое-где кустарник. К тому же холод и разреженность воздуха сделали меня таким вялым, что я едва мог двигаться. После часа усилий я собрал достаточно валежника, двигаясь подобно одному из тех садовых существ, которых обитатели Первой Реальности называют улитками, и развел огонь.

Едва я сделал это, как произошло нечто странное. Мои усики различили присутствие волшебства. Потом, с ревом, на меня обрушилась волна ледяного воздуха. Она, казалось, пришла откуда-то сверху. Она налетела на мой маленький костер, он ярко вспыхнул, а потом мгновенно погас.

Я поднялся на ноги, думая добавить в костер сучьев. Но к тому времени как я встал, холод так замедлил мои движения, что я казался столь же «активным» как и статуя. Не имея хорошей опоры, я медленно осел — к счастью, не в затухающий костер — и застыл в той самой позе, которую принял, перед тем как потерять контроль над движениями.

Лошадь навострила уши, фыркнула и заковыляла прочь. Потом последовали звук пущенных из пращи камней и свист стрел. Лошадь заржала, попятилась назад и упала — несколько стрел попали ей в бок. Другие, пролетев мимо цели, зазвенели, ударившись о камни. Одна упала рядом со мной, и я увидел, что наконечник стрелы напоминает стекло.

Позже я узнал, что так оно и было. Пещерные люди Эллорны находятся по состоянию культурного развития в каменном веке. Обнаружив, что стекло легко поддается обработке, они взяли в обычай отправку в Солимбрию мехов в обмен на разбитые бутылки и оконные стекла. Из них они изготавливали наконечники для стрел и оружие.

Теперь лучники появились из-за валунов и устремились по тропе. Некоторые принялись разрезать мою мертвую лошадь ножами из кремня и стекла. Другие сгрудились вокруг меня.

С первого взгляда заперазхов можно было принять за этаких людей-медведей, но, когда они подошли поближе, я понял, что подобное впечатление складывается в результате того, что все предметы их одежды были сделаны из меха. Они явно принадлежали к тем же особям Первой Реальности, что и новарцы и прочие обитатели, не имеющие отношения к другим расам, как, например, Унгах. В среднем эти были выше и плотнее новарцев. Насколько мне удалось разглядеть из-за меховых капюшонов, бород и грязи, они не были уродами по эталонам Первой Реальности. Волосы у них имели различные оттенки, а глаза были коричневыми или серыми. Но запах их был просто ужасен. Я ничего не мог поделать, чтобы его избежать.

Они что-то кричали на своем языке, будучи даже большими болтунами, чем новарцы. Я, естественно, не понял из их лопотания ни слова. Среди прочих, казалось, было два вождя: очень высокий средних лет человек и согнутый временем белобородый старик. Первый отдавал своим людям распоряжения, но временами вполголоса спрашивал совета у второго.

Они перевернули меня, расстегнули на мне одежду и рассматривали во всех деталях, показывая пальцами и много болтая. Наконец четверо из них подняли меня на плечи, каждый держал за одну из конечностей, и понесли. Остальные следовали за нами, груженные кусками мяса моей лошади, от которой не осталось на земле ничего, кроме скелета.

Я почти не видел дорогу, по которой меня тащили, из-за того, что находился в неудобном положении и не мог ни повернуть голову, ни вращать глазами. Я мог лишь смотреть в небо, полуприкрыв веки, чтобы не слишком слепило солнце.

Заперазхи вошли в селище, состоявшее из кожаных палаток, теснящихся у входа в большую пещеру, которая располагалась в основании скалы. Меня пронесли по улице, заполненной женщинами и детьми, к этой самой пещере. Темнота ее скоро уступила место свету факелов и многочисленных маленьких каменных ламп, расставленных вдоль стен всего помещения. Каждая такая лампа являла собой глубокую тарелку с ручкой с одной стороны и фитилем в форме кусочка мха, плавающего в озерце растопленного жира.

В глубине пещеры, тускло освещенная, стояла статуя, в два раза превышающая человеческий рост. Вероятно, она была изваяна из огромного сталагмита. Вместо глаз и рта у нее были дыры, вместо носа — выпуклость, а мужской орган столь же велик, как и каждая из циклопических конечностей.

Некоторое время все заперазхи игнорировали меня. Все время кто-то входил и выходил, не смолкал гул разговоров.

Из-за костров, разведенных у входа, ламп и факелов, дыхания множества заперазхов в пещере было теплее, чем на улице. Я начал прогреваться и обнаружил, что могу водить глазами, потом двигать головой и, наконец, пальцами на руках и ногах.

Пока я все еще планировал, как лучше использовать вновь обретенную подвижность, белобородый старец, которого я уже видел раньше, пробрался сквозь массу людей и остановился надо мной, держа в руке лампу. Потом он схватил меня за руку и резко ее рванул.

Мне следовало бы притвориться, что я все еще не способен двигаться, но движение это было слишком неожиданным и застало меня врасплох. Я вырвал руку у заперазха, выдав тот факт, что вернул себе нормальную двигательную способность. Старик позвал нескольких членов племени, и они поспешили к нему. Некоторые сорвали с меня плащ и шапку, данные мне Айзором, другие связали мои лодыжки и кисти рук. Те, что отобрали у меня одежду, забавлялись, примеряя ее на себя и громко хохоча при виде того, как она меняет их внешность.

Старец опустил свою лампу и сел подле меня, скрестив ноги. Он задал мне вопрос на языке, которого я не знал. Я мог лишь смотреть на него. Тогда он сказал на ломаном новарском:

— Ты говоришь по-новарски?

— Да, сэр.

— Кто ты?

— Меня зовут Здим. К кому имею честь обращаться?

— Я Йурог, шаман... по-вашему колдун из племени заперазхов. Но кто ты? Ты не человек.

— Нет, сэр. Я не человек. Я демон из Двенадцатой Реальности, посланный с поручением синдика Ира. Могу ли я взять на себя смелость узнать о ваших целях?

Йурог хмыкнул:

— Демоны — дьяволы, существа колдовские. Но у тебя, по крайней мере, хорошие манеры. Мы принесем тебя в жертву Рострой. — Он кивнул на идола в задней части пещеры. — Тогда Рострой пошлет нам много овец и много коз для еды.

Я попытался объяснить причину моего путешествия и важность моей миссии, но он лишь смеялся моим объяснениям.

— Все демоны лгут, — сказал он. — Это всем известно. Мы не боимся тебя, черный человек, даже если ты и демон.

Я спросил:

— Доктор Йурог, объясните мне, прошу вас. Мне сказали, что в соглашение между вашим народом и солимбрийцами входит пункт о свободном проходе путешественников через перевал Игольное Ушко. Почему же тогда вы меня поймали?

— Соглашение нехорошее! Солимбрийцы обещают давать нам каждый месяц одного быка, чтобы мы позволяли ходить по тропе. Когда Гавинда стал главным солимбрийцем, он не стал больше посылать быков. Он не держит соглашение, мы тоже его не держим. Все чужеземцы лгуны.