Я говорю:

— Товарищ Сталин, Вы знаете, как провалилась русско–японская война? Не потому, что там наши солдаты были плохие, — плохое снабжение во многом решило все вопросы. Царское правительство, которое вынуждено было дать отчет народу, создало «дело Московского интендантства», а на самом деле провалилась его политика. Зачем же нам становиться на этот путь?

Сталин поначалу нахмурился. Потом подумал и назначил комиссию — Г. М. Маленкова, Л. П. Берия и А. И. Микояна. Я торговался с этой комиссией — что можем провести, чего не можем провести. И все прошло гладко.

Г. А. Куманев: Было ли специальное уставное положение об организации службы тыла?

А. В. Хрулев: Было, но оно сводилось к тому, что все материальное обеспечение армии, точно так же и дорожное обеспечение, обеспечение перевозками, обеспечение санитарное, все шло по линии пятых отделов штабов. Управления работали сами по себе. Но никакое Пятое управление не могло сосредоточить функции руководства обеспечения вещевым, продовольственным, санитарным, дорожным, автомобильным; затем еще эвакуация раненых, эвакуация трофейного имущества. Считалось, что все будут делать комендатуры. Но все эти взгляды Генерального штаба оказались слишком примитивными, слишком малыми по масштабам, непригодными. Штабы с этим справиться не могли, поэтому так быстро возник вопрос о стройной организации тыла.

Еще несколько слов из опыта похода в Западную Украину и в Западную Белоруссию. Ничего слишком значительного отсюда, даже из войны с финнами извлечь нельзя было. Поход в Западную Украину и в Западную Белоруссию — это была демонстрация, а не война. Польская армия по существу не существовала. Она оказалась не в состоянии сопротивляться. Между нами говоря, поляки боялись немцев, и все свои войска они стащили на Вислу; немцы сразу взяли польскую армию в «штыки» и очень быстро ее ликвидировали. Единственное, что было получено в результате этих походов, это то, что наша Красная Армия не умеет ходить на марше. Если бы таким путем вышли против немцев, то немцы перебили бы много народа авиацией. Во–первых, шли дивизиями. Нельзя по одной дороге идти дивизиями. Полками — и то надо подумать.

В результате чего произошли эти недостатки? Управлять армией было некому. Все, что было сильного, все, что было способного в 1937–1938 гг., все было перебито.

Во время польской кампании и финляндской кампании вся система снабжения была построена по принципу Первой мировой войны. (Из опыта Гражданской войны нельзя ничего взять в смысле снабжения — не было никакой системы.) Хлебопечение — так, как было в царской армии. Питание солдат — так, как было в царской армии. Снабжение вещевым имуществом — так, как было в царской армии. Те же самые принципы, т. е. возимые и носимые запасы.

Кстати, надо сказать, никто не думал, что будем воевать при морозе минус 50°, что хлеб будет замерзать, а вдобавок у нас и сухарей не было. Солдатский сухарь очень объемистый, его надо прессовать, давать в виде галет, а всего этого тоже не было.

Как же возможно воевать с концентратами, с этими продуктами высокой калорийности, превращенными в концентраты? А где вода? Котелок всегда должен быть с солдатом. А где солдат возьмет кипяток? Он наберет холодную воду, наберет солому, прутья и нагреет воду.

Известно, что американцы едят все консервированное. Кто сказал, что пищу надо обязательно превращать в горячую? Вы посмотрите рацион американцев. У нас каждый человек жидкости литра три–четыре «хватает», а у них этого нет. У американцев имеется и сухой спирт, на котором согревают консервы. Мы давали во время советско–финляндской войны сухой спирт, и делали это по примеру японцев. Японцы дают банку сухого спирта, дают котелок, причем, все это в безлесных, пустынных районах. Пройдите сейчас от Москвы до Парижа — пройдите такими местами, где бы вы не задели населенного пункта? Когда Наполеон в 1812 г. — при редкости населения в Польше, редкости населения в России — он шел не особенно оснащенным, он придерживался населенных пунктов. Теперь населенных пунктов несравненно больше и отягощать себя такими средствами, как кухни, как пекарни, полагаю, нет смысла. А то приходится тащить и кухню, и кипятильник.

Когда мы начали воевать, оказалось, что мы не можем изготавливать кухни в большом количестве — нет металла. А вдобавок ко всему прочему в советско–финляндскую войну мы убедились, что луженый котел после трех месяцев пользования им с солью — не годится, полуда сходит, и люди могут отравляться. Значит, надо котлы лудить. Значит, надо посылать лудильщиков. Котел нужно вынуть, кухню надо демонтировать. Мы мобилизовали из промкооперации около тысячи человек мастеровых, которые знали лудильное дело, сформировали бригады и послали на финский фронт для лужения котлов.

Были и другие моменты, когда мы просто не могли найти металла. Тогда встал вопрос, чтобы сделать чугунные котлы. Многие инженеры выступали, они готовы были черт знает что подозревать. Они готовы были подозревать, что это вредительство. Я сказал: надо взять чугунные котлы. Чугун не окисляется. Сколько лет будет жить кухня, столько лет будет жит и котел.

Тогда начали доказывать, что чугунные котлы очень хрупкие, котел быстро развалится и кухни не будет. Но так как другого выхода не было, то я встал решительно на этот путь — изготавливать кухни с чугунными котлами без испытаний, что и начали проводить в жизнь.

Это дошло до Мехлиса. Мехлис сейчас же накатал записку, что это вредительский акт. Когда на Совнаркоме начали обсуждать этот вопрос, пожались, пожались, все стояли на моей стороне, но не хотели принять решения (это было во второй половине 1940 г., когда Мехлис уже был наркомом государственного контроля), никто не хотел сказать «да». Все твердили одно: «Надо изучить, надо проверить!». Мехлису никто не хотел сказать: «Что ты чепуху городишь?».

Г. А. Куманев: Что Вы можете сказать относительно размещения запасов? Каковы были точки зрения на этот счет?

А. В. Хрулев: Я имел непосредственное столкновение с Мехлисом по данному вопросу. В 1941 г., когда Сталин был уже Председателем Совнаркома СССР, я докладывал на заседании правительства свои предложения по части размещения неприкосновенных запасов. Я говорил Сталину, что неприкосновенные запасы в приграничные дивизии закладывать не следует. Пусть эти приграничные дивизии живут с тем, что у них есть, а запасы сосредоточивать на окружных и центральных складах, желательно за Волгой. Что касается теплого обмундирования — валенок, полушубков, ватных телогреек, шапок, рукавиц меховых, — все это хранится только за Волгой и ничего войскам не следует давать до наступления холодов.

Генеральный штаб говорит: этого нельзя принять, потому что у нас по плану эти приграничные дивизии пополняются контингентами из различных областей и идут они необмундированными и невооруженными, и для того чтобы, прибыв в ту или иную часть, они могли быть боеспособными, необходимо хранить для них обмундирование и вооружение.

Я отвечал и на этот вопрос: предлагаю существующую систему изменить, чтобы военкоматы обмундировывали команды и давали оружие. Чтобы солдат пришел уже готовым, и, если вдруг окажется, что дивизия или войсковая часть разбита или ушла в неизвестном направлении, этот солдат мог быть передан в готовом виде в любую часть.

Доводы против: это совершенно новое дело, пока никем не проверенное.

Мехлис встает:

— Товарищ Сталин, это вредительская точка зрения. Если мы примем эту точку зрения, то мы поставим армию в тяжелое положение. Я служил в царской армии — там было по три комплекта обмундирования на каждого солдата.

Я спрашиваю:

. ~ Где?

— В Егорьевске.

— Это же не граница.

И никто не встал, чтобы сказать, что это была вредительская точка зрения.

Относительно утверждения, что в царской армии в роте лежало три комплекта обмундирования на каждого солдата. Ведь это было обмундирование, которое на войну взять нельзя было, оно предназначалось для парада, чтобы показать красивого солдата.