А положение в химической промышленности к этому времени, т. е. к концу февраля 1942 г. было действительно весьма тяжелым. Захват противником важнейших промышленных районов страны привел к потере и крупных производственных мощностей химической индустрии, к резкому сокращению выпуска химических продуктов и материалов. В первый год Отечественной войны мы потеряли до 80 % мощностей по производству серной кислоты, около половины — по производству аммиака, более 83 % — кальцинированной соды, свыше 60 % — красителей. У нас осталось только 30, максимум 40 % мощностей химических заводов, которые вырабатывали необходимое сырье для производства порохов и боеприпасов. То есть производство порохов и боеприпасов было поставлено под удар. И если бы Государственный Комитет Обороны не принял эффективных мер к тому, чтобы на востоке страны быстро расширить за счет перебазированных предприятий действующие заводы, нашей армии было бы несравнимо тяжелее воевать. К счастью, работники химической промышленности с полной ответственностью к призыву Государственного Комитета Обороны, нашей партии и в течение 1942 г. (хотя летом и осенью пришлось снова заниматься эвакуацией) мы не только достигли довоенного уровня производства южных химических заводов, но и превзошли его.
Что касается дальнейшей судьбы Михаила Федоровича Денисова, то он до 1950 г., т. е. до моего ухода с поста наркома (тогда уже министра) работал моим заместителем и работал неплохо. Потом он возглавлял главк, затем ушел на пенсию. Скончался два года назад.
Г. А. Куманев: Каким же путем, Михаил Георгиевич, выходили во время войны из положения с порохами?
М Г. Первухин: Прежде всего запасы пороха имелись в моблре- зерве. И на первое время этого было достаточно. Кроме южных заводов мы имели большой завод в Горьковской области и большой завод в Молотове (Перми). Так что на этом мы вначале держались.
Положение было бы несравнимо лучше, если бы мы успели реализовать принятое буквально накануне войны правительственное постановление о развертывании в Советском Союзе пороховой промышленности во втором полугодии 1941 г. и в 1942 г. Насколько помню, в нем намечалось до конца 1942 г. построить ряд предприятий этой важной оборонной отрасли, включая 10 заводов по производству баллиститных порохов. Но из–за начавшейся фашистской агрессии эти планы не были тогда осуществлены. Но все же во время войны удалось ввести в эксплуатацию три завода по выпуску баллиститных порохов и один — пироксилиновых порохов. Это позволило увеличить производственную мощность нашей пороховой промышленности в течение военных лет в 1,5 раза, особенно по пироксилиновым и баллиститным порохам.
Г. А. Куманев: Много ли мы получили порохов по ленд–лизу? Кое–где я встречал утверждение, что эти военно–экономические поставки из США, Великобритании и Канады тоже во многом решили в нашу пользу исход вооруженной борьбы на советско- германском фронте.
М Г. Первухин: Подобные оценки — большое преувеличение. Об этом говорят, например, такие данные: за военные годы в СССР было изготовлено около 400 тыс. тонн порохов всех типов. Импортных же порохов мы получили чуть больше 86 тыс. тонн, или около 17 % от нашего производства. Это были в основном так называемые «кордитные пороха ОД», которые благодаря смекалке наших ученых изобретателей нашли широкое применение в зарядах к нашим 120‑мм полковым минометам.
Так что и за эту помощь западных союзников СССР мы им, конечно, благодарны.
Г. А. Куманев: А не удалось ли эвакуировать из г. Шостки завод по производству пороха?
М. Г. Первухин: Своим вопросом Вы напомнили, Георгий Александрович, что был еще пороховой завод в Шостке, который сильно пострадал в начале войны. Оборудование оттуда сумели вывезти и за счет его расширили мощности родственного завода в Молотове.
Г. А. Куманев: Следующий к Вам вопрос, Михаил Георгиевич, сколько новых предприятий химической промышленности вступило в строй действующих в годы Великой Отечественной войны?
М. Г. Первухин: С самого начала войны перед отечественной химической индустрией встала задача первостепенного значения — создать в восточных районах СССР новые мощности по выпуску химической продукции, необходимой для нужд фронта. Для этого требовалось в самые сжатые сроки не только обеспечить расширение уже существовавших объектов, но и развернуть в глубоком тылу новое капитальное строительство химических предприятий. Очень важную роль в этом деле сыграло форсированное размещение и восстановление на новых местах оборудования родственных заводов и фабрик, переброшенных сюда из западных районов, которым угрожал наступавший противник. Благодаря широкому перемещению эвакооборудования, а также с учетом продолжавшейся интенсивной военной перестройки нашего народного хозяйства нам удалось уже в 1942 г. восстановить довоенные мощности по производству большей части химических продуктов: аммиачной селитры, олеума, концентрированной соды, крепкой азотной кислоты, формалина, пластических масс и изделий из них.
Всего же за годы войны, насколько я помню, в системе двух родственных наркоматов: химической и резиновой промышленности
— было введено в эксплуатацию около 50 новых предприятий.
Г. А. Куманев: А как обстояло дело в военный период с синтетическим каучуком? Нас, школьников той поры, не раз посылали в расположенные рядом колхозы и совхозы Горьковской области на прополку кок–сагыза.
М. Г. Первухин: Синтетический каучук и сейчас не полностью заменяет натуральный каучук во всех изделиях. Например, маска противогаза изготавливается только из натурального каучука. Маски из синтетического каучука трескаются. Некоторые лаки, резиновый клей тоже производятся из натурального каучука. У нас натурального каучука нет. Кое–что мы закупали в восточных странах. Накануне и особенно во время войны стали внедрять производство каучука из кок–сагыза и тау–сагыза. Но, к сожалению, промышленного производства этого каучука не получилось. Он получался очень такой засоренный, его весьма трудно было очистить. И если натуральный каучук всегда желтый, то этот черный. Мы его (т. е. ненатуральный каучук) всегда использовали только для самых неответственных дел.
А после войны, когда стало возможным покупать натуральный каучук из восточных стран (например, из Индонезии, Цейлона), то решено было совсем прикрыть эти посевы кок–сагыза и тау–сагыза, а освободившиеся почвы использовать для других культур, в частности, для сахарной свеклы.
Г. А. Куманев: Кого Вы могли бы выделить среди руководителей химической промышленности и ученых–химиков 1941–1945 гг.?
М Г. Первухин: О Михаиле Федоровиче Денисове я уже говорил. Ио памяти могу отметить Александра Яковлевича Рябенко. Сейчас он заместитель председателя Госплана СССР. Он был у меня начальником главка. Во время войны работал вначале на Кемеровском заводе главным инженером, а потом в конце войны, кажется, был у меня заместителем. Заместителем наркома являлся и Сергей Михайлович Тихомиров. Он вложил много труда в развитие органической химии.
К сожалению, среди руководителей химической промышленности СССР военных лет немало уже тех, кого нет в живых.
Если обратиться к ученым–химикам, которые особенно плодотворно трудились в период Великой Отечественной войны, то я сразу могу назвать Семена Исааковича Вольфковича. Он проявлял тогда большую активность, академиком еще не был, но являлся директором НИИ удобрений и ядохимикатов. Там были созданы воспламеняющиеся смеси против танков — так называемая «жидкость КС». (Растворенный фосфор — как ударишь, сразу воспламеняется.) Очень много танков повредили и уничтожили этой смесью, залитой в бутылки. Это было весьма действенное оружие. Наш Чернореченс- кий азотно–туковый завод имел фосфорные печи, плавил в них фосфор, получал жидкость КС и заряжал ею бутылки. Вся продукция шла на фронт.
