Вскрываю пакет и достаю секретный документ с директивными указаниями.
Ю. К. Стрижков: А что конкретно представлял из себя этот мобилизационный план?
В. Н. Новиков: Мобпланы были в наркомате, в главках и на предприятиях наркомата.
Мобилизационный план, хранившийся на нашем заводе, содержал цифры по выпуску вооружения на первый год войны. (А дальше, мол, видно будет.) Что он в себя включал? Количество выпускаемого оружия в первый год войны. Допустим, Ижевск выпускал 2 тыс.
винтовок в сутки, а требовалось по мобплану довести их ежесуточное производство до 5 тыс. на первый год войны.
Производство же охотничьих ружей, мотоциклов и некоторых других необоронных изделий машиностроительный завод должен был прекратить.
В мобплане предусматривалось также, чтобы в стратегическом запасе находились все виды сырья и материалов, из которых требовалось изготавливать винтовки и ряд других видов военной продукции. Исходили при этом из того, что вдруг мы лишились сырьевой базы: нет сырья, нет металлов, нет химикатов, нет топлива, нет того, нет другого и т. д. Все было в мобилизационном плане конкретно расписано. Если нет металла, на складе должен быть запас металла на полугодие. Мало того: кроме самого металла были заготовки на каждый операционный переход на производстве. Допустим, чтобы сделать ствольную коробку, требовалось 70 операций. На каждую операцию был запас на 30–40 дней работы. Значит, если, к примеру, завод ничего не получает на операцию в течение 3–4 суток, то сразу может использовать моблзапас, чтобы не прекращать или не снижать выпуск продукции.
Известно, что необходимое количество лака используется для покрытия с внешней стороны деревянных частей винтовки (ложа, приклад). Мы же сами лак не делаем. Поэтому предусматривалось иметь мобилизационные запасы лака, а также химикатов, запасы того, что необходимо для термической обработки металла. Необходимо было иметь запасы и для металлургии. Вот, скажем, наш завод военный, ему в мирное время давали 80 % качественного металла для изготовления вооружения. Поэтому мы обязаны были иметь запасы молибдена и т. д., т. е. всех элементов, необходимых для добавки при изготовлении качественной стали.
Надо было также иметь запасы чугуна, запасы металлолома и др. Все должно быть в моблзапасе на полгода. Такое сочетание заданий по выпуску оружия и запасов сырья, материалов и постоянное обновление их по мере производства входило в мобилизационный план завода. Это было дело непростое и стоило очень больших детег. При этом надо учесть, что Ижевск работал в основном на дровах, угля почти не получал. Мы получали в мирное время 150 вагонов дров в день, чтобы завод дышал. Это было немалое количество. В лесу работало на перевозке 5 тыс. лошадей с возчиками и погрузчиками. Всего там находилось до 15 тыс. человек, чтобы обеспечить завод топливом.
В войну, по расчетам, надо было иметь 300 вагонов дров в день, чтобы завод дышал с увеличенной программой. Случались в этих условиях и перебои с дровяным топливом. Поэтому мы просили правительство помочь нам немного с углем, потому что у нас газовая станция (где было 5 генераторов) могла работать и на угле, и на дровах. В мобилизационном плане было также предусмотрено, сколько надо мобилизовать лошадей для работы в лесу и вывозке дров, сколько надо вагонов, сколько надо паровозов, чтобы подвезти топливо.
Таким образом, мобилизационные планы были конкретными и развернутыми, достаточно продуманными и требовали больших средств. Но правительство сознательно шло на это, чтобы с началом войны быстро получить необходимое количество оружия. Все эти данные отражались в главках и в нашем наркомате. Там знали требуемые данные по каждому заводу и отрасли в целом.
Я продолжу ответ на первый вопрос относительно моего назначения (и в какой обстановке) заместителем наркома вооружения.
Первый день фашистского нападения был на машиностроительном заводе, пожалуй, самым необычным из всех за годы войны. После выступления по радио заместителя Председателя СНК СССР и наркома иностранных дел В. М. Молотова в цехах завода состоялись митинги возмущения вероломной фашистской агрессией, звучали призывы к ударному труду на производстве. Порыв у многих рабочих и служащих был один — немедленно идти на фронт. За несколько часов от них поступили тысячи заявлений с просьбой направить добровольцами в действующую армию. Всего в течение первых дней войны ушли в ряды РККА почти все работники парткома, завкома, комитета ВЛКСМ, заводской газеты «Металлург» и многие другие. Кроме того, свыше 2 тыс. человек вступили в народное ополчение. Их места стали занимать женщины, подростки и пенсионеры, возвращавшиеся на производство.
Суток мне не хватало. Надо было побывать в каждом цехе, на каждом строительном участке. А везде свои особенности, свои проблемы и трудности. Все цеха пришли в движение: всюду переставлялось оборудование, чтобы разместить, больше станков для наращивания мощностей и увеличения выпуска продукции…
Еду, например, туда, где расширяется объект для отстрела авиапулеметов системы Березина. Спрашиваю у начальника строительного участка:
— Когда закончите работу?
— Через две недели.
— Нужно ли в чем–то помочь?
— Нет, не нужно, справимся сами.
— Ну, тогда две недели — и не дня больше.
Ночью работаю в заводоуправлении с оперативными бумагами и веду прием тех, у кого не был днем и кто пришел за советом и с предложениями.
Звонок из наркомата:
— Как дела, как обстановка? Требуется ли помощь? Что доложить наркому?
Отвечаю, что дела в целом идут нормально. Помощь пока не требуется. Но прошу доложить наркому, чго на заводе не знают, как наращивать производство березинских пулеметов: свои наметки есть, но каковы запросы авиационников?
Мне обещают, что обо всем будет доложено наркому и в ближайшее время я получу точные указания.
В первых числах июля 1941 г. я получил указание из наркомата 7 июля быть в Москве. Вначале подумал, что речь там пойдет о необходимости резкого увеличения производства оружия на нашем заводе. Но оказалось, что я понадобился в Управлении кадров ЦКВКП(б).
Принял меня один из руководителей управления Лелеко, который сообщил ошеломляющую весть:
— Есть мнение назначить Вас заместителем наркома вооружения СССР.
Я попытался объяснить, что нельзя мне уходить с завода, где проработал уже 13 лет, и считаю, что именно здесь мое место во время войны.
Но Лелеко заявил, что сейчас, в военной обстановке, не время выбирать место работы и что мое назначение, кстати, уже состоялось.
В заключение нашей краткой беседы он сказал, чтобы я, не теряя времени, направился в Наркомат вооружения, познакомился с новым наркомом Дмитрием Федоровичем Устиновым и приступил к работе.
Прибыв в наркомат, я сразу же направился к Д. Ф. Устинову, который был назначен наркомом за две недели до начала войны. Перед окончанием Ленинградского военно–механического института он проходил практику на нашем заводе. Поэтому сразу вспомнил меня и, пожимая руку, сказал:
— Очень рад, что будем работать вместе.
Устинов ознакомил меня с состоянием дел в наркомате, заметив, что руководство в лице его заместителей еще не все скомплектовано. Пока, кроме меня, заместителями назначены: Владимир Николаевич Костыгов (по вопросам снабжения и транспорта), Николай Дмитриевич Агеев (по вопросам строительства) и Александр Николаевич Сергеев (по вопросам патронного производства). На меня же возлагается руководство теми заводами, которые выпускают стрелковое и авиационное оружие. Это винтовки, автоматы, пулеметы всех видов, пистолеты, авиационные пушки и авиационные пулеметы, т. е. вооружение пехоты и вооружение авиации.
— Что касается состояния дел на заводах, которые Вы будете курировать, — сказал нарком, — то об этом Вас проинформирует начальник одного из главных управлений наркомата.
Выслушав его, я в свою очередь сообщил, что знаю хорошо почти всех директоров заводов, главных инженеров и многих ведущих специалистов нашего профиля и имею общее представление о положении на этих предприятиях.
