И. А. Бенедиктов: Да, это так. Непосредственно данными вопросами, кроме ГКО и Комиссии по эвакуации, занимался Наркомат заготовок, который во время войны возглавлял Клавдий Петрович Субботин. Мы же, т. е. Наркомзем, в первую очередь отвечали за спасение семенного фонда (семян из государственного фонда) и смогли эвакуировать его в значительном количестве.
Что касается продовольственного зерна, то вывоз его обеспечивал, повторяю, Наркомат заготовок и больше половины этих запасов удалось перебазировать.
Г. А. Куманев? Нельзя ли узнать, в чем заключалась основная работа Наркомата земледелия СССР во время войны?
И. А. Бенедиктов: Как в предвоенный период, так и особенно в условиях Великой Отечественной войны, у Наркомзема СССР был колоссальный и трудноуправляемый объем работы. Чем только мы не занимались! Это и планирование всех отраслей сельского хозяйства. Это и учет. Это и материально–техническое снабжение, причем снабжение всего сельского хозяйства шло из Центра. Это и финансирование (все деньги были у народного комиссара земледелия по всем республикам). Это и управление машинно–тракторными станциями. Наконец, в ведении Народного комиссариата земледелия СССР находилось большая часть лесного хозяйства, а также птицеводство, животноводство, карантинная служба, орошение и осушение, агротехника, руководство научными учреждениями и научными исследованиями в области сельского хозяйства и т. д. и т. п.
Г. А. Куманев: Каковы, по Вашему мнению, роль и место продовольственных поставок союзников нашей стране по ленд–лизу?
И. А. Бенедиктов: Считаю необходимым сразу же подчеркнуть, что именно наше социалистическое земледелие, несмотря на колоссальные трудности и потери, обеспечивало во время войны основные потребности воевавшей страны в продовольствии.
Другими словами, благодаря высокой сознательности, патриотизму, самоотверженному труду колхозного крестьянства, работников МТС и совхозов и, конечно, благодаря широким мобилизационным возможностям колхозно–совхозной системы Советскому государству удалось в годы Великой Отечественной войны располагать таким количеством продовольствия, а также сырья, которого в целом хватало для бесперебойного снабжения Красной Армии и всего населения.
Что касается продовольственных поставок, которые, хотя и с перебоями, но поступали в тот период от наших заокеанских союзников по ленд–лизу, то, к сожалению, они не приняли больших размеров и составляли сравнительно малую долю с того, что было произведено тогда в Советском Союзе. За военные годы (с 1941 по 1945 г.) среднегодовой импорт из США и Канады в СССР крупы, муки и зерна составил (в пересчете на зерно) 0,5 млн. тонн, что равнялось лишь 2,9 % среднегодовой заготовки зерна в Советском Союзе. По признанию руководителя американской программы ленд- лиза Стеттиниуса (в его книге «Ленд–лиз — оружие победы»), поставки продовольствия в СССР (цитирую) «лишь в малой степени отвечали потребности Красной Армии в калориях и ничего не оставалось гражданскому населению».
Однако и за эту экономическую помощь мы благодарны нашим западным союзникам. Ведь и она, хотя решающую роль не сыграла, но, несомненно, ускорила разгром нашего общего врага.
Г. А. Куманев: Несмотря на то, что сельское хозяйство СССР в 1941–1945 гг. в целом обеспечило страну и армию продовольствием, а военное производство сырьем, урожайность на колхозных и совхозных полях в целом не отличалась в тот период высокими показателями, хотя официальная пропаганда на этот счет предпочитала говорить довольно глухо или вообще умалчивала. Было бы весьма важно узнать Ваше мнение, Иван Александрович, по данному поводу.
И. А. Бенедиктов: Действительно, урожайность на колхозных посевных площадях в целом была довольно низкой. Причем не только в военные годы, но и до войны. Главная причина такого положения заключается в крайне малом производстве в стране удобрений.
Был у нас такой крупный почвовед академик Прянишников. Вы его, наверное, знаете. Это большая величина в сельскохозяйственной науке. Он в свое время подсчитывал баланс азота в почве. Нам доказывал на коллегии Наркомата земледелия, что каждый год наш урожай уносит из почвы 5–6 млн. тонн азота. А мы вкладываем в ту же почву в виде трав бобовых, в виде минеральных удобрений, в виде навоза всего 2,5–3 млн. тонн азота, т. е. каждый год мы из почвы брали азота, питательных веществ больше, чем возвращали. И неизбежен был приход такого момента при ухудшении агротехники, когда наступало резкое снижение урожайности. Это и произошло во время, когда мы почву продолжали интенсивно истощать.
И в настоящее время, при бурном росте у нас производства минеральных удобрений их вложений в почву еще недостаточно. Приведу Вам такие цифры. Например, в 1973 г. в СССР было произведено удобрений в размере 72 млн. 322 тыс. тонн, а в США‑77 млн. 400 тыс. тонн при значительно меньшей посевной площади. А если взять на душу населения, то в Советском Союзе в среднем производилось 290 кг минеральных удобрений (в условных единицах), а в США — 368.
Я беседовал с некоторыми академиками из ВАСХНИЛа, спрашивал, сколько они считают необходимо нам иметь удобрений, чтобы полностью снабдить наше сельское хозяйство минеральными удобрениями. Мне называли цифры 140–150 млн. тонн. Может быть, эти цифры и несколько преувеличены, исходя из крестьянской психологии. Но, видимо, все–таки реальная потребность близка к таким данным.
До войны, не говоря уже о венном времени, практически минеральные удобрения у нас давали главным образом только под хлопок и ничтожно мало — под другие технические культуры.
Г. А. Куманев: Какое внимание сельскохозяйственному производству и в целом труженикам деревни проявлял Сталин накануне и во время Великой Отечественной войны? Насколько компетентными, верными были его представления о состоянии сельского хозяйства, а также решения и указания по проблемам отечественного земледелия?
И. А. Бенедиктов: Разумеется, Сталин и до войны, и во время Отечественной войны, да и после ее окончания постоянно интересовался всеми важнейшими делами, связанными с состоянием и развитием нашего сельского хозяйства. Но в силу ряда причин его оценка нашей деревни, жизни колхозного крестьянства на том или ином этапе далеко не всегда отражала действительное положение. Правда, в предвоенные годы, когда встал вопрос о повышении сельскохозяйственного налога, Сталин весьма настороженно отнесся к этому предложению Наркомфина. Но в конце концов согласился его значительно повысить из–за необходимости направить крупные средства в оборонную промышленность. Сельхозналог был тогда увеличен в 1,8 раза и оставался в силе во время войны.
После возвращения страны к мирному труду размеры сельхозналога, хотя и с некоторыми колебаниями, продолжали расти. Где–то в начале 50‑х годов у Сталина сложилось мнение, что наши колхозы уже вполне оправились от огромного ущерба, причиненного им гитлеровским нашествием, и материальное положение колхозников в целом достаточно высокое.
Такое представление вождя о положении колхозов и об уровне жизни наших сельских тружеников было навеяно ему грузинами. Там, в Грузии, доходы от колхозов имелись довольно большие. Были повышены цены на мандарины, абрикосы, другие южные культуры. И в Грузии многие колхозы действительно стали быстро богатеть. (Правда, тоже не во всей республике.) Это сказалось на мнении Сталина о зажиточности колхозов и колхозников. Вступать с ним в спор было занятием нелегким и довольно рискованным. Требовалось быть абсолютно уверенным в правоте своей точки зрения, владеть фактами, точными данными, обладать и определенным мужеством.
Министр финансов Арсений Григорьевич Зверев посоветовался с Министерством сельского хозяйства, и мы с ним решили держаться фактической стороны дела, т. е. доказывать, что колхозы не обладают большими денежными средствами.
