– Плохо, – Рубцов помотал головой. – Полицию эти ребята сметут в два счета.

– Именно. – Я продолжил, пролистывая перед мысленным взором документы о безопасности комплекса. – В случае, если полиции будет оказано серьезное сопротивление, сюда вызовут вас.

– Нас?

– Петровскую Гвардию.

– То есть, пока полиция вступит в перестрелку с японцами, пока сообразит, что дело пахнет керосином, пока свяжется с Кронштадтом, пока по тревоге поднимут ударные гравилеты…

– Мы уже будем мертвы. – Я кивнул, подсчитав время и подтвердив мрачные умозаключения моего спутника. – Мы можем попытаться пропустить все эти фазы. У вас ведь должна быть связь со штабом.

– Никак нет. – Гвардеец отрицательно покачал головой и постучал пальцами по дисплею на запястье. – С тех пор, как упали капсулы, рация молчит. Я попытался связаться с базой, как только началась вся эта кутерьма, и вызвать подкрепления, но увы. На всех частотах глухо.

– Есть у меня одно предложение… Скорее даже два. – Я вздохнул.

– Слушаю, – Рубцов вскинул голову.

– Я знаю, кому мы можем «позвонить» и кто будет здесь почти мгновенно. Бойцы невидимого фронта.

– «Голубые мундиры»?

– Да. От штаб-квартиры Третьего Отделения досюда семь минут на гравилете. Три, если им дадут особый коридор. Они…

– Согласен, – перебил меня Рубцов. – Но как нам связаться с ними, если у меня нет сигнала?

Я развернулся и указал на ряд металлических дверей с символикой двуглавого орла, шедших вдоль коридора. Над каждым лифтом горел знак, предупреждающий о пожаре в здании, однако кнопки вызова не были заблокированы системой. Одни из створок пытались закрыться, но натыкались на лежащее между ними тело какого-то офицера.

– Попробуем подняться повыше, – объяснил я.

Со скрежетом двери скоростного лифта разошлись в стороны, открыв нам доступ на верхний уровень Генштаба. Ворвавшийся в кабину ледяной ветер принес с собой привкус морской воды и почти заглушил компьютерный голос, сообщивший, что мы прибыли на сто второй ярус. Выше был только позолоченный шпиль с циклопическим двуглавым орлом на вершине, напичканный электроникой для радиосвязи. Именно поэтому я и надеялся, что здесь нам удастся поймать сигнал и запросить помощь.

Вот только, когда двери открылись, я понял, что нам ничего не светит. Лифт открывался в бездну. Почти весь этаж исчез, от него остался лишь узкий бетонный пятачок с рваными краями, из которых, словно растопыренные пальцы, высовывались пучки арматуры и стальные балки перекрытий. Громада шпиля над нашими головами накренилась и угрожающе поскрипывала на сыром ветру, заметно покачиваясь из стороны в сторону. Но самой главной проблемой оказались трое десантников в белых доспехах, стоявшие здесь и почти синхронно обернувшиеся на звук лифта.

Не успев отреагировать, я получил от Рубцова мощнейший тычок в грудь и отлетел к стене лифта, ударившись спиной. Через то место, где я только что стоял, промчалась визжащая очередь из импульсной винтовки. Лучи впились в стену лифта, оставив глубокие оплавленные следы. Однако все это я успел осознать позже. В этот момент мое внимание было приковано к гвардейцу, который с ревом «За императора!» выскочил из лифта, держа в одной руке пистолет, а в другой саблю, трещащую ореолом энергетического поля. Первый же выстрел сразил одного из японцев, заставив того выронить винтовку и, рухнув на колени, завалиться лицом вперед. Взмах сабли рассек второго вражеского десантника от плеча до паха, заставив кровь брызнуть из широкой раны. Третий противник попытался было дать очередь из своего оружия, однако за мгновение до того, как он спустил курок, тяжелый ботинок гвардейца впечатался ему в грудь, отбросив далеко назад. Человек в белом доспехе нелепо взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, но, попятясь, переступил через обломанный край этажа и, истошно вопя, полетел вниз с многометровой высоты, чтобы на полной скорости врезаться в пологую стену штаба и продолжить съезжать уже по ней, оставляя за собой длинную кровавую полосу.

– Вон с моей земли, – негромко процедил Рубцов и, убрав оружие, поднял руки к своей шее.

Пальцы в защитных перчатках надавили на замки, и с мягким шипением выравнивающегося давления гвардеец снял шлем. Лицо Рубцова полностью отражало его суть: короткие темные волосы, льдистые серые глаза и застарелый шрам через всю щеку – это было суровое, волевое лицо человека, посвятившего жизнь служению Отечеству.

Оглядываясь по сторонам, я вышел из лифта и подошел к Рубцову, глядя на раскинувшийся перед нами пейзаж.

– Господи, помилуй нас, грешных, и спаси, – едва слышно выдохнул я, перекрестившись.

Санкт-Петербург горел. Прямо посреди залива, смяв под собой монорельсовую дорогу и восьмиполосную автостраду, лежала громадная туша линейного крейсера, похожая на выброшенного на берег кита. Циклопический корабль со строчками иероглифов на белоснежных бортах и эмблемой в виде пылающего голубого солнца. При падении космический корабль по инерции протащило по дну залива еще несколько сотен метров, подняв огромную волну, сметшую набережные и затопившую часть улиц до первого этажа, заставив дома подниматься из воды, как на картинках девятнадцатого века. Сильнее всего досталось исторической части города – волна покорежила и искромсала фасады стоявших на набережной дворцов. И тем не менее после всего этого крейсер не был мертв. Распахнутые люки ангаров походили на раны на его бортах – из них валил густой черный дым, однако часть орудий продолжала стрелять. Сияющие лучи турболазеров врезались в городскую застройку, сметая дома и оставляя длинные почерневшие просеки среди зданий. Офисные башни из стекла и стали, старинные церкви, музеи и театры, жилые дома и парки – все это превращалось в пепел, густой дым поднимался от пожарищ в потемневшее небо. С охваченных огнем улиц огрызались в ответ танки, броню крейсера жгли красные нити лазерных залпов. Прямо над нашими головами с воем реактивных двигателей промчалось звено конверт-истребителей – боевых машин, способных сражаться как в космосе, так и в атмосфере. Следом я различил гудение силовых полей ударных гравилетов – гвардия прибыла.

– Похоже, что нас никто спасать не будет, – пробормотал я, смотря, как горит родной город и рушится все, что я любил.

Сейчас я даже не знал, цел ли мой дом или его, как и десятки других, превратили в раскаленную пыль залпы орудий, предназначенных для боев в открытом космосе.

– У всех сейчас проблем и без нас с тобой хватает, – Рубцов отвернулся и присел на корточки возле одного из убитых им японцев.

Нахмурившись, гвардеец надавил на магнитные замки шлема десантника и, сняв его, отшвырнул в сторону.

– И что это такое? – Мужчина отодвинулся в сторону, давая мне обзор.

Я подошел и посмотрел на лицо убитого. Его остекленевшие глаза были широко распахнуты, слепо смотря в небо.

– Европеоид, – протянул я. – Но ведь… Я думал, что ИВС комплектует армию только чистокровными японцами?

– Так и есть, – кивнул гвардеец, поднимаясь и отряхивая руки в перчатках. – Проверь второго. И поскорей, у меня плохое предчувствие.

Говорить, что такое же предчувствие было и у меня, необходимости не было. Дрожащими руками я стянул с головы второго мертвеца окровавленный шлем. Рубцов выругался.

– Похоже, что мы оказались в эпицентре какой-то колоссальной подставы, друг мой, – холодно проговорил гвардеец, глядя на крейсер, лежавший брюхом на дне залива.

Я еще раз взглянул в лицо мертвого десантника. Светлые волосы и голубые глаза. Кем бы ни был этот человек, он точно не был японцем.

– И что нам теперь делать? – Я поднял взгляд на гвардейца.

Рубцов лишь пожал плечами.

– Сидеть на месте и ждать, пока нас спасут. По-моему, это наиболее разумный вариант.

– Или пока сюда не прилетит заряд турболазера и не превратит нас в обугленные скелеты. У нас нет на это времени. – Я поднялся и направился к лифту.