– Не исключено, не исключено…
– Никогда не думал, что я такой авантюрист, – сказал геолог. – Но ведь может получиться. Я русских-то знал не только вас с Пашей. Они все действительно были малость с приветом.
– Ваша светлость?..
– Моя светлость изволит думать, – сказал Кацман. – Она оценивает варианты. Она пока не уверена.
– Это все очень мило, – сказал пилот. – Но у меня технический вопрос. Через шестнадцать часов сюда придут американцы и попытаются воткнуть в остров свой флаг. У нас есть передатчик, который работает на открытой голосовой волне. Пока вы будете договариваться со своим правительством, я вам гарантирую все тот же случайный ракетный пуск. И смысл?.. Видите, я на все согласен в вашей безумной авантюре. И на то, что я теперь гражданин суверенного острова, и на то, что запасной король, и даже князь Кацман не вызывает у меня ни малейшего негатива. И мы договорились стоять насмерть, все правильно. Но хотелось бы простоять подольше. Извините. В конце концов, мне теперь жениться и воспитывать детей! Чего вы ржете все?!
– Это нервное у нас, – сказал Мюллер.
– Если вы проголосуете за ассоциацию с Российской Империей, я покажу, как не сдохнуть, – пообещал командир.
– Почему нельзя сначала показать? – спросил Кацман.
– Потому что тогда мне нечего будет им предложить, – веско ответил командир.
– И американцы нас не раскусят? – не унимался пилот.
– Они забеспокоятся, но когда до них дойдет, будет поздно.
– Ставлю вопрос на голосование, – четко и уверенно произнес князь.
Все поглядели на него широко раскрытыми глазами, только командир довольно посмеивался в кулак.
– Сразу вслед за провозглашением суверенитета Остров Кацмана предлагает Российской Империи принять его в качестве ассоциированного государства. Кто «за», прошу поднять руки.
Первым руку поднял сам князь, за ним все остальные.
– Благодарю вас. Решение принято шестью голосами «за» при одном «против»; любезный капитан, прошу занести это в бортовой журнал. А теперь, милостивый государь, благоволите показать нам… Что обещали.
– Незамедлительно, ваша светлость. Паша, гарнитуру. Это может занять время, я не уверен, что там все на месте… Спасибо, Паша, есть контакт.
Командир надел наушник и уставился в планшет.
Потом он заговорил на родном языке и сказал такое, что все оторопели. Даже те, кто по-русски знал от силы три-четыре десятка самых общеупотребительных слов.
– Дежурный? Граф Воронцов беспокоит.
Лордкипанидзе, привычно оглаживавший бороду, чуть не вырвал из нее клок. Хикмет уронил челюсть. Мюллер издал сдавленный звук то ли восторга, то ли ужаса, то ли сразу все вместе. Кацман хранил молчание, но вдруг достал носовой платок и принялся очень нервно им утираться. Росси пропустил все шоу, потому что спал.
Паша гадко хихикнул.
– А где там братец мой, далеко ли? – говорил тем временем командир. – Переключите на него, будьте добры… Сережа? Здравствуй, дорогой. Есть минута?.. Ах, ты уже знаешь? Нет, мы только что починили связь, и я первым делом звоню тебе. Почему это я должен звонить американцам, если они и так плывут сюда? Нервничают? Ах, переживают за нас… Ладно, я с ними свяжусь, конечно. Слушай, я по делу. Где там у тебя великий князь?.. А ты объясни, что я звоню ему со всплывающего острова в Тихом океане. На слово «всплывающий» нажми, он же у нас географ изрядный, он поймет. Жду…
Командир оглянулся на Кацмана и сказал:
– Сейчас все будет, ваша светлость.
– Уже не сомневаюсь, ваша… ваше…
– Сиятельство. Но лучше просто «мастер» или Андрей, я так привык. Я только по званию граф, а вообще ничего особенного, простой астронавт. Виноват…
Он снова отвел глаза и заговорил с далеким абонентом.
– Миша, здравствуй! Будь другом, сделай вещь, это как раз по твоему профилю. И надо будет привлечь Костю. И по-хорошему еще Кольку-маленького. Слушай, я тебе докладываю, а ты просто мотай на ус и потом дай свое решение. Я сижу на ничейном острове в Тихом океане. Остров полное дерьмо, кусок лавы примерно километр на километр. Через шестнадцать часов, как ты знаешь уже, ко мне подойдет американский фрегат. Поэтому мы с командой совершили над островом акт оккупации… Да, именно, оккупации. Основали тут княжество, провозгласили суверенитет… Спокойно, Миша. Конституционная монархия у нас. Повторяю, это просто кусок лавы торчит из воды, скоро может снова утонуть… Миша, спокойно. И мы просим Империю взять нас ассоциированным государством… Нет, не просто зависимой территорией, нам нужна честная ассоциация. Да, я офигел, и что?.. Нас семеро смелых, мы поклялись стоять насмерть, защищая эту землю, и будем стоять… Насмерть, говорю тебе… Когда-когда, вчера! В идеале, часов через десять мне тут нужен русский консул. А еще лучше – чрезвычайный и полномочный посол. Только пусть возьмет что-то водоплавающее, я единственный пляж занял, у меня «корсар» на боку лежит… Смотри как надо. Я выхожу в эфир и провозглашаю urbi et orbi декларацию о суверенитете. Все офигевают. И сразу вслед за этим сообщаю, что принят в состав Российской Империи. Все офигевают совсем, и шоу окончено… Да, ты понял меня правильно, это черная скала вулканического происхождения, бессмысленная и беспощадная. Пиши координаты…
Проснулся штурман, Паша дал ему воды, сказал, что они находятся на необитаемом острове, тот снова извинился и опять заснул. Командир снял наушник и сидел молча, отдуваясь, как после очень тяжелой физической работы. Все почтительно молчали, ожидая указаний.
– А вот зачем в империи нужно дворянство, – сказал он наконец, отдышавшись. – Вы не поверите. Все-все получилось.
Он здорово удивился, когда целое государство во главе с монархом бросилось его обнимать.
Когда над черным-черным островом стремительно взлетела обжигающе яркая южная заря, его измученное население только-только закончило писать конституцию. После чего князя официально короновали, и он тут же первым своим указом переименовал Остров Кацмана в Наутилус. Дворянство взроптало, но князь показал ему средний палец. Сказал, все вам прощу, но позорить меня не позволю. Стыдно мне править на Острове Кацмана, а кто не согласен – разрешаю устроить дворцовый переворот. Дворянство поджало хвосты, на трон пока никому не хотелось.
Очухавшийся штурман с одного раза запомнил все, что случилось в его отсутствие, и теперь размышлял: депортация или титул запасного князя. Или все-таки депортация. С одной стороны, он был патриотом, а с другой, понимал, что ребята в принципе правы, и уж если кто борется за мир во всем мире по-настоящему бескомпромиссно, так это они, куда там Америке.
Воронцов вдруг сообразил, что нужен флаг. Знамя Наутилуса придумалось в момент – черное с семью звездами. Его сделали из куска мембранной пленки, звезды командир милостиво пожаловал с рукавов своего форменного кителя, благо их там было восемь. Но встречать русского консула надо было, если по-хорошему, поднятием еще и триколора. Белую полосу сделали из простыни, на синюю командир отдал спину кителя – все равно тот без звезд был уже не капитанский, – а с красной возникла загвоздка. И тут князь совершил поступок: в его багаже нашлась красная рубашка. Кацман в ней хотел красиво сойти с трапа по прибытии на Землю.
Они насадили флаги на штыри от поломанных антенн и водрузили оба полотнища на самую высокую точку «корсара», до которой смогли добраться. После чего наконец-то сели завтракать.
Все были малость шальные от нервной перегрузки и уже не очень хорошо соображали, время от времени над островом разносился истерический хохот после особенно тупой шутки. Но это было точно лучше, чем вспоминать, чего натворили, и пугаться собственной отваги.
В сторону ямы и черного купола они старались не смотреть.
После завтрака решили, что спать уже бессмысленно, поэтому обмерили Наутилус и подготовили документы на оформление.
Затем слова попросил штурман. Трудно ворочая челюстью, он принес всем извинения и сказал, что очень хотел бы присоединиться к славному народу Наутилуса, но, во-первых, недостоин, поскольку совершил акт предательства родного экипажа и любимого командира, а во-вторых, у него все-таки с ними непреодолимые идейные разногласия. И хотя он глубоко понимает и уважает их мотивы, и подозревает, что его легко простят, но осадок неприятный остался у всех, так что лучше он поедет отсюда первым же пароходом.
