Констебль Илола внимательно взглянул на говорившую. Ему стало очевидно, что Хелина Поррас принялась вносить малозначительные уточнения с единственной целью: выиграть время, чтобы обрести душевное равновесие. Илола едва не выпалил, что пришел сюда не для того, чтобы вести счет перьям на ангельских крыльях. Однако сдержался. Вместо этого он сказал:

— Проживающий в Ала-Коттари сапожник Тимо Тойвиайнен…

— Ах, он!

— Именно он, — спокойно отреагировал Илола.

— Невыносимый человек!

— Хм. Мне трудно выразить свое отношение к нему.

— Законченный мошенник!

— Этот мошенник, — продолжил констебль Юрки Илола, — бродил сегодня утром по вашим угодьям. С несколькими ведрами и прочим снаряжением, предназначенным для добычи березового сока…

Заканчивая допрос Тимо Тойвиайнена, Илола подробно расспросил его о месте происшествия. Он намеревался наведаться туда перед тем, как побывать в этом доме. Однако затем передумал. Едва ли это принесет какую-нибудь пользу. Тойвиайнен рассказал, что нападавший унес кинжал с собой. Так что на месте можно было обнаружить лишь примятую кочку и надломленный куст ивняка. Или несколько следов крови самого Тойвиайнена.

Наступал решающий момент, предстояло выяснение личности мужчины с пером на шляпе, в ботинках с отворотами и в костюме зеленого цвета.

Так как высиживание на скамейке у входа, подобно мальчику на побегушках, было малоприятным, Илола обрадовался пришедшей на ум мысли встать и подойти к окну. Указывая на маячивший вдалеке холм, Илола сказал:

— Там, за этим холмом, как вам известно, вдоль берега ручья расположилась березовая роща.

Элиза мгновенно ожила при этом.

Она выскочила из-за станка и тоже бросилась к окну, произнеся взволнованно на ходу:

— Это та самая роща. Очаровательная роща! Там я всегда по весне собираю белые фиалки. Неужели этот негодяй успел нанести ей непоправимый ущерб?

Констебль Илола был уже готов сообщить, что повреждено лишь несколько деревьев, когда в его ушах прозвучал холодный голос Хелины:

— Элиза! У нас достаточно берез. Отправляйся на свое место!

Элиза тряхнула волосами. Однако это непокорное движение головой было единственным выражением протеста. Не вымолвив ни слова, молодая девушка вернулась к ткацкому станку. Длинные стройные ноги промелькнули перед глазами Илола, когда она бросилась на скамейку за станком.

Теперь уже не было никаких сомнений, кто правил в этом доме.

Кроме того, начинало казаться, что власть эта была безоговорочной.

Хелина Поррас произнесла:

— Господин констебль!..

Тон голоса свидетельствовал о намерении скорректировать диоптрию бинокля: то ли Хелина сомневалась в дальнейшем ходе событий, то ли она просто настроилась на более вежливый лад. Во всяком случае, ее манера говорить разительно переменилась:

— …Березы всего-навсего березы. Моя племянница, Элиза, их верная защитница. Однако вы, господин констебль, вряд ли пришли сюда ради этих нескольких берез?

— Нет, конечно, — ответил Илола. — Как я уже упомянул, действия сапожника Тойвиайнена в вашем березняке с точки зрения закона всего-навсего мелкое хищение.

— Вот тебе раз! Мелкое, — вырвалось у Элизы. Несмотря на недавнее предупреждение, она не смогла не вмешаться в разговор и была одарена взглядом, который должен был ее обуздать. Кроме того, этот недобрый взгляд сопровождался еще и словами:

— Работаешь, ну и работай! Или отправляйся в другую комнату, пока мы беседуем с констеблем.

Однако Элиза не последовала ни одному из этих советов. В глазах загорелись непокорные искры, и она запальчиво заявила:

— Когда речь заходит об интересах дома, у меня равное право все знать. Тебе, кажется, известно об этом!

Последние слова девушки обратили на себя особое внимание Илола. В них явственно слышалось упрямство и нежелание подчиняться. Казалось, Элиза так и хотела заявить: «Я совершеннолетняя. И владею третью этого дома». Но и это было еще не все. Казалось, что за этими словами крылось нечто иное — угроза.

Очевидно, Хелина различала оттенки голоса своей племянницы точнее, чем гость, ибо немедленно уступила:

— Пожалуйста, оставайся! Но не встревай без нужды.

— Я заговорю, когда придет мое время.

Слова девушки прозвучали как-то по-особому, пророчески, отчего лоб Хелины вдруг нахмурился. Она резко повернулась и посмотрела прямо в глаза своей племянницы. Некоторое время женщины неотрывно смотрели друг на друга. Затем веки Элизы медленно опустились. Она пожала плечами. И хотя признаки смирения были налицо, Хелина нашла нужным сказать дополнительно в назидание:

— Никто не намерен лишать тебя права говорить. Однако прежде чем сказать, следует хорошенько подумать.

Элиза не ответила.

Повернувшись вновь к констеблю, Хелина сказала подчеркнуто спокойно:

— Продолжим. Цель вашего посещения состоит, очевидно, в том, чтобы, помимо этого незначительного происшествия с березовым соком, сообщить что-то иное… более серьезное?

— Дело обстоит именно так.

— Что же произошло?

— Кровавое злодеяние.

От плиты послышался звук разбившейся посуды. Там стоял шкаф, и Селма брала в это время оттуда кофейный сервиз. Одна из чашек выпала из ее рук и стукнулась об пол, рассыпавшись на мелкие куски, которые она не стала собирать, — стояла на месте, будто окаменевшая. Лицо побледнело, а голос донесся откуда-то из глубины, подавленно и тихо:

— Кто-то… умер?

Кровь отхлынула от лица Хелины. Но она владела собой лучше, чем сестра, и сказала, обращаясь к Селме:

— Держи себя в руках. Ты же взрослый человек! — Поджав губы, она повернулась затем к Илола и спросила: — Что вы имеете в виду? Говорите яснее!

Прежде чем ответить, Илола взглянул на Элизу. Девушка тоже была потрясена, однако сообщение не выбило ее из колеи, как теток. Из ее широко раскрытых глаз так и фонтанировало любопытство.

Тягостное напряжение не могло больше продолжаться, да и Илола решил, что увидел достаточно. Он не случайно употребил только что всего два скупых слова. Теперь, однако, настало время дать пояснения:

— Никто не умер.

Со стороны посудного шкафа донесся вздох облегчения. Селма наклонилась собрать осколки кофейной чашки. Напряженное, едва скрываемое выражение страха на лице Хелины также улетучилось. Теперь у нее была возможность перейти в наступление:

— Вы что, решили играть в прятки? Не можете выражаться яснее? — Илола не успел даже ответить, как с уст Хелины полился поток одновременно вопросов и комментариев: — Когда произошло преступление? И где? Кроме того, какое отношение все это имеет к нам, обитателям этого дома, если какой-то Тойвиайнен решил поиграть со своим ножом?

— Он не играл.

— Что?

— Его ударили ножом.

— Кого, Тойвиайнена?

— Именно его. И не каким-нибудь сапожным, а кинжалом.

Хелина и Селма мгновенно переглянулись. Брови Хелины взлетели вверх. Селма смотрела на нее широко раскрытыми от ужаса глазами. Но уже секундой позже они овладели собой.

Загадочная история!

Когда Хелина позже повернулась к Илола, чтобы задать ему вопрос, ее голос был сдержанным и спокойным:

— Было бы лучше, если бы вы рассказали нам обо всем этом подробней. И сообщили бы, не намерены ли вы опросить нас в связи с этим происшествием.

Илола подосадовал на себя. Он упустил момент, размышляя, как вести себя дальше, а этим воспользовалась Хелина и четко и значительно произнесла:

— Во всяком случае, я могу прямо заявить, что никто из нас ничего не знает об этом.

— Так ли уж?

— Именно так!

В резком ответе прозвучал как бы вызов. Дверь захлопнулась у него перед самым носом в тот момент, когда он потянул за дверную ручку.

Он заколебался.

В создавшейся ситуации он мог бы отправляться восвояси. Однако в его сознании ожил образ ленсмана Пармалахти. Этот круглолицый пожилой господин был, по сути, добродушным существом. Но при необходимости мог стать и сущим дьяволом. Ленсман обещал ждать Илола, как бы долго констебль ни задержался с разбирательством.