— Потеряли работу… — он озадаченно потер подбородок. — А я читал ваши стихи в «Вечерке», думал, что все у вас хорошо.

— Черные времена настают, — сказала я. — Люди ненавидят друг друга.

Валерий Константинович в прошлом был кадровым военным, человеком слова, серьезным и ответственным. От моих слов он погрустнел, тоскливо посмотрел по сторонам, не находя слов.

— А знаете, кто сейчас возглавляет городское отделение фонда? — спросил он, оживившись так, будто придумал что-то стоящее.

— Не знаю.

— Да Дрон же! Ваш бывший председатель исполкома!

— Сергей Евгеньевич?

— Да, он самый. Он вам поможет, я поговорю с ним.

— Чем?

— Вот приходите к нам, мы вам оформим покупку магазина, пока на этом поле не начались битвы с пленными и погибшими, — сказал он, сверкая смеющимися глазами. — А то ведь скоро тут такое начнется, что и вообразить трудно.

— Хорошо, — сказала я, совершенно ошарашенная таким предложением. — Только за какие шиши я его куплю? У меня на свежие овощи денег нет.

— Вы главное приходите, не откладывая. А остальное предоставьте нам. Придете?

— Да.

— Завтра же!

Так начался процесс выкупа моего магазина.

Конечно, мне пришлось побегать, но тогда все легче решалось, многие люди еще не потеряли совесть, еще оставались людьми. Не было очередей, изматывающих проволочек, откровенных издевательств. Хотя экспертная оценка магазина как объекта областного значения производилась одной из авторитетнейших комиссий в области, базированных на строительном институте, но работать с ними было просто и приятно. Тем более что среди членов комиссии оказалась жена одного поэта, почти приятеля, часто забегавшего ко мне поболтать. Она никаких уступок мне не сделала, но и нервы не мотала, и вообще всегда приятно иметь дело со знакомыми людьми.

Не обошлось и без легких вымогательств. Например, 300 долларов с меня откровенно попросил начальник одного из отделов фонда госимущества, совершенно не имеющий ко мне отношения. Помню, он плел что-то невразумительное насчет того, что Облкниготорг, узнав, что я выкупаю магазин, может помешать этому, а вот он берется уладить дело заблаговременно. Его выдумка оказалась такой потешной и неуклюжей, что я лишь засмеялась, но деньги на следующий день принесла. Поживилась за мой счет и юрист фонда, гаже всего то, что это была женщина. Нагло глядя мне в глаза, она сказала, что через год нароет нарушений в нашей сделке и опротестует ее, если я не раскошелюсь. Денег она потребовала 100 долларов, и я тоже заплатила, с тайным пожеланием ей удавиться ими.

Были, однако, и люди противоположного свойства — буквально спасшие меня от краха. Чудом! Все решила случайность! Таким оказался молодой мужчина в начале 90-х годов недолгое время мелькавший то ли в нашем исполкоме, то ли в райкоме партии. Я его, конечно, успела забыть, а тут невзначай увидела в коридоре и пошла следом, не представляя, что он тут делает. Оказалось, что он возглавляет планово-экономический отдел. Ого!

До разговора с ним я знала, что на оплату покупки мне будет дано два месяца. Но если я не внесу всю сумму к назначенному сроку, то оставшуюся часть долга смогу оплатить кредитом. Я была так беспечна, что это меня устраивало и успокаивало, а не настораживало, ни о каких процентах за кредит не думалось, словно меня поразила бацилла идиотизма. Учитывая, что денег у нас не было совсем и их надо было искать, такое благодушие представляло невероятную опасность.

И вдруг эта встреча, неожиданный разговор.

— Да вы в своем уме, Любовь Борисовна? Очнитесь! — ужаснулся этот человек, выслушав мои разглагольствования. — Этот кредит уничтожит вас. Вам надо приложить все усилия, чтобы оплатить магазин в срок. Надо спешить!

Меня словно отрезвили. Тогда только я почувствовала, насколько серьезное дело затеяла и что надо, действительно, собраться и поработать.

И вот в Юрин день рождения 17 июня мы по каким-то делам зашли в издательство «Сич», а оттуда направились в фонд госимущества на подписание договора купли-продажи. Спустившись вниз, я споткнулась о последнюю ступеньку и растянулась на площадке первого этажа. Из рук выпали сумка, и ее содержимое разлетелось во все стороны. Плохая примета! У меня мелькнула мысль вернуться и от всего отказаться. Но потом я превозмогла себя, и мы пошли дальше.

Помню теплый день, светлый кабинет Сергея Евгеньевича, его хорошее настроение при подписании договора, он меня поздравил, и я видела, что все слова были сказаны искренне. На улице покачивались верхушки каштанов и заглядывали в окно, будто подсматривали за нами, когда мы пили шампанское.

Для производства оплаты по ходатайству фонда госимущества мне был открыт счет в банке «Днепркредит». Зайдя туда, я увидела в кабинете главного бухгалтера знакомое лицо и вспомнила, как делала первые шаги со своим кооперативом «Веда». Тогда по предписанию Кировского исполкома я пришла в Кировское отделение Укрсоцбанка заключить договор на банковское обслуживание. Главный бухгалтер, подписывая необходимые документы, стервозно негодовала:

— Только время у людей забираете. У вас все равно ничего не получится.

Если бы не решение исполкома, то она бы отказала мне в открытии счета. Теперь она сидела тут. Увидев меня и поняв, что я выкупаю магазин, она опустила глаза, но я все равно напомнила ей слова семилетней давности.

— Да, я была неправа, извините, — сказала она, и это был редчайший случай на моем веку, когда хамка признала вину.

В течение двух месяцев мы распродавали все, что у нас было ценного: квартиру на Комсомольской улице, где провели лучшие 12 лет жизни, носильные вещи, стройматериалы, заготовленные для ремонта Юриной родительской квартиры, новую бытовую технику — и по частям оплачивали покупку. Не обошлось и без долгов — три тысячи долларов я попросила взаймы у сестры. Отдавался этот долг исключительно трудно, потому что продавать уже было нечего, а мы с Юрой сидели без работы, и магазин уже почти ничего не выторговывал.

Все-таки я уложилась в срок и оформила магазин в свою собственность.

Прошло лет пять, возможно, больше. Как-то к нам в магазин зашел мужчина — средних лет, невысокий, симпатичный, в дешевой курточке из плащевой ткани и с сумкой через плечо. Вид у него был и помятый, и несчастный. Он прошелся вдоль прилавков, а потом подошел к моему столу, сделал вид, что заинтересовался книгой. Но через минуту поднял на меня глаза:

— Вы узнаете меня, Любовь Борисовна?

Я присмотрелась к нему. Да, что-то знакомое, из далекого времени... Но нет, не знаю, кто он.

— Не узнаю, — призналась. — Извините.

— Мне необходимо, чтобы вы меня вспомнили. Присмотритесь еще раз.

— Напомните, где мы встречались, — попросила я.

— Фонд госимущества. Вы выкупали этот магазин, а я вытребовал с вас взятку в 300 долларов. Припоминаете?

— Да-да, — я улыбнулась. — Было такое, припоминаю.

— Я пришел просить прощения за это. Простите меня, ради Бога! Я поступил как негодяй. Я тогда соврал вам.

— Я догадывалась, что вы фантазировали. Дело прошлое.

— Простите меня. Я видел, что забираю у вас последнее, а отказаться не мог. И ведь не от нужды брал, а на пропой.

— Да Бог с ними, с этими деньгами, что вы так убиваетесь?

— Я никогда не забывал ваши глаза, когда вы протягивали мне деньги. В них была не злоба, не ненависть, а беззащитность. Сейчас мне очень тяжело, и я сполна прочувствовал, каково тогда было вам.

— Знаете, я давала вам деньги с легким сердцем, — сказала я. — Это правда. Так что забудьте о них.

— Вы не держите на меня зла?

— Ни разу не держу! И не держала никогда, — я говорила правду, ведь он не вымогал, он просил, придумав для этого не очень убедительный резон.

— Спасибо, и храни вас Бог, — и он быстро вышел из магазина.

Мы с Юрой тревожно переглянулись, не зная, что его благословение очень скоро поможет нам.