Вечером он спросил, собираясь чистить зубы:

— Тебе не попадались никакие мои вещи?

— Что за вещи? — Я старалась не смеяться.

— Одна небольшая коробочка вроде сейфа. У меня там дискеты для будущей пьесы, понимаешь?

— Нет, солнце, я ее не видела. Но если попадется, обязательно скажу.

На сегодня все.

В.

Либби наконец позвонила. У нее нет сведений о Мэри Тисдейл. Неизвестно, как они встретились, есть ли у них дети, сколько ей лет, откуда она. В поселке Черноозерском ничего не знают об этой женщине. Существует ли она вообще? О ней нет никаких официальных данных: ни номера социального страхования, ни водительских прав, ни страховок. Либби дважды приезжала к дому и барабанила в дверь, но никто не отозвался. Шторы были задернуты, свет погашен.

— Но я уверена, что там кто-то был, — сказала Либби. — Оттуда доносилась музыка и вкусный запах. Что-то готовили.

— Что будем делать дальше? — спросила я. — Может, привлечь полицию? Получить ордер или еще что-нибудь?

Либби немного подумала.

— Сейчас я позвоню вам.

Через десять минут она была на проводе.

— У меня есть подруга в шерифской службе. Она думает, что удастся заполучить ордер на следующей неделе. Примерно в среду. Вы можете подождать до среды?

— Думаю, придется.

Я чувствовала, что выдохлась. Но как только повесила трубку, поняла, что так долго ждать не смогу. В выходные сама поеду на Черное озеро и не успокоюсь, пока не найду миссис Мэри Тисдейл.

На сегодня все.

В.

На Черное озеро я так и не попала. Около полудня зазвонил телефон. Роджер повез Пита в центр покупать ботинки, я была дома одна.

— Открой дверь! — Голос Эдди.

— Зачем? — Я не собиралась сегодня играть в эти игры.

— Открой, и все.

— Хорошо. — Я взяла дистанционную трубку. — Спускаюсь вниз. Открываю…

Так вот он где! Припарковался на дорожке и говорит со мной по сотовому. Эдди опустил стекло и послал мне воздушный поцелуй.

— Поехали кататься? — Он продолжал говорить в телефон, глядя на меня.

Я вернулась в дом и заперла дверь.

— Эдди, пожалуйста, не сейчас.

— Ну не надо так, дорогая. — Он тяжело вздохнул.

— Ты понимаешь, что я могу заявить в полицию?

Молчание.

— Ты же не хочешь этого на самом деле, дорогая. — Наконец он сказал: — Я тебе не враг. Кроме того, разве не хочешь, чтобы я сам был на твоей стороне, когда ты будешь судиться с мужем? И особенно когда вы будете спорить по поводу опеки над ребенком? Разве не хочешь, чтобы я помог тебе?

Кошмар какой-то.

— Слушай, что тебе от меня надо? Денег? Секса?

— Как насчет того и другого? — фыркнул Эдди. — Выходи, покатаемся.

Я схватила кошелек, вышла и забралась к нему в автомобиль. Эдди наклонился, поцеловал меня горячими и влажными губами. Гладкие спинки сидений пахли лосьоном-очистителем. Мы проехали заброшенное зернохранилище близ аэропорта, и там, среди брикетов, он начал целовать меня.

— Как я соскучился! — Он уже возился с моей пряжкой.

— Эдди, не надо, пожалуйста. Мне пора возвращаться.

— Не спеши, дорогая. — Он влез мне под блузку, игриво трогая груди. — Мы с тобой еще не договорились.

— Чего тебе надо, Эдди? Золота? Ты из-за него это все устроил?

— Ты гениальна. — Он расплылся в улыбке.

— Никакого золота у меня нет, — начала я.

Эдди схватил мой сосок и ущипнул.

— Ай! Пусти! Эдди, я буду счастлива дать тебе немного денег, если ты на мели.

— «Немного денег»… — рассмеялся он. — Я не это имел в виду.

— Эдди, этого золота не существует. Диана ошиблась.

Он уставился мне в лицо, словно решая, верить или нет.

— Правда? — наконец сказал он.

— Правда. — Я веско кивнула.

— В таком случае я, пожалуй, верну тебя домой. — Он включил зажигание.

Я проглотила комок в горле. На обратном пути оба молчали. Проезжая окраину, Эдди неопределенно хмыкнул. Я размышляла: может ли он каким-то образом узнать, что я лгу? Едва мы доехали до моего квартала, я схватилась за дверь:

— Можешь прямо тут меня высадить.

До дома шла пешком. Сейчас три часа дня, Пит и Роджер вернутся с минуты на минуту. Сосок до сих пор болит.

На сегодня все.

В.

Ночь, без пятнадцати три. Сижу и жду, пока тайленол подействует. Не могу уснуть. Перед глазами одна и та же картина: Эдди тащит в машину мое бездыханное тело. Его запах до сих пор меня преследует. И мысли, мысли, одна ужаснее другой:

1. Эдди узнает, что я лгу, и расправится со мной.

2. Эдди узнает, что я лгу, и убьет Пита.

3. Эдди заразил меня СПИДом.

4. ………………… герпесом.

5. ……………………… венерической болезнью.

6. Я беременна.

Глаза стали наконец слипаться. Сейчас завалюсь на кушетку. Не могу больше лгать Роджеру: причин и так достаточно, а тут еще эта история с Эдди. Меня мутит. Но и клонит в сои, слава богу. Нужно поспать хотя бы несколько часов, если я хочу завтра поехать к Черному озеру.

На сегодня все.

В.

Думала, из дома мне сегодня не выбраться. После обеда Пит сказал, что все равно не наелся. Подогрела ему томатный суп и сандвич с ореховой пастой. Он заявил, что паста хрустит на зубах и он ее терпеть не может. Мы все в ней перепачкались. Пришлось выкинуть сандвич и сварить ему равиоли. Отскребая пасту, я зацепила дуршлаг, и все содержимое полетело в помойное ведро. Пит завизжал, замахал руками-ногами. Он так бесился, что слетевший ботинок разбил зеркало в прихожей. Я голыми руками собирала осколки, порезалась, испачкала кровью ковер. Жидкость для чистки ковров, естественно, куда-то пропала. Попробовала жидкость для мытья посуды — только все испортила.

Когда Пит наконец успокоился, пришел Роджер и объявил, что хочет обсудить планы на лето. Решил отправить нас с Питом на север Мичигана, к Верхнему полуострову, и навещать по выходным. Продолжая прикидываться, я с восторгом одобрила этот план. Все рассчитал, подлец. С понедельника по пятницу будет жить на Черном озере с другой женой, а по выходным ездить ко мне, «и эти двое ни разу не встретятся». Пусть так и думает!

Как только Роджер ввел наши летние планы в новую программу-календарь, зазвонил телефон. Потом еще раз. И еще. Сначала Грета Хаас (из церкви) спросила, не помогу ли я им на Пасху с яйцами. Потом позвонила мама — пожаловаться на папиного онколога. Говорит, умчался в больницу, как на пожар, только чтобы избежать разговора с нею. Охотно верю. Третьим был продавец на телефоне из маркетинговой ассоциации инвалидов, пытался продать мне электрические лампочки со сроком годности сто лет. Я нажала кнопку новой антимаркетинговой функции — какое блаженство было ее использовать! — и радостно слушала, как солидный электронный голос рекомендовал моему собеседнику бросить это дело. Потом телефон зазвонил еще раз, но почти сразу замолчал. На телефоне высветилась надпись: «Номер не определен». Наверно, продавец лампочек очухался и решил поругаться. А может, это Эдди звонил.

Было уже три часа. Сказала Роджеру, что пойду делать маникюр. Он рассеянно кивнул в мою сторону и опять уставился на «Зену — королеву воинов». Уверена, он даже не заметил, что я вышла из дому. Минут через двадцать наверняка позовет меня, начиная с выкриков средней громкости и постепенно переходя к пронзительным воплям, рвущим барабанные перепонки. Попросит Пита сбегать за мной наверх, а Пит ответит: «Мама пошла делать маникюр». Он-то, в отличие от своего отца, внимательно слушает, что я ему говорю. Я представила, как Роджер озадаченно скребет голову, и поблагодарила Бога, что мне не долго осталось жить с этой обезьяной.

Проехать на Черное озеро короткой дорогой оказалось невозможно: Кроуфордский проезд ремонтировали. Пришлось вернуться к рынку — еще двадцать минут потеряно. Добравшись до озера, я так вспотела, что блейзер промок под мышками и потные ладони оставляли пятна на руле. Свернула к жилищному товариществу, отыскала нужный квартал и дом Роджера. Дом был последним, в самом конце дороги, почти терявшейся среди высоких сосен. Припарковалась у обочины. Сердце так грохало — пульсировала даже серебряная булавка на лацкане блейзера.